«Геббельс. Портрет на фоне дневника»

Елена Ржевская прошла войну от Ржева до Берлина и стала одной из первых, кто в мае 1945 года прочитал дневниковые записи Йозефа Геббельса. Эти дневники, а также собственные свидетельства Ржевской легли в основу книги «Геббельс. Портрет на фоне дневника» (издательство «Книжники»), которая воссоздает личность и биографию министра пропаганды Третьего рейха. N + 1 предлагает своим читателям ознакомиться с фрагментом, в котором рассказывается, как с июня по сентябрь 1940 года Геббельс следил за внешней политикой СССР, обсуждал с Гитлером русские фильмы и рассуждал о необходимости войны.

«Я не верю в мир. Сначала — война!»

24 июня 1940. Вчера: русские все упорнее отвергают приписываемую им попытку антигерманской политики. Это производит глубокое впечатление.

25 июня 1940. Сталин сообщает Шуленбургу^*, что он собирается действовать против Румынии. Это против соглашения. Посмотрим.

27 июня 1940. Москва предъявила Бухаресту давно ожидавшийся ультиматум^**. Трусливый король Кароль попал в клещи. Однако Сталин использует момент. Настало его время. Мародерство! Все за счет наших успехов. Мы облегчили другим победы.

29 июня 1940. Румыния уступила Москве. Бессарабия и Северная Буковина отходят России. Для нас это отнюдь не приятно. Русские пользуются ситуацией.

И к досаде Геббельса, «Вохеншау» не так уж впечатляюще, когда нет военной хроники. Не хватает актуального материала, сетует он. «Что делать, не можем же мы начать войну только ради “Вохеншау”».

Но с особым нетерпением, в интересах своего «Недельного обозрения», он станет ждать начала военных действий против Советского Союза.

5 июля 1940. Славянство распространяется по Балканам. Россия использует удобный момент. Наверное, позднее нам придется вновь выступить против Советов.

Геббельс не посвящен в то, что ровно через пять дней по окончании военных действий против Франции Гитлер со своими генералами приступил к разработке плана нападения на Советский Союз.

16 июля 1940. В народе царит некоторое беспокойство относительно России. [Видимо, все же что-то тревожное носится в воздухе.] Но мы не издаем успокоительного опровержения. Это очень хорошо, что народ остается в некотором напряжении. Оно еще понадобится нам против Англии.

19 июля 1940. Русские стали несколько дерзкими. Молотов не принял Шуленбурга. Но сейчас нам это не во вред. А англичане возлагают на это большие надежды.

Триумфальный проезд фюрера к Рейхстагу сквозь беснующиеся от восторга толпы народа. В его речи — высокая оценка военных достижений. А также «сильное подчеркивание нашей дружбы с Италией и добрососедских отношений с Москвой. Сильное и драматическое обращение к Лондону¹. Но цели войны не уточняются. Психологически необычайно действенно. Призыв к разуму. Мы не хотим этой войны… Теперь слово за Лондоном. Я не верю в мир. Сначала — война!»

После всех немыслимых побед Геббельс в эйфории и, похоже, расхрабрился. Призывает войну. Тогда как еще перед нападением на Польшу он был крайне опаслив и при всех своих радикальных склонностях предлагал тогда держаться мирной политической линии. Рассказавший об этом в своих «Воспоминаниях» Шпеер считал Геббельса и Геринга, выступавших за сохранение мира, «слабаками, дегенерировавшими среди услад власти, а потому не желавшими рисковать завоеванными привилегиями».

А теперь ему подавай войну! Но тревога снова охватит его.

31 июля 1940. Распоряжение гауляйтерам: отнестись с пониманием к нашей сдержанной полемике с Америкой. Также никаких тревожных слухов насчет возможных действий против России…

3 августа 1940. Речь Молотова потрясла Лондон^***. Этого и следовало ожидать. Лопнул еще один мыльный пузырь.

9 августа 1940. Мы говорим с фюрером о балтийских государствах, где русские устанавливают свою террористическую диктатуру. Но мы не должны им [прибалтам] сочувствовать. Без интеллигенции они для нас безопаснее. Россия всегда будет нам чужда.

10 августа 1940. Во всей Польше поляки переносят свою участь со стоическим скептицизмом. Вот славяне!.. Смотрели русский фильм о финской войне. Жалкое зрелище. Чистый дилетантизм. Сообщество недочеловеков. К тому же под музыку Вагнера. Кощунство. Наверное, нам придется выступить против всего этого. Изгнать эту азиатчину из Европы, загнать ее в Азию, где ее настоящее место.

15 августа 1940. Мы сосредоточиваем большое количество дивизий на востоке. Обоснование: небезопасность на западе из-за воздушных налетов.

16 августа 1940. Фюрер в прекрасном настроении. Я рассказал ему о своих впечатлениях от русских фильмов. Он их полностью разделяет. И у него нет для Москвы ничего, кроме презрения. Затем он совершенно спонтанно сказал, что твердо и слепо верит в наше будущее во всех отношениях. Но на это и у него, и у нас всех есть основания… В мыслях фюрера Англия уже побеждена. Нам только мешает погода… [О России.] В армии — хрупко. Большевизм совершенно отбрасывает то, что в нем есть большевистского… Фильм о красной спортивной олимпиаде в Москве. Он хорош. Он показывает живую и жизнерадостную Россию. Другое лицо большевизма. Большие организаторские способности. Большевизм всегда будет для нас загадкой.

