«Язык бабочек»

Бабочки — одни из самых любимых человеком насекомых. Когда-то их коллекционирование было популярным хобби. На труд энтузиастов во многом опираются энтомологи, изучающие анатомию и эволюцию чешуекрылых, а также другие ученые. Исследование бабочек заложило основу экологии как научной дисциплины, позволило больше узнать об эволюции и, например, помогает в разработке новых материалов. В книге «Язык бабочек: Как воры, коллекционеры и ученые раскрыли секреты самых красивых насекомых в мире» (издательство «Альпина нон-фикшн»), переведенной на русский язык Екатериной Луцкой, научная журналистка Венди Уильямс рассказывает о бабочках, их роли в нашей экосистеме и в жизни всего человечества. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом, посвященным тому, как из гусениц на свет появляются бабочки монархи.

Свадебное путешествие

Из уст бога творения каждый день появлялось солнце, а зимой лучи его превращались в бабочек.
Из фольклора мексиканских индейцев

Бабочки любят свой аристократический распорядок дня. Подобно королям, они не должны просыпаться, пока сами не захотят, а это, как я уже упоминала, происходит около десяти утра.

Такая строгая приверженность тому, что обычно называют сокращенным рабочим днем, на мой взгляд, свидетельствует о достаточно высоком интеллекте. Я встаю рано, но по-настоящему просыпаюсь к тому же времени. Именно поэтому около 9:30 утра за день до знакомства с Леонгом я довольно мрачно топталась у парковки поблизости от парка бабочек в Писмо-Бич, Калифорния. Мне пришлось встать и отправиться в путь слишком рано, и не хватило времени на то, чтобы спокойно поразмыслить. К тому же и погода была — сюрприз! — мрачная и сырая.

Монархи тоже не любят дождь. Они замирают на ветвях, прикинувшись сухими листьями. И желающим полюбоваться бабочками смотреть особо не на что. К счастью для меня, пусть начало и было совсем не многообещающим, я поняла, что все же не зря встала ни свет ни заря. Даже откажись бабочки просыпаться, день прошел бы не зря. На 10 утра была запланирована публичная лекция. И это еще не все: натуралист-волонтер, фанат своего дела, один из многих, с кем мне предстояло познакомиться во время работы над этой книгой, обещал рассказать о тайной любовной жизни бабочек-монархов на Писмо-Бич.

А я же обожаю тайны.

Я устроилась на одной из лавочек в парке.

Несмотря на плохую погоду, начали собираться люди. Вот уже прибыло больше полусотни слушателей — тепло укутанных, в шапках, с зонтиками, ведь то и дело начинался дождь. Нам не терпелось узнать побольше о великолепии монархов. В нашей маленькой толпе было много детей, и некоторые совсем маленькие. Это, как оказалось впоследствии, было важно: волонтер, симпатичная женщина, которая, казалось, только вчера ушла на пенсию с должности учительницы, готовилась рассказать нам о весьма деликатных предметах.

Начала она с объяснения основ. Самки монархов откладывают яйца размером где-то с булавочную головку на растения рода ваточник, содержащие млечный сок, — и только на них. А именно на нижнюю сторону листа, обычно по одному яйцу на лист. Монархи не единственные насекомые, использующие млечный сок растений. Его любят и больше сотни других видов, и это означает, что когда-то такие растения были распространены гораздо шире, чем сегодня. И все же конкуренция не столь жестока, как может показаться: не все они используют те же части растения, что и монархи.

Через три—пять дней, в зависимости от погоды, температуры и времени года (подробнее об этом позже), из яйца появляется крошечная гусеничка. На этом этапе она так мала, что я, глядя прямо на нее, так и не смогла рассмотреть.

Следующие девять—шестнадцать дней гусеница изо всех сил налегает на листья ваточника, начиная с того листа, на который было отложено яйцо. Только эти растения — вот вся еда гусеницы. Бедняга. Но выбора у нее нет: никакие другие растения ей не подходят. Для гусеницы монарха борьба за существование начинается сразу же по выходе из яйца.

Первым делом она съедает саму оболочку яйца, богатую питательными веществами, а затем хорошенько пьет, «как кошка пьет молоко», по словам энтомолога Мириам Ротшильд. Устраивает себе натуральный «запой» из млечного сока, погружаясь в него целиком — порой в буквальном смысле, как замечал эколог Анураг Агравал.

