Депрессия у отцов, возникающая в первые недели и месяцы после рождения ребенка, может иметь влияние на психологическое состояние ребенка даже спустя восемнадцать лет. Отцовская депрессия повлияла на выросших дочерей, но не на сыновей, говорится в исследовании, опубликованном в журнале JAMA Psychiatry.
Клиническая депрессия, или большое депрессивное расстройство, — одно из самых частых психических заболеваний. По оценкам ВОЗ от депрессии страдает около пяти процентов населения Земли, а в России же заболеваемость еще выше, на уровне около пяти с половиной процентов населения. Заболеваемость увеличивается после наступления половой зрелости, и в два раза чаще встречается у женщин, чем у мужчин.
Летиция Гутьеррес-Гальве (Leticia Gutierrez-Galve) из Центра Психиатрии в Лондоне со своими коллегами из Великобритании решили изучить связь между депрессиями у отцов и подросших детей. В более раннем исследовании авторов, отцовская депрессия в первый год после рождения ребенка была связана с увеличением риска нарушений в поведении у детей спустя три с половиной года. Сопутствующими факторами часто были депрессия у матери и конфликты в семье.
Психологи проанализировали статистические данные, полученные в Великобритании начиная с 1991 года до сих пор. Всего было проанализировано более трех тысяч пар отцов и их детей. С помощью анкет, специально созданных для диагностики послеродовой депрессии, исследователи оценили симптомы депрессии у матерей и отцов через два месяца и через восемь месяцев после рождения ребенка. Матери также отвечали на вопросы об отношениях с отцом ребенка и его участии в жизни малыша. Затем матери отвечали на вопросы о поведении своих детей в возрасте трех с половиной лет, для того чтобы определить наличие эмоциональных или поведенческих проблем, а также признаки гиперактивности.
По результатам этого исследования через два месяца после рождения ребенка депрессия была отмечена у 88.6 процентов матерей и 65.4 процентов отцов. В более раннем исследовании послеродовая депрессия у матерей была связана с повышенным риском появления депрессии у их сыновей-подростков спустя 16 лет. Частично эта зависимость была связана также с отсутствием надежной привязанности к матери в детстве и конфликтами в семье.
В данном исследовании психологи сконцентрировались на влиянии отцовской депрессии. Через 18 лет депрессия была обнаружена у 10.8 процентов подростков, у отцов которых была депрессия во время их младенчества, и у 7.3 процентов тех, у отцов которых депрессии не было. Возраст отцов и их уровень образования не оказали влияния на депрессию у подростков.
Повышенный риск депрессии наблюдался для девочек-подростков (p=0,01), у отцов которых была депрессия в их младенчестве, но не для мальчиков (p=0,95). В пятой части случаев послеродовая депрессия была также и у матери, а в каждом десятом случае наблюдались проблемы в поведении в возрасте трех с половиной лет. Конфликты в семье и участие отцов в уходе за младенцами не оказали влияния на риск возникновения депрессии у подростков.
Анализ внешних факторов может помочь понять причины возникновения психических расстройств. Депрессия родителей также увеличила вероятность развития синдрома дефицита внимания у детей и подростков в шесть раз.
