«Гарри Поттер и методы рационального мышления»

Что будет, если применить к магии научный метод? В романе «Гарри Поттер и методы рационального мышления», переведенном на русский язык коллективом переводчиков, рационалист Элиезер Юдковский рассказывает альтернативную историю Гарри Поттера. К 11 годам мальчик, воспитанный университетским профессором, овладел современным научным методом, знаниями о квантовой механике, когнитивной психологии, теории вероятностей и многом другом. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом, в котором Гарри использует слепой метод, чтобы исследовать природу магии, и получает неожиданный результат.

Научный метод

Основой стратегии является не выбор какого-то одного пути к Дж. К. Роулинг, а создание таких условий, чтобы все пути вели к Дж. К. Роулинг.

Маленькая комната недалеко от спален Когтеврана, один из многих заброшенных классов Хогвартса. Серый каменный пол, красные кирпичные стены, потолок из темного мореного дерева, четыре светящихся стеклянных шара на стенах. Круглый стол — широкая плита из черного мрамора о четырех мраморных же ножках — оказался очень легким и по весу, и по массе: при необходимости его несложно было поднять и передвинуть. Два мягких кресла, на первый взгляд намертво прикрученных к полу в неудобных местах, подскакивали к человеку, едва тот делал вид, что собирается сесть.

Как на первый, так и на второй взгляд по комнате носились летучие мыши.

Именно в этот день, как когда-нибудь запишут будущие историки — конечно, если весь проект на самом деле приведет хоть к чему-то, — два первокурсника Хогвартса начали научное исследование магии.

Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес, теоретик.

И Гермиона Джин Грейнджер, экспериментатор и объект исследования.

Гарри теперь лучше справлялся с уроками, по крайней мере с теми, которые он считал интересными. Он читал много книг, причем не только учебники для первокурсников. Каждый день он тратил один из своих дополнительных часов на трансфигурацию, другой же час посвящал окклюменции. К стóящим предметам он подходил серьезно — не только выполнял ежедневную домашнюю работу, но и посвящал свое свободное время внеклассным занятиям и чтению, пытаясь освоить предметы досконально, а не просто вызубрить ответы к экзаменам. За пределами Когтеврана такой подход встречался редко. И даже внутри Когтеврана его единственными соперниками теперь оставались Падма Патил (чьи родители происходили не из англоговорящей среды и поэтому привили ей уважение к труду), Энтони Голдштейн (относящийся к небольшой этнической группе, которая получает 25 процентов Нобелевских премий) и, конечно, Гермиона Грейнджер, которая выделялась среди прочих учеников, как Гулливер среди лилипутов.

Для выполнения этого эксперимента требовался объект исследования, способный выучить шестнадцать новых заклинаний самостоятельно, без посторонней помощи. То есть Гермиона Грейнджер. Без вариантов.

Стоит также упомянуть, что в данный момент ни одна из летавших по комнате летучих мышей не светилась.

Гарри было трудно принять выводы, которые из этого следовали.

— Угели бугели! — опять произнесла Гермиона.

На конце палочки Гермионы снова возникла летучая мышь. Никаких промежуточных состояний. Секунда — пусто, следующая секунда — летучая мышь. И похоже, когда она появилась, ее крылья уже двигались.

И она тоже не светилась.

— Может, хватит? — поинтересовалась Гермиона.

— Ты уверена, — произнес Гарри сдавленным голосом, — что еще немного попрактиковавшись, ты все равно не сможешь заставить ее светиться?

Он нарушал заранее записанную процедуру эксперимента, что было грехом, и нарушал ее из-за того, что ему не нравились получаемые результаты, что вообще было грехом смертным. За это можно попасть в Научный Ад, но сейчас это казалось несущественным.

— Что ты изменил на этот раз? — немного устало спросила Гермиона.

— Длительности звуков «у», «е» и «и». Они должны соотноситься как 3 к 2 к 2, а не как 3 к 1 к 1.

— Угели бугели! — произнесла Гермиона.

У появившейся летучей мыши было только одно крыло. Она печально опустилась по спирали на пол и начала ползать кругами.

— А на самом деле? — переспросила Гермиона.

— 3 к 2 к 1.

— Угели бугели!

В этот раз у летучей мыши вовсе не было крыльев, и она плюхнулась на пол словно обычная мертвая мышь-полевка.

