Бюджет кочевников

В прошлом блоге мы рассказывали про рыночную экономику и тех, кто получил за развитие этой концепции Нобелевскую премию. Но на рынке экономика не заканчивается: собственная система управления ресурсами есть и у монгольских скотоводов, и непальских фермеров. В 2009 году за теоретическое описание этой «экономики общин» Нобелевский комитет наградил Элинор Остром — первую женщину в истории премии. В чем суть ее работ, которые долгое время были непопулярными?

В 2009 году Нобелевскую премию за «исследования в области экономической организации» получили два человека: Оливер Уильямсон и Элинор Остром. Уильямсона отметили за изучение транзакций, которые происходят внутри фирм, а Остром — за исследование экономических институтов внутри общин. Вообще, институтами в социальных науках называют любые правила игры, которые устанавливают для себя люди, стремясь упорядочить совместную жизнь. Институты могут быть формальными (например, законы или контракты) и неформальными (традиции или обычаи) и включают не только сами нормы, но и механизмы, которые принуждают их соблюдать. Экономика уделяет много внимания институтам, которые обеспечивают работу рынков. Но Остром интересовало, как люди справляются без рынков и правил, которые устанавливает государство, и сами создают институты внутри своего сообщества.

Трагедия общин

Элинор Остром занималась экономической историей и активно использовала в работах данные из прошлого, но речь в них шла не только о доиндустриальных сообществах. В центре ее внимания были ресурсы общего пользования, например лес, рыба и пресная вода. Доступ к ним имеют несколько человек, а потребление уменьшает общий резерв. Ученую интересовало, как управлять такими ресурсами, и могут ли люди организовать пользование ими в общих интересах самостоятельно — не привлекая ни государство, ни «невидимую руку рынка».

До Остром считалось, что такая самоорганизация неэффективна и неизбежно приводит к трагедии общин — этот термин в 1968 году сформулировал биолог и эколог Гаррет Хардин в статье в Science. Он объяснил концепцию на примере пастбищ. Каждый фермер, действуя в собственных интересах, стремится пасти на доступной ему общей территории как можно больше своего скота. Но рациональные на индивидуальном уровне действия отдельных фермеров вскоре неизбежно приводят к общей проблеме — пастбище истощается. То есть, писал Хардин, проблема общего ограниченного ресурса в том, что, действуя рационально и независимо друг от друга, люди в итоге уничтожают ресурс, хоть это и вредит всем в долгосрочной перспективе.

Считалось, что предотвратить эту трагедию можно двумя основными способами. Первый — призвать на помощь рынок: приватизировать ресурс, чтобы собственник торговал им и следил, чтобы тот не слишком быстро истощался — например, устанавливая высокую цену и снижая спрос. Второй вариант — закрепить собственность за государством, которое будет само торговать ресурсом или регулировать доступ к нему, в том числе при помощи квот. Остром доказала, что есть еще и третья опция — доверить коллективное управление пользователям ресурса.

При помощи эмпирических данных ученая показала, что коллективное управление далеко не всегда приводит к трагедии общин, как считалось прежде. Исследуя опыт разных стран и эпох, она установила, что общинное управление не раз оказывалось эффективнее государственного регулирования или приватизации.

Лучше частника и государства

Один из самых знаменитых примеров — разница в управлении пастбищами в Советском Союзе, Монголии и Китае. Остром обратила внимание на исследование антрополога Дэвида Снита. В своей статье он анализировал спутниковые снимки соседних пастбищ в Южной Сибири и обнаружил, что земли быстрее всего деградировали в СССР (и затем в России), чуть медленнее — в Китае, а в Монголии сохранялись лучше всего. Все дело в институтах, предположила Элинор Остром.

В Китае и Советском Союзе пастбища долгое время были под управлением государства, а точнее — колхозов. В начале 1980-х Китай приватизировал пастбища, однако при частниках почти ничего не изменилось: ресурсы истощались. В Монголии не было ни приватизации, ни жесткого государственного регулирования — власти оставили пастбища в коллективной собственности кочевников. Те традиционно договаривались между собой о перемещениях между участками, что позволяло предотвратить их деградацию. И колхозы, и частный собственник справились с задачей хуже, чем монгольские кочевые общины, заключила Остром.

Еще один знаменитый пример из работ экономистки — ирригационные системы в Непале. Вместе с соавторами она изучила, насколько эффективны системы, которые фермеры сами создавали и которыми сами управляли, в сравнении с государственными. Ученые выяснили, что самодельные дамбы и системы каналов из глины, камней и веток лучше снабжали людей водой, чем бетонные системы, построенные на деньги международных доноров. Причем дело было не в том, что государство занималось ирригацией в районах с более сложным рельефом или худшим доступом к воде.

