Упрямый ученый

Мнение редакции может не совпадать с мнением автора

В Петербурге 7 ноября 2019 года умер Лев Самуилович Клейн: археолог, антрополог и публицист. Он прожил 92 года, очень долгую жизнь, к которой не подходят никакие клише. Нельзя сказать, что ушла эпоха: эпоха подразумевает обширность и общность, но Лев Клейн всегда был сам по себе. Редакция N + 1 вспоминает жизнь этого замечательного ученого.

Клейн не был ни патриархом, ни «динозавром»: он всегда следил за новейшими достижениями в интересовавших его областях знания (очень многих) и был неукротимо любопытен. Он сохранял ясность ума и трезвость суждений, не терял полемического задора. Много ли у нас было девяностолетних ученых, способных поддерживать корректную беседу с комментаторами колонок в «Троицком варианте»?

Свою автобиографию он назвал «Трудно быть Клейном» (Спб: Нестор-история, 2010). Заглавие подразумевает, конечно, и то, что жизнь его складывалась сложно, и что сам он был сложным, упрямым и упорным человеком.

Лев Клейн родился в семье врачей в Гродно в 1927 году. Во время войны он оказался в эвакуации в Йошкар-Оле, что впоследствии считал большой удачей: он очутился в очень сильном классе с сильными педагогами, приехавшими из Ленинграда.

Шестнадцатилетним юношей он отправился на фронт и оказался вольнонаемным в военно-строительной части. Затем по настоянию отца, желавшего видеть сына при «настоящем деле» — инженерном ли, медицинском ли, год отучился в вагоностроительном техникуме, после чего вернулся в Гродно и поступил в тамошний педагогический институт, чтобы заниматься языками и историей.

Довольно быстро Клейн, скептик и спорщик, оказался в неприятном положении: выступая на городской комсомольской конференции, он высказал несколько критических соображений, которые едва не привели к исключению его из ВЛКСМ, что поставило бы крест на его будущем.

Тогда Лев Самуилович отправился в Ленинград, чтобы перевестись с заочного отделения филфака ЛГУ, куда он поступил годом ранее, на дневное. Ему снова повезло: год он занимался у Владимира Проппа фольклором.

Пропп порекомендовал талантливому студенту продолжить учебу не на филологическом факультете, а на историческом, но Клейн еще несколько лет учился на обоих факультетах. Диплом, впрочем, он получил на истфаке, выбрав из возможных поприщ археологию.

С молодости Льва Клейна занимали этногенетика, физическая антропология, самые разные области археологии, в том числе прикладные вопросы, например типология керамики. Диплом он написал на тему «Геродотовы легенды о происхождении скифов в свете древневосточной письменности».

При этом он не утратил интерес к филологии и, учась еще на четвертом курсе, написал критическую статью об академике Николае Марре и выступил с ней на конференции в Институте истории материальной культуры перед крупными учеными.

Звезда Марра, некогда обласканного властями, уже закатилась, и до знаменитой сталинской статьи «Марксизм и вопросы языкознания» в «Правде» оставались считанные месяцы, но Клейн подверг себя большому риску.

В мемуарах он писал, что его поздравили с блестящим дебютом, который закрывал ему дорогу в аспирантуру. В аспирантуру он, в конце концов, поступил, но с четвертого раза.

Препятствия как будто раззадоривали ученого. В 1960 году — к окончанию аспирантуры — он подготовил к печати книгу «Спор о варягах».

Трудно представить себе более политически ангажированную тему: считать варягов, выходцев из Скандинавии, основателями древнерусского государства было опасно (в МГУ за такое отчисляли, как это случилось с Андреем Амальриком, диссидентом и сооснователем Московской Хельсинской группы).

Книга тогда так и не вышла: ее удалось напечатать спустя почти полвека. Но работа не пропала: Клейн стал вести на кафедре спецкурс, из которого вырос «варяжский» семинар.

Далекому от истории отечественной науки читателю упоминание спецкурса шестидесятилетней давности может показаться разве что комичным, но это было интереснейшее явление: из внутрикафедрального проекта выросла университетская научная дискуссия, которая, в свою очередь, превратилась в межвузовские скандинавские конференции. В этих конференциях участвовали специалисты из разных областей науки.

Сегодняшним молодым ученым междисциплинарные проекты кажутся самым естественным делом, а в 1960-х и 1970-х это было ново и необычно. Но главное, что произошло благодаря варяжской дискуссии, — археологи добились расширения научного пространства. Историю Древней Руси начали рассматривать в более широком, европейском контексте, были заложены новые научные связи со скандинавскими учеными, и о достижениях советских археологов начали узнавать на Западе.

В 1977 году Клейн опубликовал в американском журнале Current Archaeology большую статью “A Panorama of Theoretical Archaeology” («Обзор теоретической археологии»).

Эта публикация не была для ученого первой в крупном западном издании, но это был программный текст, в котором на равных рассматривались трудности и достижения западных и советских исследователей в методологии, логике и философии археологии.

Имя Клейна стало хорошо известно, и до сих пор историки археологии ссылаются на эту статью, когда речь идет о развитии советской науки (например, Bruce Trigger. A History of Archaeological Thought. Cambridge University Press, 1989; 2006).

В конце 1970-х Клейн добился разрешения на публикацию монографии «Археологическая типология» в Оксфорде («ввиду полной безнадежности мечтаний опубликовать эту книгу на родине»). Эта книга, вышедшая по-английски в 1982 году, стала бы триумфом ученого, но произошло непредвиденное: в марте 1981 он был арестован по обвинению в мужеложстве.

Из лагеря он вышел в 1982 году и оказался выброшен из академической жизни: его лишили степени и звания. О своем тюремном опыте он написал книгу «Перевернутый мир», опубликованную под прозрачным псевдонимом Лев Самойлов в журнале «Нева» в 1988 году.

После перестройки Клейна стали приглашать преподавать в европейских университетах, но дома ему пришлось практически заново защитить кандидатскую. К тому времени, когда его восстановили в СПбГУ (1994), он поучаствовал в создании Европейского университета в Санкт-Петербурге, где преподавал до 1997 года.

В 1990-х и 2000-х ученый опубликовал сотни книг и статей на самые разные темы: о Гомере, о гомосексуальности, о религии, о язычестве, об истории науки, о культуре. В 2004-м вышло его «Введение в теоретическую археологию» — корпус лекций, посвященный его самой любимой области знания – природе археологии, принципах работы этой дисциплины, ее процедурах.

Спустя десять лет Клейн опубликовал двухтомную историю российской археологии («История российской археологии. Учения, школы и личности». СПб: Евразия, 2014), которой наверняка предстоит долгая жизнь.

Во втором томе, посвященном ученым советской эпохи, Клейн, как обычно, и щедр, и предвзят: большинство своих героев он знал лично и знал долго. Кто и когда сумеет повторить этот труд, будучи столь же компетентен и коротко знаком с поколениями ученых?

В предисловии к уже упомянутому «Введению в теоретическую археологию» Клейн писал о своих оппонентах: «Я критически относился к их работам и продолжаю придерживаться той же позиции. Однако само существование этих оппонентов и их постоянная активность, воспринимавшаяся мной как вызов, немало способствовали развитию моих взглядов, оттачивали мои аргументы».

В этом он был весь: упрям и учтив. Он был убежден, что для науки непременно нужна живая дискуссия, а чтобы дискуссия существовала, ее нужно вести и поддерживать. Его будет очень не хватать.

Юлия Штутина

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.