«Обыкновенные убийцы: Как система превращает обычных людей в монстров»

После Второй Мировой войны ученые пытались обнаружить психические отклонения у нацистских преступников, но выяснили, что подавляющее их большинство совершенно здоровы. Каким образом массовые убийства могут стать для обыкновенных людей рутинной работой? В книге «Обыкновенные убийцы: Как система превращает обычных людей в монстров» (издательство «Альпина Паблишер»), переведенной на русский язык Мариной Булычевой, социальный психолог Херальд Вельцер исследует сочетание исторических, политических, психологических и других факторов, которое привело к одобрению творимого нацистами геноцида. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом о том, как немецкие солдаты совершенствовали процесс уничтожения евреев и почему редко испытывали угрызения совести.

Психическая нагрузка

Стремительный рост готовности и умения убивать, который произошел во второй половине 1941 года среди бойцов резервных полицейских батальонов, задействованных частей вермахта, СД и СС, можно рассматривать как типичный случай двух теорем — социологической и социально-психологической. Во-первых, социальные процессы развивают свою динамику и последствия, которые ни один участник в такой форме не мог даже предположить и уж тем более запланировать. Во-вторых, в описанных до сих пор процессах проявляется структурообразующая сила практикуемого насилия, которая влечет последствия как для будущих жертв, так и для поведения и самовосприятия преступников. В течение нескольких месяцев работа по умерщвлению становится нормой, ремеслом, которым можно овладеть, и это обстоятельство вместе с достигнутой эффективностью создает у участников процесса ощущение, что многое из считавшегося вначале трудным или даже невозможным на самом деле вполне осуществимо. Выбор стрелков больше не представляет проблем, как и выбор правильной техники расстрелов. Уже известно, какое оружие подходит и какой формат эффективнее всего; известно, как лучше собирать жертв и что с детьми нужно обращаться иначе, чем со взрослыми. Уже в Бабьем Яре стало очевидно, что проблем, подобных винницким, больше не возникнет, хотя число жертв, подлежащих уничтожению, выросло до гигантских размеров. Если раньше была уверенность в том, что проблемы можно будет решить, разработав правильную технику, то теперь эта техника оказалась в распоряжении у всех, как само собой разумеющееся знание.

«Истоки „окончательного решения“» (Браунинг), по сути, состоят в выполняемой работе. Следовательно, они содержат целый ряд ненамеренных аспектов, которые продвигают «окончательное решение еврейского вопроса» и выводят его на уровень осуществимой реальности. С социологической точки зрения один из ключей к этой осуществимости убийства состоит в структуре приказов, которая на первый взгляд кажется размытой, но на самом деле обладает крайне высокой эффективностью. Рамочный приказ об уничтожении евреев всего лишь создал структуру возможностей, допускающую широкое толкование, предоставив практическим исполнителям свободу действий, которой они могли пользоваться в полном соответствии со своими обязательствами и потребностями. Жесткая структура и жесткое определение приказов никогда не принесли бы такой эффективности, как эта — надо сказать, современная — форма отдачи приказа, которая задействовала техническое воображение, стремление к профилированию и другие специфические потребности отдельных игроков и воплотила их в эффективность. Так, в отчете 3-й айнзацкоманды от 1 декабря 1941 года с большим удовлетворением резюмируется достигнутое, чтобы на этой основе сформулировать предложения по дальнейшим действиям. К тому времени жертвами работы 3-й айнзацкоманды стали 137 346 человек. Ее руководитель Карл Йегер подвел итог этому достижению следующими словами: «Сегодня я могу заявить, что цель — решение еврейской проблемы для Литвы — была АК 3 достигнута. В Литве больше нет евреев, за исключением трудовых евреев и их семей. <...> Я также хотел уничтожить и этих трудовых евреев, включая их семьи, что, однако, вызвало резкий отпор со стороны граж данской администрации (рейхскомиссара [!]) и вермахта и привело к запрету: „Этих евреев нельзя расстреливать“». Далее в отчете говорится: «Я считаю, что антиеврейская акция для АK 3 в основном завершена. <...> Я считаю, что следует немедленно начать стерилизацию трудовых евреев мужского пола, чтобы предотвратить размножение. Если же какая-то еврейка все же забеременеет, она должна быть ликвидирована».

Здесь отчетливо видно, что успешная практика умерщвления открыла новое пространство осуществимости, на горизонте которого находилось полное уничтожение всех евреев. Выживание «трудовых евреев» для начальника этой айнзацкоманды — временное положение дел. Для него жертвы — это временно выжившие, которых от смерти отделяет только решение гражданской администрации. Эта отсрочка — всего лишь препятствие на пути к достижению поставленной цели.

Неоднократные попытки продолжить оптимизацию процесса убийства также являются следствием опыта, свидетельствующего о том, что массовые убийства осуществимы, но могут быть еще эффективнее. C такой профессиональной точки зрения, например, зондеркоманда 4a проводила испытания расстрелов с использованием взрывчатых боеприпасов, которые, правда, не привели к «улучшенному» результату. Айнзацгруппа D умерщвляла заключенных одной психиатрической лечебницы с помощью взрывчатки, а айнзацкоманда C пыталась оптимизировать процесс убийства, газваген, в котором могли находиться 60–70 человек. Однако из-за частоты поломок его стали применять лишь в дополнение к расстрелам, но не вместо них. Все это — попытки технически усовершенствовать процедуру, необходимость проведения которой уже не вызывала сомнений. Полученный при этом опыт был позднее использован в лагерях уничтожения. В Треблинке, например, применялись выхлопные газы от дизельного двигателя. В Освенциме, к большому удовлетворению коменданта Рудольфа Хёсса, был использован яд «Циклон Б» на основе цианида. Хёсс : «Теперь мы открыли газ и освоили этот процесс. — Мне всегда было не по себе от расстрелов, как подумаешь об этой массе, о женщинах и детях. <...> Теперь я был спокоен, что мы все будем избавлены от этих кровавых расправ и что жертвы будут избавлены от страданий до последнего момента».