— 3 к 1 к 2.

Очередная летучая мышь взлетела к потолку, здоровая и сияющая зеленым светом.

Гермиона удовлетворенно кивнула.

— Замечательно, что дальше?

Последовала длительная пауза.

— Что, правда?! Ты в самом деле должна сказать «Угели бугели» с длительностями звуков «у», «е» и «и», относящимися как 3 к 1 к 2, или мышь не будет светиться? Почему?! Почему?! Во имя всего святого, почему?!

— Почему нет?

— ГР-Р-Р-Р-Р-Р!

Бум. Бум. Бум.

Поразмыслив о природе магии, Гарри разработал ряд экспериментов, основанных на предположении, что практически все представления волшебников о магии неверны.

На самом деле вовсе не обязательно правильно говорить «Вингардиум левиоcа», чтобы заставить предмет взлететь. Не думаете же вы, что вселенная проверяет, насколько точно кто-то произносит «Вингардиум левиоса», и если результат ей не нравится, то перо не взлетает?

Нет. Для здравомыслящего человека это очевидно. Кто-то, вполне возможно, дошкольного возраста, но в любом случае англоговорящий волшебник, когда-то подумал, что «Вингардиум левиоcа» звучит довольно летуче, и произнес эти слова, используя заклинание в первый раз. А потом всем рассказал, что для левитации необходимо произнести именно такую фразу.

Но (рассудил Гарри) фраза эта не обязательна, она не может быть встроена во вселенную, всё это человеческие заморочки.

Среди ученых ходит старая поучительная история о Блондло и N-лучах.

Вскоре после открытия рентгеновского излучения выдающийся французский физик, Проспер-Рене Блондло — именно он первым измерил скорость радиоволн и показал, что она равна скорости света, — объявил об открытии нового замечательного явления, N-лучей, которые вызывают слабое свечение экрана. Свечение было сложно заметить, но оно было. N-лучи обладали всевозможными интересными свойствами. Они преломлялись в алюминии. Если собранный с помощью алюминиевой призмы поток лучей пересекал нить, обработанную сульфидом кадмия, нить начинала слабо светиться в темноте.

Вскоре множество других ученых — особенно из Франции — подтвердили результаты Блондло.

Но был и ряд других, из Англии и Германии, которые сообщили, что не совсем уверены, что наблюдали слабое свечение.

Блондло отвечал, что, возможно, они неправильно собрали опытную установку.

И вот однажды он устроил демонстрацию N-лучей. Свет был выключен, Блондло проводил манипуляции со своим аппаратом, а его ассистент объявлял о свечении или затемнении экрана.

Все прошло как по маслу, все результаты совпали с ожидаемыми.

Даже несмотря на то, что американский ученый по имени Роберт Вуд незаметно вытащил алюминиевую призму из центра механизма Блондло.

Так N-лучам пришел конец.

Как однажды сказал Филип К. Дик, реальность — это то, что не исчезает, когда вы прекращаете в нее верить.

С современной точки зрения ошибка Блондло очевидна. Ему не следовало сообщать ассистенту, что он делает. Перед тем как просить ассистента описать яркость экрана, Блондло должен был убедиться, что тот не знает, когда и каких результатов ожидает ученый. На этом вся история и закончилась бы.

Сейчас такой способ называется «слепым методом», и современные ученые считают его чем-то совершенно естественным. Если вы проводите психологический эксперимент, чтобы узнать, будут ли люди сердиться больше, если их бить по голове красным молотком, а не зеленым, то вы не должны сами смотреть на испытуемых и решать, насколько они сердиты. Вам нужно сфотографировать их после удара и отослать фотографии экспертной группе, которая оценит по десятибалльной шкале, насколько сердитым выглядит каждый человек, причем эксперты не должны знать, молотком какого цвета ударили каждого конкретного человека. Более того, нет никакого смысла сообщать оценивающим, в чем суть эксперимента. И уж конечно нельзя сообщать испытуемым, что они, по вашему мнению, должны сердиться больше, если их ударят красным молотком. Вы просто предлагаете им 20 фунтов, заманиваете в комнату, где проводится эксперимент, бьете молотком, случайно выбирая его цвет, и фотографируете. Кстати, удар молотком с фотографированием следует поручить ассистентам, которые не знают о гипотезе, чтобы у них не было стремления в каком-то случае бить сильнее или выбирать лучший момент для фотографирования.

