Австралийские ученые успешно опробовали новую методику для сохранения редких короткокоготных кенгуру. Молодые особи этих сумчатых часто становятся жертвами одичавших кошек, так что исследователи предложили отлавливать их и содержать на огороженной территории до тех пор, пока они не станут достаточно крупными, чтобы обороняться от хищников. Эксперимент, проведенный на территории одного из заповедников в Квинсленде, подтвердил эффективность такого подхода: за три года численность местной популяции короткокоготных кенгуру выросла с шестнадцати до сорока семи особей. Как отмечается в статье для журнала Current Biology, в отличие от традиционных методов, например, огораживания больших территорий, доращивание молодых кенгуру обходится сравнительно дешево: на весь проект у исследователей ушло менее ста тысяч австралийских долларов.
Австралийская фауна серьезно пострадала в результате европейской колонизации. Самые сильные потери понесли местные млекопитающие: за последние двести лет исчезло около тридцати их видов, а многие другие стали очень редкими. Одна из главных проблем для австралийских млекопитающих — распространение инвазивных плацентарных хищников, в первую очередь одичавших кошек и лисиц (Vulpes vulpes), которые в огромном количестве поедают мелких сумчатых и аборигенных грызунов, совершенно не приспособленных к встрече со столь эффективным охотниками.
Короткокоготный кенгуру (Onychogalea fraenata) — один из многих австралийских видов, существованию которых угрожают завезенные хищники. Когда-то эти мелкие ночные кенгуру были широко распространены на востоке Австралии, однако в XIX и начале XX века их массово истребляли как вредителей и ради меха, а среду их обитания разрушали. В результате численность вида резко сократилась, и с 1937 года он даже считался вымершим (подобно близкому виду — луннокоготному кенгуру (O. lunata), который исчез в 1950 годах). Переоткрыть короткокоготных кенгуру удалось лишь в 1973 году. Сегодня эти сумчатые обитают всего на четырех участках в штатах Квинсленд и Новый Южный Уэльс, а размер их дикой популяции составляет менее 500 особей (еще примерно две тысячи живут в неволе). Поскольку в наши дни на короткокоготных кенгуру не охотятся, теперь наибольший урон им наносят завезенные хищники.
В попытке предотвратить вымирание этого уязвимого вида специалисты по охране природы используют проверенный способ — огораживают обширные участки дикой местности, истребляют внутри всех лис и кошек, а затем селят внутрь аборигенных млекопитающих, включая короткокоготных кенгуру. Две из четырех популяций вида живут именно на таких огороженных территориях. Однако данная методика весьма затратна, поэтому команда зоологов во главе с Александрой Росс (Alexandra K. Ross) из Университета Нового Южного Уэльса предложила альтернативное решение проблемы.
Исследователи обратили внимание, что чаще всего по вине кошек гибнут молодые короткокоготные кенгуру, в то время как взрослые особи, которые весят от трех до восьми килограммов, менее уязвимы перед этими хищниками (смертность первых из-за кошек составляет 53 процента, а вторых — 20 процентов). Это навело ученых на мысль отлавливать молодых представителей вида, держать их в безопасности, пока они не подрастут, а затем выпускать на волю. Аналогичный подход уже успешно используется для некоторых редких птиц, рептилий и даже морских млекопитающих, однако к наземным млекопитающим его до сих пор не применяли.
В июле 2015 года Росс и ее коллеги отправились в заповедник Авосет (Avocet Nature Refuge) в Квинсленде, где на неогороженной территории живет небольшая реинтродуцированная группа короткокоготных кенгуру. В течение трех последующих лет исследователи отлавливали молодых представителей вида или матерей с детенышами в сумке и перемещали в закрытый от хищников загон площадью 9,2 гектара. После того, как масса молодых кенгуру преодолевала порог в три килограмма, их выпускали в дикую природу (матерей отпускали вскоре после того, как они отлучали детенышей от груди).
В общей сложности через программу прошли 56 юных кенгуру. Из них выжили 89 процентов (четыре особи погибли из-за болезней и травм, а одну убила хищная птица). К июлю 2018 года Росс с коллегами дорастили до нужного размера и выпустили в природу 28 кенгуру, а еще 21 к этому моменту оставались в неволе и продолжали набирать вес.
По оценке исследователей, содержание в загоне значительно повышает шансы самки дорастить детеныша до отлучения от груди. Из двадцати молодых кенгуру, матерей которых поймали и переместили в загон, до этого момента дожили пятнадцать. Для сравнения, в дикой природе до отлучения от груди доживает лишь три детеныша из двенадцати.
В 2015 году, до начала программы, в заповеднике обитало всего около шестнадцати короткокоготных кенгуру. К 2018 году их численность, включая особей, которые все еще жили в загоне, выросла до сорока семи. Это указывает на эффективность программы доращивания: судя по всему, она действительно способствует увеличению популяции данного вида кенгуру.
