Что могут рассказать мамонты о заселении крайнего севера первыми людьми
Работы полностью российских групп ученых не слишком часто удостаиваются публикаций в самых престижных научных журналах. Тем больший интерес вызвала вышедшая недавно в Science статья петербургских исследователей, в которой они представили свидетельства тому, что холодные просторы северной Евразии люди сумели освоить намного раньше, чем предполагалось до сих пор.
О главных выводах работы – а заодно о том, за что вообще древние люди так ценили мамонтов, и стоит ли их «воскрешать» – мы поговорили с одним из авторов работы, археологом, кандидатом исторических наук, старшим научным сотрудником петербургского Института истории материальной культуры (ИИМК) РАН Владимиром Викторовичем Питулько.
Владимир Питулько: В статье обсуждаются две находки костных останков представителей плейстоценовой фауны, которые сохранили свидетельства того, что эти животные встречались с человеком еще при жизни. И, судя по результатам радиоуглеродного датирования, их встреча состоялась около 45 тысяч лет назад. Датировка эта вполне достоверна: было проведено изучение непосредственно самих останков, и получено подтверждение в анализе сопутствующих отложений.
В первом случае обсуждается целая группа специфических повреждений, оставленных оружием древнего человека на костях мамонта, останки которого были найдены близ метеорологической станции на мысе Сопочная Карга на Таймыре, в устье реки Енисей. Здесь речь идет о находке полного скелета, причем с большими фрагментами мягких тканей и внутренних органов.
Вторая из этих находок сделана в северо-восточной части Сибири, в бассейне реки Яна, примерно в 500 километрах от ее устья, где были найдены многочисленные останки плейстоценовой мегафауны. Преобладают здесь кости бизонов, хотя находятся останки и носорогов, и мамонтов, и волков, и оленей. При этом на сохранившейся плечевой кости, принадлежавшей вымершему волку, на ее внешней стороне обнаруживаются следы раны, оставленной ударом орудия с острием конической формы, сделанном из бивня или кости мамонта. Возможно, копьем, хотя самого оружия найдено не было.
Стоит заметить, что речь идет о раскопках не полноценной стоянки, а всего лишь места концентрации костных останков животных, которая возникла, возможно, в результате деятельности древних людей. Скорее всего, их стоянка была где-то неподалеку, или это был своего рода временный охотничий «полевой лагерь».
«N+1»: Вообще, почему на слуху именно мамонты? Действительно ли они играли какую-то особую роль в жизни древних жителей Севера?
В.П.: Стоит сказать, что убийство мамонта – или другого крупного представителя мегафауны – для людей той эпохи уже не представляло особой сложности. В принципе, они умели их добывать задолго до того, как на мамонтов развернулась широкомасштабная охота. Это говорит о том, что в какой-то момент у древнего человека появилась некоторая особая необходимость в добыче этих животных. На мой взгляд, необходимость возникла не в силу пищевых потребностей – хотя в пищу их, безусловно, тоже широко употребляли – а из-за потребности в инструментальном материале, который мог бы заменить дефицитное на севере дерево.
Люди, расселявшиеся по открытым пространствам севера Евразии 45 тысяч лет назад и позднее, были вынуждены осваивать местность с почти полным отсутствием древесной растительности. А ведь испокон веков именно дерево играло роль важнейшего ресурса для изготовления инструментов, в том числе охотничьих орудий. Так люди столкнулись с настоятельной необходимостью замены, поиска нового материала. Найдя такую замену – кости и бивни мамонтов – они смогли расселиться по всей северной части Евразии, а затем и Америки.
Иначе говоря, я считаю, что их всегда добывали, прежде всего, ради бивней, которые могли использоваться для производства оружия и орудий труда. Они неплохо подходят для острых наконечников, а некоторые экземпляры – и для полноразмерных копий длиной до двух метров. Во всяком случае, такие археологические находки известны, например, в палеолитических стоянках на Сунгире во Владимирской области на реке Берелех в Якутии, а также на Янской стоянке.
«N+1»: Пишут, что находка мамонта на Сопочной Карге уникальна, и впервые за долгое время в распоряжении ученых оказались столь полно сохранившиеся останки. Насколько это справедливо?
