«Изобретатель парейазавров»

Профессор Владимир Прохорович Амалицкий (1859-1917) известен сегодня как отец русской палеонтологии. Главным его достижением стали масштабные, продолжавшиеся почти десять лет, раскопки остатков пермских ящеров в Вологодской губернии в местонахождении Соколки, между городами Котлас и Великий Устюг. В издательстве «Фитон XXI» вышла биография ученого, собранная научным журналистом Антоном Нелиховым на основе богатых архивных материалов. N + 1 предлагает читателям познакомиться с главой этой книги, рассказывающей о том, как Амалицкий организовал первую в Российской империи мастерскую по очистке окаменелостей от породы.

Фабрика скелетов

Осенью 1900 года в бывшем здании университетской библиотеки в Варшаве, где много лет царила тишина, раздался грохот точильных и шлифовальных машин. С раннего утра до позднего вечера по коридорам гуляло эхо токарных станков, разносились стуки молотков. В России заработала первая палеонтологическая мастерская. Официально она называлась Палеонтологической лабораторией Императорского Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей.

В те годы в мире было не более десяти мест, где очищали от породы остатки позвоночных. Амалицкий посетил некоторые из них, чтобы познакомиться с принципами работы. Целый месяц он ездил по Европе, осматривая мастерские Берлина, Брюсселя, Парижа, Лондона, Вены. Он надеялся узнать какие-то хитрости препараторов, но остался недоволен поездкой. Удалось понять только одно: никто не знает, как очищать кости русских ящеров.

В чемодане Амалицкого лежали куски конкреций. Пробуя их расколоть, мастера ругались на разных языках: по-английски, по-немецки, по-французски. Никогда им не приходилось иметь дело с материалом, где кость хрупкая, а порода крепкая.

Самые большие надежды Амалицкий возлагал на Брюссель, где извлекали из породы, собирали и склеивали кости целого стада динозавров игуанодонов. Пять препараторов работали под руководством профессоров, но и они не помогли Амалицкому. Кости динозавров оказались совсем другими, залегали в мягкой, словно творог, породе, а сами были твердыми, как дерево.

На предложение поработать в России некоторые препараторы отвечали согласием, но выдвигали немыслимые условия. Во-первых, сильно завышали размер гонорара. Во-вторых, требовали пенсии по окончании работ.

«Заграничная поездка, которую я сделал весной этого года, ничего мне не дала. Нужно придумывать самому», — писал Амалицкий.

Он вернулся в Россию и начал искать русских мастеров, знающих, как обрабатывать камень. Амалицкий осмотрел несколько скульптурных мастерских в Варшаве и Петербурге, поговорил с рабочими Петергофской гранильной фабрики. Наконец нанял рабочих в Варшаве: четырех препараторов, слесаря и нескольких служителей.

В Палеонтологическом институте до сих пор рассказывают, что для работы с конкрециями Амалицкий пригласил кладбищенских каменотесов. Так ли это — не ясно. Сам Амалицкий называл сотрудников своей мастерской «местными скульпторами каменщиками».

Договор с ними он заключил на год. Зарплату назначил хорошую: два рубля за день.

Все работники были поляками. Их имена сохранила брошюра «Адресная книга русских Зоологов, Анатомов, Физиологов, Палеонтологов и проч.». Трое (Феликс Зелинский, Адам Кенсик, Иосиф Маковский) числились препараторами для очистки от камня костей ископаемых позвоночных. Один (Франц Каминский) был «коллектором и препаратором». Еще один (Войцех Гурецкий) работал «препаратором-слесарем» и, кроме того, занимался «постановкой скелетов». Двоих взяли в помощники: Феликса Гадомского и Михаила Каминского.

Здесь же, в бывшей библиотеке, Амалицкий устроил небольшую кузницу, чтобы точить инструменты, и слесарную мастерскую — делать подпорки для костей.

В одной комнате поставили шлифовальные и сверлильные машины, в другой — токарные станки. В большом читальном зале на столах разложили крупные конкреции в том положении, в каком они залегали в чечевице.