Несмотря на то что аморальный аргумент, согласно которому расстрелы «слишком тяжелы» для преступников и для жертв, часто встречается в источниках, мне кажется более правдоподобной причиной то, что количество жертв все время росло. Это, кстати, привело к еще одной проблеме: все больше усложнялась утилизация тел, особенно когда вермахт отступал и существовал страх, что будут обнаружены и использованы в пропагандистских целях массовые захоронения. Тогда была создана — опять же как непреднамеренное следствие текущего процесса — команда под руководством Пауля Блобеля, которая отвечала за «эксгумацию» убитых. Блобель уже проявил себя во время расстрелов на посту руководителя печально известной зондеркоманды 4b (мы встречались с ним в связи с расстрелом детей в Белой Церкви). Все это показывает, как процесс уничтожения развивает свою собственную динамику, постоянно достигая новых масштабов — как количественно, так и качественно, — что создает новые проблемы, которые, в свою очередь, приводят к новым решениям. С этой точки зрения вряд ли имеет смысл систематически дифференцировать убийства, совершенные айнзацгруппами, от массового уничтожения. Это общий процесс, в котором второе является следствием первого. Практика процесса уничтожения представляет собой развитие от ремесла к промышленному труду.

На обоих полюсах этого континуума уничтожения психологический и психосоматический стресс встречается у преступников лишь в исключительных случаях. Соответствующие их заявления, как правило, указывают на то, что даже спустя десятилетия после совершения убийств они не смогли установить связь между собой и своими поступками, а вместо этого обычно жаловались на последствия давних событий для своего здоровья. Энгельберт Кламм, например, сообщил о воспалении почек, которое, по мнению его врача, было вызвано «большими заботами или волнением»: «Я понял, что моя болезнь почек на Востоке была связана с антиеврейскими акциями, а периодические заболевания на родине — с воспоминаниями, оживленными текущими судебными процессами».

Майор Гутман на допросах жаловался, что страдает от бессонницы и предпочел бы покончить с собой, но удержался от этого ради своей семьи. Встречаются отдельные рассказы, например, о том, что кого-то из стрелков весь день тошнило из-за запаха крови во время расстрела, а у другого в результате попадания разлетавшихся от выстрелов кусков мозга или тканей на лице появилась сыпь, потребовавшая лечения. Но в целом анализ собственных описаний преступников показал, что почти ни у кого не наблюдалось ничего похожего на жизненный перелом или хотя бы замешательство от того, на что они были способны и что .

На мой взгляд, это можно объяснить тем, что преступники на местах действовали в рамках, которые не оставляли места для сомнений в необходимости и правильности их действий. Система взаимно согласованных норм, которую мужчины сформировали на практике, была герметичной и не подвергалась никакой внешней критике. По Гофману, бойцы действовали в рамках «тотальных»  — социальная гетерогенность повседневной жизни отсутствовала, а менявшиеся роли, социальные контакты и требования оказывали друг на друга корректирующее или конфликтное воздействие.

В этом контексте интересно, что Мартин Фассе, с которым мы встречались в связи с расстрелом детей в Белой Церкви, сообщал: уже в конце 1941 года, после возвращения на родину у него начались неприятности из-за участия в казнях. Вернувшись сразу после расстрела в Бабьем Яре, он пошел на курсы подготовки комиссаров. Обучение началось с речи руководителя курсов , в которой действия Фассе и ряда других претендентов на полицейскую карьеру упоминались в явно негативном контексте: «Я не помню подробностей, помню только, что речь шла о дурных событиях в России и что он только намекнул на них и сказал, что никто не должен рассматривать эти события в качестве примера на будущее. В любом случае он не скрывал своей неприязни к событиям в России».

В программе подготовки полицейских, очевидно, действовала иная система координат, чем на фронте. По всей видимости, Фассе заклеймили позором из-за его роли в «антиеврейских акциях»; осенью 1942 года он покинул курсы, причем в качестве причины было указано его несоответствие требованиям. Сам он подозревал, что его исключили, поскольку он «был одним из тех, кто отличился во время ликвидаций в России», — по мнению Фассе, это было напрямую связано с расстрелом детей в Белой Церкви. Можно заметить, что социальное окружение на родине, несмотря на отсутствие принципиальных сомнений в необходимости решения «еврейского вопроса», отрицательно относилось к массовым расстрелам детей и считало Фассе преступником, с которым не хотелось себя отождествлять. Это интересно, поскольку указывает на то, что участники айнзацгрупп действовали в имманентной системе координат с собственной динамикой, которая не была применима в других обстоятельствах.

Подробнее читайте:
Вельцер Х. Обыкновенные убийцы: Как система превращает обычных людей в монстров / Харальд Вельцер ; Пер. с нем. [Марины Булычевой] — М. : Альпина Паблишер, 2024. — 368 с.