Остром обнаружила, что иногда замена фермерских систем на современные делала только хуже. Больше всего от государственных систем страдали те, кто жил вдалеке от дамб, вниз по течению реки. Остром выяснила, что появление современных плотин разрушило координацию между фермерами. Когда все они зависели от собственных сооружений, приходилось договариваться и об их содержании, и об использовании воды — так, чтобы ее хватило всем. Но когда государство взяло все в свои руки, стимулы договариваться ослабли, и фермеры с хозяйствами выше по течению реки стали забирать значительно больше воды, чем раньше, и ухудшили положение соседей — в итоге после обновления ирригационных систем в районах ниже по течению упала урожайность.

Без универсального ответа

Остром сама не раз предупреждала: не стоит считать ни одно из институциональных решений панацеей — ни свободный рынок, ни огосударствление, ни общины. Государство часто бывает неэффективным собственником, частники могут в условиях плохих институтов стремиться скорее «выкачать» и продать ресурсы, а общины не всегда устанавливают оптимальные правила. Слишком многое зависит от специфики ресурса и особенностей общества, которое пытается решить, как эффективнее управлять этим ресурсом.

Элинор Остром попыталась сформулировать универсальные правила, без которых организовать качественное управление в рамках общины невозможно. В Нобелевском комитете признавали: некоторые из этих правил могут показаться очевидными — особенно когда известны истории успеха. Например, она указывала, что все члены сообщества должны понимать свои права и обязанности и заранее договориться о принципах разрешения споров. Кроме того, издержки на поддержание ресурса, которые приходится нести каждому из членов сообщества, должны соотноситься с выгодами «в разумной пропорции». Иначе у людей будет меньше стимулов договариваться.

Но часть правил, предложенных Остром, выглядела революционно. Так, ученая полагала, что самый эффективный способ обеспечить соблюдение правил — поручить мониторинг и наказание самим членам сообщества. До Остром утверждалось, что это задача, которую следует доверять независимым третьим лицам — только они могут быть непредвзятыми.

Ранее также считалось, что люди, действуя как рациональные экономические агенты, которые всегда стремятся к максимальной собственной выгоде, не захотят тратить силы и средства на поддержание общего порядка, поскольку их личный выигрыш будет меньше издержек, которые им пришлось понести ради общего блага. Но на эмпирических данных и в лабораторных экспериментах Остром доказала — люди готовы брать на себя такую ответственность, и это следует учитывать, выбирая между частной, государственной и общинной собственностью.

Как отмечал Нобелевский комитет, важнейший вывод из исследований Остром даже не в жизнеспособности общинных институтов как таковых, а в том, что и ученые, и власти часто недооценивают правила, выработанные внутри общин. Они часто работают эффективнее официально установленных не потому, что они сами по себе лучше, а потому, что все члены сообщества участвовали в их выработке и потому считают их легитимными — следовательно, больше готовы их соблюдать, а это снижает издержки на мониторинг и штрафные санкции.

Один из наглядных примеров устойчивых норм, которые были разработаны внутри сообщества и эффективно им поддерживаются без государственного вмешательства, — спортивные правила. Как пишет в биографической справке об Остром и ее открытиях экономист Дэвид Хендерсон, нет нужды принимать федеральные законы об американском футболе — команда, допустившая нарушение, признает решение арбитра, потому что таковы нормы сообщества.

Вне рынка

Закономерности, которые увидела Элинор Остром, касаются не только экономики. Ее идеи часто применяют экологические организации и активисты. Например, для борьбы с браконьерством в Намибии экологи предложили вместо новых законодательных запретов, которые с трудом соблюдались из-за слабого мониторинга, усилить роль местных сообществ. В частности, передавать им больше доходов от туризма и сафари, чтобы люди были заинтересованы сохранять животных и бороться с браконьерами самостоятельно.

Несмотря на популярность в экологическом сообществе, Остром, первая женщина, удостоенная Нобелевской премии по экономике, осталась намного менее цитируемой, чем большинство лауреатов-экономистов (она умерла в 2012 году, через три года после награждения). Когда ей присудили премию, многие экономисты критиковали решение Нобелевского комитета и указывали, что ее имя едва ли известно в профессиональном сообществе, а идеи противоречат идеалам свободного рынка.

Сама Остром никогда не противопоставляла общинные институты рыночным, но призывала не полагаться на универсальные решения и уделять больше внимания деталям. Увлечение отдельными кейсами в ущерб теоретическим обобщениям — еще одна частая претензия к работам экономистки. Но и здесь она не видела противоречий: изучая множество частных примеров, можно сформулировать полезные общие выводы, но это не повод пренебрегать разнообразием. А различия в этих примерах могут быть не менее полезными, чем сходства.