Александра Кочеткова
Его назначали перед сеансом психотерапии
Американские исследователи сообщили, что в небольшом пилотном исследовании назначение псилоцибина одновременно с сеансом психотерапии хорошо переносилось и улучшило состояние пациенток с нервной анорексией. Отчет о работе опубликован в журнале Nature Medicine. Нервная анорексия — тяжелое психическое расстройство, для которого характерны нарушение восприятия собственного тела, крайне строгие ограничения в пище и низкая масса тела. Им страдает до 1,4 процента женщин (среди мужчин заболеваемость в 8–10 раз ниже); у них высок риск суицида и 18-кратно повышена смертность по сравнению со средним уровнем по населению. При этом заболевание остается малоизученным и для него нет одобренной медикаментозной терапии. Из-за этого стойкой ремиссии удается достичь менее чем половине пациентов. Сотрудники Калифорнийского университета в Сан-Диего под руководством Уолтера Кэя (Walter Kaye) решили испытать для усиления эффектов психотерапии психоделик псилоцибин — агонист серотониновых 5-HT2A-рецепторов и нейротрофных TrkB-рецепторов, который хорошо зарекомендовал себя при лечении алкогольной зависимости, депрессии и обсессивно-компульсивного расстройства. Для участия в открытом исследовании клинической целесообразности I фазы пригласили 10 женщин с нервной анорексией или ее частичной ремиссией по диагностическим критериям DSM-5. Средний индекс массы тела (ИМТ) участниц составлял 19,7 килограмма на метр в квадрате. Всем женщинам вводили однократно 25 миллиграмм синтетического псилоцибина, после чего специалисты проводили сеанс психотерапии до завершения действия препарата. За день до этого, день спустя, а также через 7, 28 и 84 дня участницы проходили осмотр врача, рассчет ИМТ, электрокардиограмму, лабораторные анализы и оценку суицидальных наклонностей по шкале C-SSRS. Расстройства пищевого поведения оценивали по подшкалам опросника EDE, также пациентки заполняли несколько опросников для оценки психического статуса, впечатлений от терапии и ее переносимости. Все участники хорошо перенесли прием псилоцибина, побочные эффекты были мягкими и временными (чаще всего возникали головная боль, тошнота и утомление). Значимых изменений при осмотре, в ИМТ и на ЭКГ выявлено не было. У двух женщин зарегистрировали бессимптомную гипогликемию, которая прошла сама по себе в течение суток. Возрастания суицидальных наклонностей и признаков суицидального поведения ни у кого не наблюдалось. По EDE было зафиксировано значительное снижение озабоченности собственным весом через месяц (p = 0,036; d = 0,78) и три месяца (p = 0,04; d = 0,78) после сеанса. Обеспокоенность фигурой снизилась спустя месяц (p = 0,036; d = 0,78), однако это перестало быть значимым через три месяца (p = 0,081; d = 0,62). Существенных изменений в беспокойстве по поводу питания и диетических ограничениях не произошло. При этом наблюдалась значительная вариабельность между участницами. У четырех из них общее число баллов по EDE снизилось до значений, находящихся в пределах одного стандартного отклонения от нормы, что свидетельствует о значительном клиническом улучшении. Еще у четырех состояние несколько ухудшилось, причем от исходного состояния эти изменения не зависели. Помимо этого, к концу первого месяца после сеанса у участниц значимо снизились тревожность при восприятии собственного тела по шкале PASTAS (p = 0,04; d = 0,76); личностная тревожность по STAI-T (p = 0,036; d = 0,78); загруженность переживаниями и ритуалы, связанные с пищей, процессом еды и фигурой по YBC-EDS (p = 0,043; d = 0,75). Все участницы сочли опыт психотерапии с псилоцибином значимым для себя. 90 процентов сообщили, что после нее испытывают более позитивные жизненные устремления; 80 процентов назвали это одним из пяти наиболее важных переживаний в жизни; 70 процентов ощутили изменения в собственной идентичности и общем качестве жизни. При этом 90 процентов выразили мнение, что одного сеанса было недостаточно. Полученные результаты продемонстрировали, что назначение псилоцибина при психотерапии нервной анорексии безопасно, хорошо переносится, эмоционально приемлемо для пациенток и может улучшить их состояние. Данные по эффективности предстоит уточнить в более масштабных клинических испытаниях. Ранее европейские исследователи показали, что в развитии нервной анорексии могут принимать участие кишечная микробиота и ее метаболиты. О том, какие нейрофизиологические изменения лежат в основе анорексии и булимии, и почему они далеко не всегда развиваются при желании похудеть или под действием культурных трендов, рассказано в блоге «Анорексия: дело не в моде».