Блондло уничтожил свою репутацию ошибкой, которая, будучи совершенной на занятиях по планированию экспериментов у первокурсников, вызвала бы снижение оценки и, возможно, даже презрительный смех со стороны ассистента преподавателя... правда, в 1991 году.

Но история с N-лучами произошла задолго до этого, в 1904-м, и потребовались месяцы, прежде чем Роберт Вуд сформулировал очевидную альтернативную гипотезу и придумал способ, как ее проверить. Десятки же других ученых оказались обманутыми.

Даже через двести с лишним лет после появления науки подобные, очевидные сейчас, ошибки еще встречались.

Поэтому вполне можно было предположить, что в маленьком мире волшебников, где, судя по всему, о науке и слыхом не слыхивали, никто даже не пытался проверить простейшую идею, которая пришла бы в голову любому современному ученому в первую очередь.

В книгах было полно сложных инструкций для всего, что нужно сделать абсолютно правильно, чтобы заклинание сработало. Возможно, предположил Гарри, весь смысл инструкций и проверок на занятиях в том, что они заставляют учеников просто-напросто сконцентрироваться на заклинании. Конечно, если тебе скажут просто взмахнуть палочкой и пожелать чего-нибудь, скорее всего ничего не получится. Но если ты поверишь, что заклинание должно совершаться определенным способом, и натренируешься в нем, то ты уже не сможешь убедить себя, что заклинание может работать по-другому...

...и, конечно, ошибкой было бы пробовать первое, что пришло в голову, а именно — проверять эту гипотезу самостоятельно.

Но что если человек вообще не знает, как работает исходное заклинание?

Что если взять в библиотеке Хогвартса книгу глупых заклинаний для розыгрышей, которую Гермиона еще не читала? При этом у части из них сохранить инструкции в правильном, исходном варианте, а в других изменить один жест или одно слово? Что если сохранить последовательность необходимых действий неизменной, но сказать, что заклинание, которое должно создавать красного червя, создает синего?

Что ж, выяснилось, что в этом случае...

...Гарри до сих пор было трудно в это поверить...

...если попросить Гермиону произнести «Угели бугели» с соотношением длительности гласных равным 3 к 1 к 1 вместо правильного 3 к 1 к 2, то летучая мышь появляется, но не светится.

Не то чтобы вера вообще не имела отношения к делу. Роль играли не только слова и движения палочкой.

Если дать Гермионе полностью неверную информацию о том, что заклинание должно делать, оно переставало работать.

Если ей вовсе не сказать, что заклинание должно делать, оно переставало работать.

Если Гермиона представляла себе действие заклинания очень смутно, или лишь слегка неверно, заклинание работало именно так, как описано в книге, а не так, как ей было сказано.

В настоящий момент Гарри в буквальном смысле бился головой о стену. Не сильно. Он не хотел повредить свои ценные мозги. Но ему было необходимо как-то выпустить свое разочарование, иначе бы он взорвался.

Бум. Бум. Бум.

Похоже, вселенной и впрямь позарез необходимо, чтобы люди произносили «Вингардиум левиоса», причем строго определенным способом, и ее не волнуют чьи-то мысли на тему, какую вообще роль может играть произношение в вопросе преодоления гравитации.

ПОЧЕМУ-У-У-У-У-У-У-У-У?!

Самым неприятным во всей ситуации был ехидный вид развеселившейся Гермионы.

Ее не устроило просто сидеть и выполнять команды Гарри, если она не знает, зачем это делать.

Поэтому Гарри объяснил, что они проверяют.

Гарри объяснил, почему они это проверяют.

Гарри объяснил, почему ни один волшебник скорее всего не пытался проделать что-то подобное ранее.

Гарри объяснил, что на самом деле в некоторой степени уверен в результатах.

Потому что, сказал Гарри, немыслимо, чтобы вселенная действительно хотела, чтобы кто-то говорил «Вингардиум левиоса».

Гермиона указала, что книги, которые она прочла, говорят иное. Гермиона спросила, действительно ли Гарри думает, что в одиннадцать лет, проучившись в Хогвартсе всего месяц, он умнее, чем все волшебники в мире, которые с ним не согласны.

