Леди Макбет и ее сестры

Могла ли за Шекспира писать некая безвестная женщина? Такими и даже еще более сенсационными вопросами любят задаваться те, кто склонен отрицать авторство Шекспира. Тем более удивительно, когда с публикацией на подобную тему выступает авторитетный американский журнал. Читайте о том, как Шекспиру в очередной раз пытались отказать в праве на собственные сочинения. Этой публикацией мы открываем блог, посвященный вопросам шекспироведения, под названием «Прошлое — пролог». Во втором акте шекспировской «Бури», стремясь оправдать прошлые и будущие злодейства, Антонио и Себастьян сравнивают жизнь с пьесой, чье действие предрешено сюжетом. Мы даем такое имя нашему блогу о Шекспире как раз потому, что его история не закончена и не предрешена. Прошлое — пролог к новым прочтениям и сценическим интерпретациям его произведений.

В июньском выпуске американского журнала The Atlantic выйдет статья Элизабет Уинклер под названием «Был ли Шекспир женщиной»? (статья уже доступна онлайн). Вообще-то Уинклер — репортер другого американского издания, влиятельного делового ежедневника The Wall Street Journal, но в The Atlantic вышли два ее материала о Шекспире.

В новой статье Уинклер проникновенно рассказывает о своем опыте знакомства с шекспировским творчеством и, в частности, о том, какое впечатление на нее всегда производили сюжетные линии и эпизоды из комедий и трагедий Шекспира, в которых на сцене появляются женские персонажи и идет речь о положении женщин в обществе.

Гендерный подход к сочинениям великого британца — далеко не новость. Почти всякое крупное течение западной гуманитарной мысли рано или поздно пробует свои силы на Шекспире. Но статья Уинклер не научна и посвящена совсем другому, скажем сразу — антинаучному предмету, а именно вопросу о том, не писала ли пьесы за Шекспира какая-нибудь женщина.

Далее Уинклер излагает обычные доводы так называемых антистратфордианцев — сторонников антиисторической версии, согласно которой Уильям Шекспир из Стратфорда-на-Эйвоне никогда не писал пьес и стихотворений, известных сегодня под его именем. Доводы эти хорошо известны и много раз разбирались в зарубежной и отечественной критике (мы также касались этих вопросов в нашем материале «Так был ли Бард?»).

Как и положено антистратфордианцам, Уинклер не только развенчивает «необразованного», «малоопытного» и, в общем, «не достойного» своих произведений Шекспира, но и предлагает на его место, как ей кажется, более подходящего кандидата, точнее кандидатку — Эмилию Бассано, в замужестве Ланьер (1569–1645). Значительная часть ее статьи посвящена изложению основных доводов в пользу авторства Эмилии, сформулированных еще одним антистратфордианцем, Джоном Хадсоном в его книге «Смуглая леди Шекспира» (2014).

К слову сказать, все антистратфордианцы вторичны по своей сути — фигура Эмилии Бассано давно уже привлекла к себе внимание настоящих историков елизаветинской культуры: ее единственная книга вышла в современном издании, выпущена также ее критическая биография. Как указывают ученые, Эмилия хорошо знала творчество многих своих современников, включая поэмы Шекспира, а вот попытки приписать ей авторство шекспировских пьес лишь умаляют ее собственные творческие достижения.

Не будем пересказывать статью Уинклер в подробностях, тем более что это уже сделало интернет-издание Republic (об особенностях этого пересказа — ниже). Перечислить и опровергнуть все доводы Уинклер в короткой заметке невозможно — любой, даже самый наивный дилетант, предлагающий альтернативное прочтение истории, неизбежно приводит в возмущение обширную и сложную ткань исторических фактов, и, чтобы «уложить» ее обратно, специалисту необходимо много и подробно рассказывать о том, как все было (или не могло быть) в соответствии с теми историческими источниками, которыми мы располагаем. К тому же показательный ответ на публикацию в The Atlantic уже опубликован на платформе Quillette.

Остановимся лишь на одном аспекте, наиболее, на наш взгляд, заслуживающем внимания. Как уже говорилось, в начале статьи Уинклер рассказывает о своем личном опыте прочтения Шекспира. Собственно, ее убеждение в том, что за Шекспира могла писать Эмилия Бассано, коренится именно здесь — в собственных впечатлениях от восприятия художественного произведения.

Вот характерная цитата, найденная Уинклер в книге ее единомышленницы, основательницы и художественного руководителя независимого театра Shakespeare & Company Тины Пакер: «Почему Шекспиру было дано понимать женщин, писать, будто он сам был женщиной, — так, как не было дано никому больше из драматургов его эпохи?» В самом деле, почему?

