Неинвазивная магнитная стимуляция префронтальной части лобных долей головного мозга может снизить склонность к суициду даже при тяжелой форме аффективных расстройств. Это выяснили канадские ученые, которые в течение нескольких недель стимулировали мозг пациентов с резистентной депрессией. В статье, опубликованной в журнале The Journal of Clinical Psychiatry, также сообщается, что снижение суицидальных наклонностей коррелировало с ослаблением депрессивных симптомов.
Склонность к самоубийству (и суицидальные мысли вообще) характерна для многих людей, страдающих от клинической депрессии и других аффективных расстройств, среди которых — посттравматическое и биполярное расстройство, а также пограничное расстройство личности. В лечении суцидальных настроений некоторым пациентам помогают антидепрессанты и другие препараты, направленные на лечение беспокоящих их расстройств, другим помогают различные виды психотерапии.
Тем не менее, до сих пор систематически эффективных средств избавления от суицидальных мыслей было разработано мало. Недавно, например, ученым удалось практически сразу же избавить депрессивных пациентов от мыслей о самоубийстве при помощи внутривенного введения препарата кетамина — антагониста NMDA-рецепторов, который часто используется при наркозе. В новой работе ученые под руководством Зафириса Даскалакиса (Zafiris J. Daskalakis) из Центра психического здоровья и лечения зависимости (Торонто) проверили эффективность избавления от суицидальных мыслей с помощью ритмической транскраниальной магнитной стимуляции (рТМС). Такой метод заключается в неинвазивной стимуляции коры больших полушарий с помощью коротких магнитных импульсов.
В исследовании приняли участие 156 пациентов с терапевтически резистентной депрессией — то есть такой депрессией, которая не поддалась двум курсам лечения с помощью антидепрессантов. Суицидальные настроения среди участников измерили с помощью шкалы депрессии Гамильтона, по которой оценивается склонность к суициду.
В качестве области стимуляции исследователи выбрали дорсолатеральную часть префронтальной коры: этот участок мозга отвечает за контроль над исполнительными функциями, в частности — за рабочую память и принятие решений. Участников разбили на три группы: первая группа получала стимуляцию билатерально, вторая — только в одном полушарии, а третья — плацебо. Стимуляция проходила пять раз в неделю в течение периода от трех до шести недель.
Ученые выяснили, что билатеральная стимуляция существенно (p = 0,02) снизила суицидальные наклонности участников по сравнению с группой плацебо, а стимуляция одного полушария оказалась менее эффективна (p = 0,33). Кроме того, успешное снижение суицидальных мыслей также было связано (p < 0,001) со снижением симптомов клинической депрессии.
Авторы работы приходят к выводу о том, что дорсолатеральная часть префронтальной коры — это важный участок головного мозга при лечении аффективных расстройств и в частности — суицидальных наклонностей. Кроме того, магнитная стимуляция также может быть рассмотрена в качестве эффективного метода не только лечения, но и предупреждения тяжелых, близких к суициду состояний.
Префронтальная кора также играет важную роль в симптоматике тревожного расстройства. Ученые, например, выяснили, что повышенная активность дорсолатеральной части префронтальной коры регулирует активность участков, отвечающих за появление аффективных расстройств.
Елизавета Ивтушок
Музыкальные ритмы были эффективны и для типично развивающихся детей, и для детей с задержкой речевого развития
Музыкальные ритмы помогли франкоговорящим детям повторить услышанные фразы, даже грамматически сложные. Причем все дети делали меньше грамматических ошибок, когда перед фразой слышали регулярные ритмы, и больше, если слышали нерегулярные ритмы. От регулярных ритмов нерегулярные отличаются тем, что в них не выделяется сильный удар (сильная доля), на слух их рисунок кажется неупорядоченным, неустойчивым и непривычным. Статья опубликована в журнале npj Science of Learning. Известно, что у детей с музыкальным образованием к 10-11 годам на ЭЭГ отмечается компонент мозговой активности, который возникает в ответ на грамматические ошибки. А у детей того же возраста, но без музыкального образования, такой реакции нет. Также есть исследования, согласно которым лучше с повторением сложных грамматических конструкций справляются те шестилетние дети, которые имеют более высокие способности к восприятию музыкальных ритмов, чем их сверстники. Исходя из этих данных возникло предположение, что музыка (и музыкальный ритм в частности) могут влиять на последующую обработку речи. Ряд работ подтвердил это для детей с типичным развитием и нарушениями речи. Кроме того, эти исследования показали, что, слушая музыку, дети лучше справляются с пониманием смысла слов или речевых оборотов, а слушая только ритм (грубо говоря, только партию ударных) — с составлением грамматически верных предложений. Тем не менее большинство таких исследований сравнительно небольшие, особенно те, которые посвящены детям с нарушениями речи. Также