К сожалению, как показывает моделирование, если резко прекратить доращивание молодых особей, популяция короткокоготных кенгуру из заповедника Авосет обречена на вымирание в период от двух до пятидесяти двух лет. Росс и ее соавторы полагают, что опробованную ими методику следует применять для защиты этих сумчатых от критического падения численности до тех пор, пока не будут найдены эффективные методы борьбы с завезенными хищниками. В перспективе данный подход можно адаптировать и для других редких видов наземных млекопитающих. Помимо прочего, доращивание — относительно дешевый природоохранный метод. По оценкам исследователей, на первый этап их проекта ушло менее ста тысяч австралийских долларов. Для сравнения, чтобы огородить и очистить от хищников около 1100 гектаров территории, потребовалось бы чуть менее миллиона австралийских долларов.
Ранее мы рассказывали о том, как природоохранные меры помогли увеличить численность еще одного редкого австралийского вида — квинслендского вомбата (Lasiorhinus krefftii). К началу 1980 годов в мире оставалось всего 35 представителей этого вида. К счастью, благодаря охране квинслендских вомбатов постепенно становилось все больше, и в этом году ученые насчитали более трехсот особей. Все они живут на двух охраняемых участках в штате Квинсленд — однако в течение ближайших пяти лет зоологи планируют расселить их на дополнительные территории.
Сергей Коленов
Это произошло после формирования нейронной связи между клетками циркадных часов и Dh44-нейронами
Биологи определили момент, в который циркадные часы начинают управлять циклами сна и бодрствования у личинок плодовых мушек. Оказалось, это происходит в начале третьего дня развития под влиянием новой связи между нейронами циркадных часов и клетками Dh44, которые контролируют бодрствование личинок. Кроме того, после формирования этой связи у личинок появилась долгосрочная память. Исследование опубликовано в журнале Science Advances. Циркадные ритмы у многих видов формируются еще на самых ранних этапах развития. Так, например, у млекопитающих клетки супрахиазматического ядра детеныша синхронизируют свою ритмическую активность еще во время беременности. Однако многие матери новорожденных могут подтвердить, что дети в этом возрасте редко спят ночью и бодрствуют днем — в основном их сон равномерно распределен по суткам. Исследования подтверждают, что циклы сна и бодрствования у младенцев чаще всего появляются от трех до двенадцати месяцев. До сих пор не было понятно, почему, несмотря на работу клеток циркадных часов, циклы сна и бодрствования формируются довольно поздно и как этот процесс влияет на другие функции мозга — например, долговременную память. Исследователи из университета Пенсильвании под руководством Эми По (Amy R. Poe) изучили аналогичный процесс на дрозофилах. Биологи отследили момент, в который у личинок мушек появляются циклы сна и бодрствования — это произошло в начале третьего дня развития. Чтобы понять, что именно происходит с циркадными ритмами в этот момент, исследователи изучили активность нейронов мозга у личинок. Прежде всего они проверили нейроны, которые производят нейропептид Dh44, поскольку они расположены в области циркадных часов у взрослых мушек.Для этого они создали трансгенных насекомых, у которых эти клетки синтезировали теплочувствительный ионный канал. Таким образом, когда личинок помещали в теплую среду, в Dh44-нейронах начинался ионный ток и те активировались. Оказалось, что эти клетки действительно участвуют в регуляции циклов сна: после их активации личинки на второй стадии меньше спали в течение суток (p < 0,0001). Тогда исследователи решили изучить, как активность этих клеток меняется при переходе со второй стадии личинок на третью — в момент появления ритмов сна. Оказалось, активность Dh44 не отличается на первой и второй стадии, но снижается в начале третьей. Это согласовывалось и с повышенным количеством сна у личинок в этот день: активность нейронов снизилась и они перестали оказывать свое бодрящее действие на личинок. Биологи предположили, что в этот момент Dh44-нейроны связываются с клетками, которые задают общий циркадный ритм организму мушек. Для этого они отследили нейронные связи этого мозгового центра. И действительно, при переходе со второй стадии на третью Dh44-нейроны сформировали связь с одной из клеток часов — DN1a. Ученые также подтвердили, что активация DN1a действительно «включает» Dh44 и увеличивает длительность бодрствования у личинок. Тогда исследователи решили проверить, как появление связи циркадных ритмов с циклами сна и бодрствования влияет на другие процессы в мозге насекомых. Зная, что переход памяти из кратковременной в долговременную происходят во время сна, биологи протестировали оба типа памяти у животных. Для этого они использовали стандартный для таких задач тест — проверяли, как личинки запоминают отвратительные запахи. И на второй, и на третьей стадии личинки одинаково хорошо проходили тесты на кратковременную память, а вот долговременная память появилась лишь при переходе между ними. При этом активация Dh44-нейронов, которые снижали количество сна у личинок, нарушала процессы долговременной памяти. Так, биологи не только в подробностях описали, как клетки циркадного ритма начинают контролировать циклы сна и бодрствования, но и показали, что этот процесс очень важен для развития таких сложных когнитивных функций как долговременная память. Сон и память действительно тесно связаны — депривация сна способна даже стирать воспоминания. Недавно мы писали об исследовании, в котором такие воспоминания удалось восстановить у мышей.