Все, кому в детстве приходилось сталкиваться с подобным, знают, какой млечный сок липкий. Оторвите лист у такого растения, и тут же выбрызнется что-то вязкое (рассказал мне биолог Линкольн Брауэр, специалист по монархам). А потом эта штука высыхает, и пальцы накрепко слипаются. В детстве забавно было представлять, что пальцы захватила эта загадочно прочная и упрямая масса, густая, клейкая, противная и ни за что не отстающая, пока не отмоешь как следует руки в ближайшем ручейке.

Повзрослев, мы узнали, что это вещество называется «латекс». Распространен он весьма широко. Латекс вырабатывают порядка 10 процентов всех видов растений. Из латекса, выделяемого каучуковыми деревьями, сделаны шины наших автомобилей. Со временем люди создали и синтетический каучук, но он не так долговечен, как натуральный латекс. Последний не имеет аналогов на планете.

Млечный сок растений — штука исключительно гадкая, к тому же и ядовитая. Известный исследователь монархов Линкольн Брауэр однажды попробовал его на вкус:

— Я чуть в обморок не упал: вкус оказался отвратительный. Я исходил слюной, и меня чуть не стошнило.

Любопытно, думала я. Сама я не имею привычки тащить в рот незнакомые вещества. Но для ученых-полевиков характерен своего рода мачизм — чтобы было чем похвастаться за пивом. Этому безумству был подвержен даже Чарльз Дарвин: «Однажды, ободрав кусок старой коры, я обнаружил двух редких жуков и схватил их, по одному в каждую руку. А потом заметил третьего — какого-то другого вида, — отказаться от которого тоже никак не мог, так что жука из правой руки я засунул в рот. Увы, он исторг из себя какую-то невероятно едкую жидкость, обжегшую мне язык...»

Как правило, ученые после таких экспериментов выживают...

Еще один специалист по бабочкам, возможно самый известный в двадцатом веке, Владимир Набоков, писал, что однажды, находясь в штате Вермонт, он решил проверить, одно ли и то же представляют собой монарх и другая бабочка, называемая «вице-король». Для этого он попробовал обеих на вкус и нашел одинаково «омерзительными». Замечание Набокова получило значительную огласку, в основном потому, что он уже был широко известен как автор скандального романа «Лолита» (Lolita) — о страсти мужчины средних лет к девочке-подростку. (А ведь дело было в 1950-х, когда писать о таких вещах было немыслимо.)

То, что новорожденная гусеница должна питаться ваточниками, своего рода странная ирония: первый глоток может стать для нее и последним, ведь если латекс способен накрепко склеить пальцы, точно так же он обойдется и с челюстями гусеницы. И вот— смерть от голода. Агравал полагает, что из-за этого погибают порядка 60 процентов гусениц. И это очень много. Если рот и не слипается, умереть гусеница может из-за того прозаического факта, что у нее склеиваются конечности.

Иногда, чтобы уменьшить опасность, гусеница может успешно отделить лист от растения, пережевав место сочленения между ножкой листа и основным стеблем. Так ситуация становится менее сложной, ведь каучук будет вытекать из листа под меньшим давлением, и гусенице будет удобнее питаться небольшими порциями. А иногда им удается даже прогрызть в листе аккуратный кружок и выедать его изнутри, тем самым заметно снижая давление вытекающего латекса. Но в основном гусеница просто начинает жевать напропалую, надеясь на лучшее.

Есть что-то трагическое, на манер древних греков, в ее упорном желании поедать листья ваточника и поглощать горький латекс: она обречена вожделеть источник собственной гибели. Фатальная страсть.

И дело тут не только в том, что латекс так липок и так гадок на вкус: он опасен для жизни. И снова ирония ситуации: чем больше каучука съест гусеница, тем хуже она будет расти, но тем лучше будет ее защита от птиц и прочих хищников. В смысле—если она выживет. Многие погибают от яда, которым вынуждены питаться.

Это парадоксально и в то же время необходимо: хищные птицы уменьшают количество гусениц вдвое.

О том, что латекс ядовит, люди знают уже много веков. Римляне получали его из растений и использовали как орудие убийства. Он действует примерно как яд наперстянки — поражает сердце и нервную систему всех животных.

И вот вам еще один парадокс, быть может, самый сокрушительный: гусеница ест латекс именно потому, что он ядовит. Что нас не убивает — делает нас сильнее. Если гусеница не умирает от яда, она получает преимущество на всю дальнейшую жизнь.

