Куда пошел?

К тому моменту, как Чарльз Дарвин заговорил о том, что эволюцию двигает выживание наиболее приспособленных, нам как виду уже вроде бы не нужно было ни к чему приспосабливаться — по крайней мере, биологически. Мы, кажется, прекрасно справлялись своими руками (и, конечно же, умом). Тем не менее, эволюция человека как тогда не стояла на месте, так и сейчас — вполне себе продолжается. Рассказываем, чем мы с вами отличаемся от современников Дарвина, и что вызывает эти изменения.

Мы стали холоднее

По меркам истории термометр появился совсем недавно, а измерять свою температуру человечество начало и вовсе позавчера — в середине XIX века. Но даже за полтора с небольшим века его среднестатистические показания успели измениться. Американские ученые, собрав результаты измерений температуры за последние 150 лет, пришли к выводу, что за это время люди похолодели почти на полградуса — с 37 до привычных нам 36,6.

Почему? Этому может быть несколько объяснений. Самое простое гласит, что 150 лет назад люди почти постоянно болели, и организм реагировал на частые инфекции повышением температуры. Если это так, то получается, что мы не остыли, а просто перестали греться. Другая теория связывает такие изменения с тем, что мы стали лучше одеваться и отапливать помещения — и теперь нам нет нужды самим быть теплее. Будем ли мы остывать дальше, пока не ясно, но скорее всего нет. Авторы исследования отмечают, что подобные изменения заметны только у жителей развитых стран, а значит, связаны с повышением качества жизни, которое имеет свой предел. Так что можно считать, что мы просто наконец достигли своей физиологической нормы.

Мы стали выше

Только за последние 100 лет рост женщин увеличился в среднем на восемь, а мужчин — на десять сантиметров (о том, хорошо это или плохо, мы писали в тексте «В защиту маленьких»). Причем быстрее всего растут дети — за последние 100 лет они стали выше на 10–15 сантиметров.

Почему? Это вопрос спорный. Одни ученые связывают это с необходимостью раньше взрослеть: городская среда и увеличение плотности населения могли подстегнуть забытую было внутривидовую конкуренцию. Другие считают, что дети просто стали лучше есть и получать больше калорий, чем их сверстники из предыдущих столетий. Это, впрочем, не вполне стыкуется с данными о том, что люди становятся выше и в развивающихся странах.

Поэтому, возможно, дело не только в калориях, но и в витаминах — например, в витамине D, который помогает организму усваивать кальций и позволяет костям вырасти в полный размер без рахита и других патологий. Наконец, свою роль могли сыграть и смешанные браки, которых тоже стало больше. Здесь работает хорошо знакомое генетикам явление гетерозиса: потомство двух сильно непохожих друг на друга организмов более жизнеспособное (а в нашем случае, по-видимому, еще и более крупное), чем дети из близкородственных браков.

Тем не менее, в последние годы в развитых странах увеличение роста замедлилось и активно продолжается только в странах развивающихся. Поэтому, вероятно, и здесь мы просто постепенно приходим к той норме, на которую рассчитан наш организм.

Мы стали больше

За последние 300 лет площадь поверхности (то есть кожи) человеческого тела увеличилась на 50 процентов. Вместе с ней вырос и средний уровень индекса массы тела, который ВОЗ рекомендует рассчитывать как вес, поделенный на квадрат роста. Средний уровень индекса массы тела (ИМТ) для 19-летних вырос с 21,9 в 1864-м году до 23,4 в 1991-м, а для 45-летних — с 23 до 26,8. А учитывая, что сейчас ВОЗ считает нормой все, что ниже 24,9, получается, что большинство людей старше 45 сегодня обладают избыточным весом.

Почему?

Возможно, дело, опять же в том, что мы стали лучше жить и есть больше белков и углеводов. Кроме того, люди стали выше — а площадь кожи, естественно, с этим тоже связана.

Что характерно — сама норма ИМТ при этом тоже меняется. За последние 30 лет ее несколько раз сдвигали — но не вверх, а вниз. Например, в 1998 году в США за одну ночь стало на 20 миллионов больше человек с избыточным весом — Национальный институт здоровья снизил норму ИМТ с 27,8 до 25. Поэтому чем дальше, тем больше среди нас людей с лишними килограммами — по крайней мере, с точки зрения нормы, устанавливаемой врачами. И едва ли это хорошо — ожирение чревато развитием огромного количества заболеваний, от сердечно-сосудистых до онкологических.

Мы стали слабее

Хоть мы и отрастили себе лишние сантиметры — как в высоту, так и в ширину — сильнее от этого мы не стали. По данным НИИ гигиены и охраны здоровья детей и подростков, сила сжатия правой кисти у современных подростков слабеет: в 2004 году 17-летние юноши «выжимали» кистевой динамометр на 26,9 процентов хуже, чем их сверстники в 1970 году — 39,6 килограмма против 54,2 — и на 10 процентов хуже, чем в 90-м (44 килограмма). Девушки же ослабли на 33,3 процента и 15,3 процента по отношению к сверстницам из 70-го и 90-го, соответственно.