Находки мамонтов и других представителей плейстоценовой фауны – носорогов, оленей, лошадей – случаются не слишком часто, но они и не настолько редки, чтобы считаться уникальными. В последние лет 20 их обнаруживают особенно много, а за последние 5-10 лет промысел бивней приобрел уже чудовищный размах. Эти действия наносят колоссальный ущерб уникальным природным архивам, археологическим и геологическим объектам. Такая деятельность незаконна, хотя порой промысловикам удается организовать целые карьеры для почти «промышленной» разработки концентраций костных остатков. Эта работа иногда дает и действительно ценный результат.
Я бы не сказал, что рост числа таких находок связан с таянием мерзлоты или активной хозяйственной активностью на Севере. Ключ ко всему – деньги. Огромные цены на бивни стимулируют их хищническую добычу, особенном – нелегальными способами. Сегодня эта активность достигла опасного уровня, и если дело будет продолжаться теми же темпами, то уже в обозримом будущем мы рискуем просто утратить свой предмет исследования.
Находка мамонта на Сопочной Карге, действительно, по-своему довольно интересна, о ней сообщалось еще в 2012 году. Скелет сохранился достаточно хорошо, частично есть и мягкие ткани, включая пенис, что является большой редкостью. Но главный интерес ей придает, все же, насильственная смерть мамонта, о чем мы и пишем [в статье, опубликованной Science]. О том, что жизненный путь его прервали не естественные обстоятельства, а именно встреча с охотником. Вот это в ней действительно важно.
Ведь возраст мамонта датируется 45 тысячами лет назад. Это значит, что границы обитаемого мира в ту далекую эпоху были существенно обширнее тех, какими мы их представляли до сих пор. Прежде подобные находки ограничивались примерно 55° северной широты (уровнем Московской области – прим. ред.). Единственным исключением являлись раскопки в Усть–Ишиме, расположенной на берегу Иртыша, на 58° северной широты и датированной теми же 45 тысяч лет назад. До Сопкарги далее на север были известны лишь археологические памятники более молодого возраста, редкие из которых датированы хотя бы 30 тысяч лет.
Сопкаргинский мамонт раскопан на 71° северной широты, почти на 2000 километров к северу, далеко за полярным кругом. Это существенно расширяет пределы пространства, заселенного человеком уже в ту эпоху. Кроме того, мы говорим о том, что эти находки могут иметь некоторое отношение к проблеме заселения людьми Нового Света. Отношение это не прямое, его не стоит считать достоверным свидетельством о более раннем появлении людей в Америке.
Однако мы можем видеть, что люди уже 45 тысяч лет назад находились сравнительно недалеко от Берингова пролива – верней, от существовавшего в те годы перешейка, который соединял Евразию с Северной Америкой. И я думаю, что, скорей всего, они воспользовались им и продолжили движение, заселив Америку раньше того времени – после примерно 15 тысяч лет назад – которое сегодня считается наиболее вероятным.
«N+1»: Какая судьба ждет самого Сопкагирского мамонта? Его исследование будет продолжаться?
Мы изучали его останки несколько лет, был изготовлен макет для экспонирования в музее, а сам он будет отправлен на постоянное хранение. Пока на этом все. Ну а мы продолжим поиски новых – и на Западном Таймыре, и на Лене, и по всей Восточной Сибири. Разумеется, при условии финансирования этих работ.
«N+1»: Как вы относитесь к идеям по клонированию мамонтов, которые то и дело будоражат публику?
Я считаю эти идеи, в общем-то, пустыми, и отношусь к ним отрицательно. По-моему, они в большей степени являются личными пиар–акциями отдельных исследователей, нежели настоящими научными проектами. Но главное, я совершенно не понимаю самого замысла таких проектов, их мотивов. Зачем это делать? «По приколу»? Допустим, мамонтов удастся воссоздать – но что с ними делать потом?
На мой взгляд, единственное, что тут может быть ценное, состоит в отработке технологий воссоздания вымерших видов. Такие методы могут помочь нам с теми животными, которые сегодня находятся под угрозой исчезновения. Но все равно, лучше работать над тем, чтобы предотвратить катастрофу, а не над тем, как бороться с ее последствиями.
Беседовал Роман Фишман
Иранский математик Мариам Мирзахани, в 2014 году ставшая первой в истории женщиной — лауреатом Филдсовской премии, умерла 15 июля 2017 года. Как сообщает Tehran Times, причиной смерти стал рак груди, метастазы которого у ученой несколько недель назад обнаружили в ее костном мозге. Мирзахани было 40 лет.