Гарри ответил одним словом: «Конечно».

И теперь Гарри смотрел на красный кирпич стены непосредственно перед ним и размышлял, как бы ему удариться головой так, чтобы получить сотрясение, которое исказит его долговременную память и позволит больше не помнить о произошедшем. Гермиона не смеялась, но Гарри чувствовал, как она излучает желание засмеяться. Это ощущение давило, словно осознание того факта, что тебя преследует серийный убийца, только еще сильнее.

— Ладно, выскажись, — сдался Гарри.

— Я не собиралась, — вежливо ответила Гермиона Грейнджер. — Это нетактично.

— Забудь о такте, — сказал Гарри.

— Хорошо! Итак, ты прочитал мне длиннющую лекцию о том, как сложно заниматься основами науки, и что нам придется потратить на эту задачу около тридцати пяти лет, но при этом ожидал, что мы сделаем величайшее открытие в истории магии в первый же час совместной работы. Ты не просто надеялся, ты действительно этого ждал. Это глупо.

— Спасибо. А теперь...

— Я прочла все книги, которые ты мне дал, и я даже не знаю как это назвать. Самоуверенность? Ошибка планирования? Супердуперэффект озера Вобегон? Это должны назвать в твою честь. Предвзятость Гарри.

— Ладно, ладно!

— Но это очень мило. Так по-мальчишески.

— Завянь!

— О, как романтично.

Бум. Бум. Бум.

— И что дальше? — спросила Гермиона.

Гарри прислонил голову к стене. Его лоб начал побаливать от ударов.

— Ничего. Мне нужно все переосмыслить и придумать другие эксперименты.

Весь прошедший месяц Гарри тщательно разрабатывал серию экспериментов, которые должны были длиться до декабря.

Это был бы просто грандиозный цикл экспериментов, если бы самый первый из них не опроверг основную гипотезу.

Гарри не мог поверить, что оказался таким идиотом.

— Поправка, — добавил он. — Мне нужно придумать всего один новый эксперимент. Я дам тебе знать, когда я это сделаю, мы проведём его, и потом я придумаю следующий. Похоже на план?

— Похоже, что кое-кто впустую потратил огромное количество усилий.

Бум. Ой. Он ударился немного сильнее, чем планировал.

— Итак, — произнесла Гермиона. Она откинулась на спинку кресла, и на ее лице опять появилось ехидное выражение. — Что мы сегодня выяснили?

— Я выяснил, — ответил Гарри сквозь зубы, — что, когда проводятся исследования самых основ по-настоящему запутанной проблемы, где у тебя нет ни малейшего представления о чем-либо, мои книги по научной методологии нихрена не стоят.

— Выбирайте выражения, мистер Поттер! Некоторые из присутствующих — невинные юные девушки!

— Ладно. Если бы мои книги стоили хотя бы редьки — это просто овощ, ничего такого, — они бы дали мне следующий важный совет: если есть запутанная проблема, и ты только начал изучать ее, и у тебя есть фальсифицируемая гипотеза, проверь ее каким-нибудь простым способом. Не занимайся разработкой детально продуманного цикла опытов, который бы произвел впечатление на комиссию, распределяющую гранты. Просто как можно быстрее проверь, какие идеи неверны, прежде чем тратить на них кучу усилий. Сойдет в качестве вывода?

— Ммм... неплохо, — ответила Гермиона. — Но я также надеялась на что-то вроде: «Книги Гермионы не бесполезны. Они написаны старыми мудрыми волшебниками, которые знают о магии больше меня. Я должен обращать внимание на то, о чем говорится в книгах Гермионы». Добавим это к твоим результатам?

Судя по всему, челюсти Гарри стиснулись слишком плотно, чтобы он мог что-то произнести, поэтому он просто кивнул.

— Великолепно! — воскликнула Гермиона. — Мне понравился этот эксперимент. Мы узнали много нового, и это заняло у меня только час времени или около того.

— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А

Подробнее читайте:
Юдковский, Элиезер Шломо. Гарри Поттер и методы рационального мышления. Роман в трех книгах. Книга первая / Элиезер Шломо Юдковский ; [пер. с англ. коллектива переводчиков]. — Москва: ИП «Самин Михаил Иванович», 2018. — 616 с.