В работе приходилось учитывать сотни мелочей. Амалицкий закупал для мастерской наковальни, металлические ванны, солому, корзины, гвозди, каучук, фартуки, блузы, жидкое стекло, глину, стружку, шерсть, белый цемент, напильники «угольник».

Отдельными строками расходов шли стирка рабочей одежды и вывоз мусора (полтора рубля почти каждый месяц). Были расходы, которые сейчас называют социальными. На Пасху Амалицкий выписывал препараторам и служителям премию — 150 рублей на всех. Одному препаратору на приданое внучке дал 35 рублей. После кончины другого выдал на похороны 50 рублей и еще 50 рублей передал вдове и детям.

Чтобы объяснить препараторам их задачи, Амалицкий принес атласы по анатомии животных, показал, где располагаются кости в скелетах, как они выглядят, какую имеют форму и как сочленяются друг с другом. Затем дал для очистки несколько не слишком ценных конкреций.

По глыбам сложно понять, какая кость лежит внутри. Каменщики боялись испортить остатки и долгими часами корпели над конкрециями, по сантиметру отколупывая кусочки. Надо было следить за малейшими изгибами костей, не сбивать бугорков, не оставлять неочищенными углубления.

Вскоре каменщики вошли во вкус, научились быстро очищать остатки. Поломанные кости склеивали особым составом и скрепляли железными скобами. Вскоре уже сами препараторы стали замечать такие особенности костей, каких не видел Амалицкий.

Постепенно у препараторов выработались свои методы и хитрости. К примеру, оказалось, что для конкреций из Соколков молотки из мягкого железа подходят больше, чем стальные, а в некоторых случаях требуется шлифовка наждаком.

Газеты много рассказывали о необычной мастерской, хотя с трудом подбирали для нее названия: «мастерская для выделения скелетов из каменной оболочки», «специальная мастерская для извлечения костяков из их каменного чехла».

Когда препараторы наловчились извлекать отдельные кости, Амалицкий дал им серьезное задание — очистить и смонтировать полный скелет парейазавра.

Огромная конкреция со скелетом весила 2,5 тонны, причем 90 процентов приходилось на пустую породу, которую в газетах называли «каменной рубашкой», «каменным саваном», «каменной сорочкой» и даже «толстой каменной корой». Сам скелет был ровно в десять раз легче — около 250 килограммов.

Его предстояло не только очистить и собрать, но и сделать сборно-разборным. В Европе скелеты устанавливали в жесткой неизменной позе: каждую кость просверливали и намертво скрепляли с другими. Амалицкий придумал новый метод. Слесарь приделывал к костям стержни и пластинки, которые совмещались с пазами главной основы. Несущей конструкцией служил железный каркас позвоночника, сверху шли гнезда для позвонков, по бокам отверстия — вкручивать ребра. Из такого скелета можно было вытащить любую кость — чтобы изучить или показать публике, — а потом вставить обратно. Мастер мог разобрать и собрать весь скелет за 10–15 минут.

Первый скелет хотели сделать как можно быстрее и отпрепарировали всего за два месяца. Особенно тяжело было очистить череп, весь покрытый шишками, бугорками и «затейливыми извилинами». Когда скелет почти подготовили, выяснилось, что у него нет передних лап. Недостающие конечности позаимствовали из другой конкреции, причем тоже задние. Передние в суматохе не отыскали.

Парейазавр оказался гораздо крупнее своего сородича, добытого в Южной Африке и стоявшего в лондонском музее. Он достигал трех с половиной метров в длину. Британский был на метр короче. Русские газеты часто заостряли на этом внимание. «Слава этого знаменитого английского парейозавра сразу померкла. Русский профессор выкопал в Соколках, на берегу русской реки, целых двадцать парейозавров, перед которыми саженный английский экземпляр должен казаться маленьким карликом», — восхищались они.

Вскоре после монтажа скелета случился памятный курьез. В мастерскую Амалицкого приехал министр просвещения. Он осмотрел окаменелые кости, скелет, выслушал рассказ о давних эпохах и поинтересовался, «а не фантазия ли это ученых».

Подробнее читайте:
Нелихов А.Н. Изобретатель парейазавров /Ред. В.К. Голубев. — М.: Фитон XXI, 2020. — 312 с.