такие исследования, как правило, проводятся с носителями одного языка, а для подтверждения необходимо повторять эти результаты и с носителями других языков. Поэтому подобные исследования продолжаются. Анна Фивеш (Anna Fiveash) из Лионского университета и ее коллеги провели небольшое исследование, в котором участвовали 33 франкоговорящих ребенка (5-13 лет). Из них 18 детей — с типичным развитием (11 девочек, 7 мальчиков), и 15 детей, у которых были диагностированы нарушения речевого развития (7 девочек, 8 мальчиков). Круг этих нарушений иначе называют специфическими расстройствами развития речи, задержкой речевого развития или дисфазией развития. Такие расстройства дают о себе знать на первых этапах развития речи, без периода ее нормального развития. При этом у детей с задержкой развития речи нет проблем со слухом. Также они не страдают другими заболеваниями, в рамках которых возникают речевые трудности, и растут в подходящих для нормального развития речи условиях. В первый день эксперимента дети слушали через наушники музыкальные ритмы длиной в 32 секунды. Вслед за ритмом проигрывалось шесть фраз, и ребенок повторял каждую фразу сразу после того, как она была произнесена. Всего дети услышали шесть ритмов и, соответственно, 36 фраз. Прослушать все шесть записей ритмов можно тут. Все фразы, которые слышали участники, состояли из одного предложения. Но только двенадцать из них были простыми предложениями, например, «Дети играли в парке». Еще двенадцать предложений с определительными придаточными, в которых определяемое слово выступает в роли субъекта: «Это та женщина, которая видела Фрэнка на улице». И последние двенадцать предложений с определительными придаточными, в которых определяемое слово выполняет роль объекта: «Это тот кот, которого вчера спрятал Том». И, соответственно, после каждого ритма дети слышали по два предложения из каждой категории. Прослушать записи всех фраз можно тут. Повторяя фразы, дети старались сделать это как можно точнее. Если им удавалось, они получали один балл. Если нет, то полбалла, когда они совершали грамматические ошибки, которые не нарушали основной структуры предложения — например, путали времена глаголов, использовали неподходящий предлог. И ноль баллов при изменении структуры предложений — например, при замене одной формы придаточного предложения другой. Сами дети о правильности выполнения задания узнавали с помощью бегунка, который сдвигался в ту или другую сторону в зависимости от верного или ошибочного ответа. Во второй день эксперимента после прослушивания тех же ритмов дети среди множества изображений предметов и животных вычеркивали последних (субтест Шкалы Векслера). Необходимо было вычеркнуть как можно больше животных за 23 секунды: после одного ритма детям давали один лист с 32-35 животными, и тоже после каждого следующего ритма. Результаты показали, что типично развивающиеся дети лучше справились с заданием на повторение фраз, чем дети с задержкой речевого развития (p < 0,001). Но все дети, повторяя фразы после прослушивания регулярного ритма, сделали меньше грамматических ошибок, чем при повторении предложений, которые проигрывались после нерегулярных ритмов (p = 0,01). И меньше ошибок дети делали даже при работе с грамматически сложными структурами, которые, как правило, особенно тяжелы для восприятия детям с дисфазией развития. При этом также имел значение возраст: чем старше были дети, тем лучше они справлялись с заданием (p < 0,001). Также после предъявления регулярных ритмов лучше с заданием на повторение справлялись те дети с типичным развитием, чья скорость чтения была выше (p = 0,002). Для детей с дисфазией развития скорость чтения не имела значение, как и для всех детей — способность к восприятию ритма. А вот задание на вычеркивание животных дети выполнили одинаково вне зависимости от того, делали они это после регулярных или нерегулярных ритмов (p = 0,91). Из этого ученые заключили, что музыкальные ритмы специфически связаны с грамматическими навыками, но, по всей видимости, не оказывают более общего мотивирующего или возбуждающего эффекта (не повлияли на другой вид деятельности). Зато в рамках грамматических заданий музыкальные ритмы эффективны и для детей с типичным развитием, и для детей с задержкой речевого развития. И что интересно, при этом эта эффективность не связана со способностью ребенка к восприятию ритмов. У этого исследования есть существенные ограничения: очень небольшой размер выборки и при этом очень широкий разброс по возрасту внутри. Сами авторы отмечают это и объясняют трудностями набора детей с задержкой речевого развития из-за невысокой распространенности заболеваний и их гиподиагностики. И для подтверждения ссылаются и на скромность выборок в других подобных работах. В этой работе рассматривалось влияние именно прослушивания музыкальных ритмов на речевые навыки. Но не только такое занятие музыкой эффективно для людей с первичными и вторичными нарушениями речи. Например, поющие дети со слуховыми аппаратами лучше разбирают речь на фоне шума, чем те, кто не занимается пением.