17 августа 1940. Во время войны надо не приостанавливать смертную казнь, как это было во время мировой войны, а усиливать ее [излагает в дневнике Геббельс суждения фюрера. И дальше:] Нечего сберегать антиобщественные элементы для будущей революции. Они всегда угрожают государству, особенно в больших городах… Авторитет — это ведь всего лишь фикция. Если антисоциальным элементам удается его потрясти или подорвать, все двери открыты для анархии. Юстиция не может справиться с такими вещами. Она стерильна, лишена мирового кругозора и ответственности. Она годится только в спокойное, консолидированное время. Во время войны или революции надо отодвинуть ее в сторону и руководствоваться только необходимостью, а не формальным законом. Евреев мы позже выселим на Мадагаскар. Пусть они там строят свое собственное государство. [Эта идея о Мадагаскаре, высказанная в свое время одним из самых заядлых антисемитов — Штрейхером, нет-нет да всплывает причудливо вновь, хотя в гетто и концлагерях евреи намеренно обречены не на будущее жизнеустройство на Мадагаскаре, а на вымирание.]

22 августа 1940. Покушение на Троцкого в Мексике^****. Тяжело ранен. Этого дьявола мне не жалко.

«Однажды нам еще придется рассчитаться с Россией»

23 августа 1940. Я снова запретил все дружественные русским статьи в прессе. Русские совершенно бесстыдны. А наши обыватели всегда готовы попасться на их удочку.

24 августа 1940. Я запрещаю всякое потакание России. Москва сейчас становится очень агрессивной. Правда, красные газеты печатают памятные статьи о заключенном год назад германо-русском соглашении. Но ведь и мы это делаем. Обер-группенфюрер [СС] Лоренц докладывает из Москвы. Он совершенно захвачен. Восхваляет чистоту, порядок и дисциплину в Москве. Я в это не верю. В любом случае финский поход доказывает противоположное. Так что не надо покупаться на потемкинские деревни². Я и германская пресса сохраняем сдержанность. Однажды нам еще придется рассчитаться с Россией. [В «финском походе» предстала на обозрение слабость советской армии, неорганизованность, неумелость. Повторю: от маршала Жукова я слышала суждение, что это подтолкнуло Германию к нападению на Советский Союз.]

25 августа 1940. Говорил с Леем. Он хочет — и именно во время войны — основать Институт моды, которому бы его жена^* и Магда покровительствовали. Я категорически против. Жены должны сидеть дома и появляться на людях только с мужьями. Так хочет народ, и это правильно.

Пресловутое предназначение немецкой женщины — четыре «К»: «Küche, Kinder, Kirche, Kleider» (кухня, дети, церковь, платья). Из них национал-социалисты оставили три «К», исключив Kirche — церковь.

5 сентября 1940. С Москвой трения из-за Румынии и Мемеля^**, частично выраженные в русских протестах, которые мы отклоняем.

13 сентября 1940. Небольшой конфликт с Москвой. Мы задолжали поставки. Торговые сношения прерваны.

15 сентября 1940. Москва ведет себя довольно нагло. Шуленбург лично приехал в Берлин, чтобы сообщить нам об этом… Церковники должны быть со всей серьезностью предупреждены по поводу их идиотской политики трактатиков. Вермахт тоже не желает больше это терпеть.

18 сентября 1940. Мир вовсе не идеал, к которому следует стремиться. Длительный мир расслабит человечество.

В «Майн кампф» утверждалось, что вечный мир уничтожит человечество, предназначенное для вечной борьбы. Геббельс то и дело вторит Гитлеру, подчиняя себя его суждениям, но и выдавая их в дневнике за свои собственные.

В атмосфере оглушительных военных побед Гитлера Геббельс совершенно завоеван им, растворен, и в этом его услада, обретение. Он уже полностью alter ego Гитлера. Ведь если в Гитлере есть все же самобытность (какая — это другой вопрос), то Геббельс ее вообще лишен, он — вторичен.

19 сентября 1940. Короткое тайное объяснение с Москвой. Она должна быть ориентирована против Англии. Фюрер решил больше не предоставлять России ни одной европейской области.

1 октября 1940. В «Правде» заявление Сталина по поводу пакта трех держав [Германия, Италия, Япония]. Очень позитивно. Россия была заранее ориентирована и не имеет никаких опасений. Так что ветер дует не в паруса плутократов, которые рассчитывали на помощь большевиков… Заявление Сталина принято фюрером с удовлетворением. Оно помогает нам еще чуть-чуть продвинуться вперед.

8 октября 1940. Страна [Америка] населена смесью рас, которую не назовешь народом. Тьфу, черт!

17 октября 1940. Москва публикует наглое опровержение по румынскому вопросу… В США уже говорят о вступлении русских войск в Румынию. Но это чушь. На это Москва никогда не отважится.

24 октября 1940. Москва и Токио собираются прийти к согласию на основе договора о ненападении.

Подробнее читайте:
Ржевская, Елена. Геббельс. Портрет на фоне дневника / Елена Ржевская. — Москва: ИД «Книжники», 2020. — 456 с.