Уинклер приводит знаменитые примеры женских персонажей у Шекспира: Леди Макбет, Беатриче («Много шума из ничего»), Розалинда («Как вам это понравится»), Изабелла («Мера за меру»), Катарина («Укрощение строптивой»). Вспоминает яркие примеры привязанности женщин друг к другу: дружбу Беатриче и Геро («Много шума из ничего»); преданную Эмилию, служанку Дездемоны (даром что именно Эмилия отдает Яго пресловутый платок Дездемоны, зная, что хозяйка очень расстроится, когда обнаружит пропажу); храбрую Паулину, вставшую на защиту своей хозяйки Гермионы («Зимняя сказка»)...

Можно вспомнить целый ряд других женских персонажей, не перечисленных здесь: Джульетта, Офелия, Корделия, Клеопатра и другие. Человеку, занятому вопросами о самочувствии и положении женщин, Шекспир предоставит очень много материала для размышлений и выводов.

Но ведь так, собственно, и должно быть. Понятно, что у каждого читателя и зрителя — свой Шекспир и каждый видит в нем прежде всего то, что интересно, в первую очередь, ему или ей. По-настоящему большой художник тем и велик, что у него всякий найдет для себя что-то важное и интересное, — даже несмотря на то, что художника и его аудиторию разделяют столетия.

Но эти, довольно банальные, рассуждения об искусстве не останавливают тех, кто, найдя «своего» Шекспира, спешит навязать его всем остальным. Шекспир прекрасно разбирался в женщинах, и поэтому за Шекспира писала женщина? Но согласившись с этим, придется радикально переосмыслить шекспировский канон, выдвинув на первый план вопросы, связанные прежде всего с положением женщин.

Отчасти именно этим и занимается, например, феминистская и гендерная критика, но она не настаивает на том, что никакой другой проблематики в пьесах Шекспира нет. Это всего лишь один из множества возможных взглядов на творчество британского драматурга, он не может и не должен заслонять собой остальные. Если всякий, кто найдет у Шекспира нечто, близкое себе, будет утверждать, что и Шекспир был похож на него, то с исторической реальностью придется распрощаться: Шекспир просто растворится во множестве своих читателей и зрителей.

Это не говоря о том, что Шекспир и в мужчинах разбирался не хуже, чем в женщинах. А может, даже и лучше. Достаточно вспомнить, что для персонажей Шекспира вопрос о человеческом достоинстве и о том, что значит быть человеком, часто выходит на первый план, а в английском языке слово man означает не только «человек», но и «мужчина».

«I dare do all that may become a man; / Who dares do more is none», — говорит Макбет (1.7). Почти все современные русские переводчики слово «man» в этой цитате передают как «человек» (например, у Анны Радловой: «На все решусь, что может человек. / Не человек — кто может больше»). И только в очень раннем переводе Вильгельма Кюхельбекера (1828) восстанавливается старинное представление о том, что норма человеческого заключена в мужчине: «На все дерзну, что мужу подобает: / Дерзающий на большее не муж».

А еще можно сопоставить количество мужских и женских персонажей в любой из шекспировских пьес. По большей части в каждой из них мы найдем всего две-три ведущие женские роли (это определялось количеством мальчиков-актеров в труппе Шекспира), тогда как ведущих мужских ролей может быть шесть-семь и больше. Так, на одну ведущую женскую роль в том же «Макбете» (леди Макбет) приходится как минимум пять мужских: Макбет, Банко, Дункан, Малькольм и Макдуф, не считая вещих сестер, человеческий статус которых сомнителен. И это при том, что «Макбет» — одна из наименее «населенных» шекспировских пьес.

Наконец, у Шекспира можно встретить разных женщин, в том числе и сомнительных нравственных достоинств, таких как, например, Куртизанка из «Комедии ошибок» или Крессида из сатирической комедии «Троил и Крессида». Нередко герои его трагедий произносят проникновенные женоненавистнические строки, например Гамлет (3.1) или король Лир (4.6).

Элизабет Уинклер цитирует слова Маргарет Кавендиш, образованной аристократки, поэтессы, писательницы, драматурга второй половины XVII века: «Можно даже подумать, будто некая метаморфоза превратила его [Шекспира] из мужчины в женщину». Вроде бы, это довод в пользу авторства Эмилии Бассано (именно так его и преподносит автор статьи в The Atlantic). Но давайте посмотрим на цитату в ее контексте. Защищая достоинства Шекспира, Кавендиш пишет (перевод наш):