Почему? Это может быть связано с недостатком активности. Современные подростки двигаются гораздо меньше, и их мышцы испытывают так называемый «моторный голод». Обычно мышечные клетки при растяжении выделяют факторы роста, которыми сами себя подстегивают развиваться дальше. Но в отсутствие нагрузки факторов роста образуется мало, а того количества, что есть, не хватает на избыточную массу тела. В результате мышцы с раннего детства практически не развиваются и не дорастают во взрослом возрасте до нормы.

Кроме того, физическая мощь нам теперь не так и важна — накачанные мышцы нужны разве что спортсменам. Но теоретически недоразвитие мышц, особенно если тенденция к их ослаблению продолжится, может в итоге вылиться в серьезные проблемы с прямохождением — ослабевшим мышцам просто физически будет не поднять крупное тело (масса которого, напомним, продолжает расти). А поскольку сердце тоже мышца, то если начнет слабеть и оно, то последствия могут быть куда более тяжелыми.

Мы отрастили себе новую кость

У нас все чаще появляется дополнительная кость — маленькая фабелла, прикрывающая коленный сустав сзади. За 150 лет эта косточка стала встречаться медикам в 3,5 раза чаще — ее находят у каждого третьего человека. Такими темпами можно ожидать, что у наших внуков отсутствие этой косточки уже будет считаться патологией.

Зачем?

Раньше своим редким носителям она мешала — дополнительное костное образование сильно снижает маневренность и гибкость сустава. Теперь ни то, ни другое нам не нужно — мы двигаемся гораздо меньше, чем раньше — зато нужна дополнительная защита чашечки, на которую свалилась непомерная нагрузка из-за возросшего роста и веса.

Мы раньше созреваем

Последнее столетие человечество переживает акселерацию — ускоренное развитие организма. И дело не только в том, что мы стали раньше и выше вырастать, изменения коснулись и полового созревания. Причем касается это в основном девочек: за сто лет девочки начали достигать половой зрелости на шесть лет раньше, и созревание у них в среднем теперь начинается в 10 лет. У мальчиков этот показатель сдвинулся лишь на несколько месяцев (подробнее о том, как это выясняют и чем объясняют — в нашем материале «Куда уходит детство»).

Почему?

Чаще всего виновником изменений назначают калорийную пищу: с едой мы теперь получаем больше холестерина — предшественника многих гормонов, в том числе и тех, что отвечают за созревание. Больше жира — больше половых гормонов. Это могло бы объяснить скачок в развитии у детей в развитых странах — но как быть с не менее выраженной акселерацией в странах развивающихся?

Есть и другое предположение: быстрое развитие связано с большим количеством стрессов — в современном мире ребенок до 10-12 лет уже может пережить смену часовых поясов, развод родителей, переезд, изменение окружения и школы — что может сигнализировать организму о том, что детство кончилось. В предыдущие века стрессовых факторов тоже, конечно, хватало — но чаще они были связаны с болезнью или недоеданием, которые скорее тормозят развитие. Поэтому для того, чтобы выяснить, насколько половое созревание действительно связано со стрессом, понадобится следить за этими тенденциями еще долгое время. Особенно если учесть, что возраст полового созревания — не самая стабильная вещь в мире: за последние столетия он уже успел подняться до почти 15 лет и опуститься до 10, причем не по одному разу.

Далеко ли до нового Homo?

Изменения, которые приводят к появлению нового вида, не совершаются в одночасье. На переход от общего предка, которого мы делим с неандертальцами и денисовцами, у Homo sapiens ушло десятки тысяч лет. У человека Идалту (150-160 тысяч лет), например, еще заметно архаическое строение черепа, хотя тот настолько похож на наш, что одни антропологи считают человека Идалту непосредственным предком анатомически современного человека, а другие уже готовы записать его в обыкновенные сапиенсы. 

Наша жизнь давно не зависит от того, догоним ли мы мамонта и найдем ли теплую пещеру, чтобы пережить холода, но наше тело продолжает подстраиваться — теперь уже под новую среду, которую мы себе создали. Сейчас мы адаптируемся к теплым домам, хорошей еде и оседлой жизни. Но то, что происходит с нами в последние века, пока не дает нам ключа к пониманию, как будет выглядеть гипотетический Homo novus. Изменения, что мы успели «засечь» со времен Дарвина, слишком малы, чтобы заглядывать вперед. Да, каждое поколение становится чуть толще, и чуть чаще встречается маленькая косточка в коленном суставе — но кто знает, не откатятся ли эти изменения назад за пару веков. Через двести лет врачи наверняка заметят, что у наших праправнуков стал реже встречаться какой-нибудь внутренний орган — и мы пока не можем предсказать, какой. Homo novus, конечно, будет во многом не похож на нас, и, вероятно, окажется еще выше, толще и слабее — но то, что начался он именно в наши времена, он поймет лишь задним числом.

Зоя Андреева