Гусеница способна хранить токсин в нескольких отделах организма. Пытаясь съесть гусеницу, хищник получает немалые дозы отвратительного ядовитого вещества. Птицам оно не по нраву. Часто они срыгивают гусеницу. Учатся хищники быстро. Скорее всего, птица уже никогда не попытается склевать монарха. Или, как показали Дарвин и Бейтс, другую бабочку, похожую на монарха. Такие скрытые токсины могут действовать долго. Они не исчезают и способны отравить хищника, даже когда гусеница уже стала бабочкой.

Сами мы гораздо хуже переносим этот яд, чем монархи, о чем свидетельствует реакция Брауэра, но и мы способны извлекать выгоду из употребления его в очень малых количествах. «Часто грань между ядом и лекарством очень тонка», — пишет Агравал в своей книге «Монархи и ваточники» (Monarchs and Milkweed) — глубоком исследовании, посвященном этому вопросу. Близкий родственник каучукового яда — лекарство, которое часто принимают от болезней сердца, а иногда даже при онкологических заболеваниях. С другой стороны, если принять слишком много — остановится сердце.

Монархи создали всевозможные стратегии обхода этой ужасной дилеммы, столь важной для их существования. Но ваточники противопоставили им новые, еще более вероломные способы, позволяющие обойти проблему с монархами. Некоторые виды ваточника отращивают на листьях щетинки, чтобы гусеницам было еще сложнее. В этом случае гусеница сначала превращается в живую, дышащую машину-сенокосилку, которая, прежде чем начать есть, скашивает эти щетинки. Мне это кажется невероятным: как это крошечное, недолговечное создание, воплощающее лишь одну стадию сложного жизненного цикла, «знает», как это делается?

Монархи хотят есть ваточники; ваточники не хотят, чтобы их ели. Агравал с коллегами называет это «гонкой вооружений» по принципу «око за око», игрой на миллион, на повышение ставок. Другим же кажется, что эта метафора скорее подходит человеческому обществу, чем насекомым и растениям.

Простое слово «взаимодействие», подразумевающее совместное действие многих различных компонентов, менее вычурно и более точно. Энтомолог Майкл Энджел использует выражение «эволюционное перетягивание каната». Мне он говорил так: «Экологический успех цветковых растений отчасти подкреплялся их союзом с насекомыми, а многие группы насекомых обязаны своим успехом своим хозяевам-цветам».

Я спросила у Агравала, почему некоторым свежевылупившимся гусеницам удается выжить, но большинство не переживает первого дня жизни.

— В природе дуб за всю свою жизнь производит где-то миллион желудей, — ответил он. — Почему некоторые из них выживают? Некоторые — случайно, а некоторые — потому, что обладают нужными свойствами. То же самое и в нашем примере. Однако более научный ответ будет состоять в том, что монархи и ваточники существуют не изолированно друг от друга. И те и те стараются справляться как можно лучше — путем естественного отбора. Быть может, если бы мы тысячами лет запрещали монархам развиваться, а ваточникам нет, все монархи вымерли бы.

Но, конечно, такого ни за что бы не случилось.

Жизнь всегда должна развиваться.

В конце концов, именно перемены — основа бытия.

Тектоника жизни.

Будучи всего пять сантиметров в длину, продолжала лектор из Писмо-Бич, гусеница начинает процесс превращения в бабочку. Она сбрасывает старую шкурку, прячется от опасного мира в уютную куколку и принимается за работу—начинает менять саму себя в обстановке относительной безопасности, скрытая от глаз хищников. Занимает этот процесс обычно всего несколько дней.

Когда на свет появляется бабочка — имаго, то есть полностью сформировавшаяся взрослая особь, она уже окрашена в те самые удивительные цвета, столь привлекательные для человеческого глаза. Но фантастические цвета крылышек монарха, которые завораживают нас, предназначены не только для того, чтобы произвести впечатление: они будто череп со скрещенными костями — знак опасности. Съешь меня на свой страх и риск. Монархи не единственные насекомые, питающиеся ваточниками и отпугивающие хищников ярко-оранжевой окраской. Примерно так же выглядят жуки-усачи Tetraopes tetrophthalmus и клопы Oncopeltus fasciatus — оранжевый цвет делает их хорошо заметными на зеленых листьях.

Подробнее читайте:
Уильямс, В. Язык бабочек: Как воры, коллекционеры и ученые раскрыли секреты самых красивых насекомых в мире / Венди Уильямс ; Пер. с англ. [Екатерины Луцкой] — М. : Альпина нон-фикшн, 2023. — 308 с. + 16 с. вкл. — (Серия «Животные»).