Шекспир не страдал от недостатка ума, чтобы воплотить в жизнь каких угодно персонажей, любого характера, профессии, достоинства, воспитания или рождения. Хватало ему ума и на то, чтобы воплощать разнообразные и различные нравы, или характеры, или отдельные страсти человеческие. И так же хорошо он воплощал в своих пьесах все виды людей, так что можно подумать, будто он сам превращался в любого из выведенных персонажей. И так же, как иногда кажется, будто он сам был клоуном или шутом, им же придуманными, можно подумать, что он был королем или тайным советником. Иногда представляется, что в жизни он был таким же трусом, как тот, кого он придумал, а иногда — что он был самым мужественным и опытным солдатом. Кому не покажется, что он был в точности таким же, как сэр Джон Фальстаф? И кто не подумает, что он был таким же, как Генрих Пятый? И уж точно Юлий Цезарь, Август и Антоний никогда в действительности не поступали лучше, или хотя бы так же хорошо, как они описаны у него, и я уверена, что Антоний и Брут не обращались с лучшими речами к толпе, чем те, что сочинены им. Можно даже подумать, будто некая метаморфоза превратила его из мужчины в женщину, ибо кто мог лучше, чем он, описать Клеопатру и многих других созданных им женщин, таких как Анна Пейдж, миссис Пейдж, миссис Форд, дочь аптекаря, Беатриче, миссис Куикли, Дол Тершит и другие, кого слишком долго было бы перечислять?

Очевидно, что Кавендиш не имела в виду, будто Шекспир умел превращаться только в женщин; речь идет о его гениальной способности создавать убедительные персонажи любого пола, возраста, социального положения и так далее. Заметим попутно, что использование изолированных цитат, как и изолированных фактов, — любимый прием всех антистратфордианцев: они упоминают лишь то, что выгодно для них, и игнорируют все остальное, что подрывает их версии.

Подведем итог. Публикация Уинклер в The Atlantic представляет собой типичный пример непонимания того, как функционирует искусство и как следует изучать его историю. Это дилетантизм в его худшей — агрессивной — форме, когда человек, не являющийся специалистом по предмету (напомним, по своей основной специальности Уинклер — репортер делового издания) берется опровергать общепринятую среди профессионалов точку зрения, ссылаясь на личные впечатления и мнение таких же, как и она, непрофессионалов (это определение вполне относится и к Дайане Прайс, названной в статье «педантичным ученым», a meticulous scholar).

Остается сказать два слова про пересказ статьи Уинклер в интернет-издании Republic. Не совсем понятно — редактор, выбравший эту тему, искренне принадлежит к лагерю антистратфордианцев или просто заинтересовался броским заголовком в уважаемом западной издании. В любом случае, Republic, не задумываясь, смело переписывает из статьи Уинклер все имеющиеся там глупости.

Например, такую: «Споры о том, на самом ли деле Уильям Шекспир... сочинил свои работы, ведутся уже несколько веков» (у Уинклер сказано: «споры почти так же стары, как и сами сочинения Шекспира»). Придется напомнить, что начало этим спорам было положено в конце 1840-х годов и ни десятилетием раньше (почему распространенное среди антистратфордианцев мнение, будто первые сомнения в авторстве Шекспира зародились в конце XVIII века, на самом деле является уткой, можно прочитать в замечательной книге Джеймса Шапиро или, в русском изложении, в нашей статье).

Точная датировка тут очень важна: антистратфордианство как таковое — порождение романтической эпохи, радикально пересмотревшей представление об авторстве художественных произведений; к эпохе Шекспира и двум последующим столетиям эти взгляды не имеют никакого отношения — и на протяжении всего этого времени сомневаться в его авторстве никому в голову не приходило.

Местами Republic сгущает краски: так, если Уинклер, упоминая о резких выпадах современника Шекспира, Роберта Грина, против плагиаторов и против «выскочки-вороны», все же не говорит определенно, что Грин считал плагиатором именно «ворону», то есть Шекспира, то в русском изложении обвинение звучит веско: «Некоторые современники драматурга [Шекспира — Ред.] уверяли, что его именем были подписаны и вовсе не его работы. В 1591 году Роберт Грин описал эту “нечистоплотную” практику плагиата».

Но вишенкой на торте служит, конечно, первое предложение статьи в Republic: «“Изучая пьесы Шекспира в колледже, я была зачарована леди Макбет и ее сестрами”, — признается в статье для Atlantic журналистка Элизабет Уинклер». Уинклер, конечно, много в чем можно упрекнуть, но какие-то пьесы Шекспира она, по-видимому, все-таки читала и не стала бы писать про несуществующих «сестер леди Макбет». В ее тексте имеются в виду «сестры по шекспировскому канону», т.е. Беатриче из «Много шума из ничего», Розалинда из «Как вам это понравится» и так далее. Автору статьи в Republic, приписывающей авторство Шекспира другому человеку, самого Шекспира читать, видимо, необязательно.

Дмитрий Иванов
в подготовке статьи участвовал Владимир Макаров