Монетные дворы в России и Англии XVII века

Во второй половине XVII века в Москве недолго работал Новый денежный двор, располагавшийся на бывшем Английском дворе, а, соответственно, в Англии — Королевский монетный двор в лондонском Тауэре. И то, и другое заведение были крупными мануфактурами своего времени, применявшими разделение труда для массового производства монеты. Но было между ними и одно важное отличие — в Москве царило преимущественно ручное производство, а в Лондоне — машинное. Подробнее об этом рассказывает историк и ведущий телеграм-канала «Пиастры!» Артем Ефимов.

Москва

Так называемый Новый денежный двор в Москве располагался на бывшем Английском дворе (подворье английских купцов) в треугольнике между нынешними Мясницкой улицей, Лубянским проездом, Большим Златоустинским и Лучниковым переулками.

Он работал недолго — во время провальной денежной реформы Алексея Михайловича (1654–1663), при попытке ввести в тогдашней России медные деньги (об этом рассказывалось в одном из прошлых выпусков нашего блога).

Новый двор был одной из крупнейших русских мануфактур XVII века: в разгар реформы, когда он был основным производителем медной монеты, его штат насчитывал больше 600 работников — как вольнонаемных, так и «прибранных», то есть отбывающих трудовую повинность. Вольные денежные мастера пользовались привилегиями: они были освобождены от податей как государевы служилые люди.

Производство размещалось в нескольких десятках каменных палат, изб и сараев на охраняемой территории за тыном с железными воротами. Сначала медь поступала к кузнецам, которые ее плавили, затем — волочильщикам, которые делали из нее проволоку. Далее проволока поступала бойцам, которые ее резали на кусочки в соответствии с требуемым весом денежной единицы. Эти кусочки те же бойцы плющили.

Полученные заготовки отправлялись на чеканку: подметчики подкладывали их по одному на небольшие наковальни, а чеканщики завершали дело. Оттуда деньги поступали к счетчикам, которые их перебирали, выбраковывали и пересчитывали.

Персонал денежного двора делился на станицы (позднее в ходу был еще термин «казенки») — артели, каждая из которых теоретически составляла готовую производственную линию. Станиц насчитывалось от 13 до 16, их старосты избирались из чеканщиков. Группы кузнецов и бойцов привязывались сразу к нескольким станицам.

Счетчики в станицы не входили: они относились к низшему административному персоналу, их набирали из мелких купцов — такая «служба у денежного счета» (официальный термин второй половины XVII века) могла стать ступенькой в приказной карьере, вершиной которой был чин дьяка.

Отдельную категорию мастеров составляли резчики, которые делали маточники и чеканы, то есть матрицы для денежных штемпелей и — по этим матрицам — сами стальные штемпели, которыми орудовали чеканщики.

Администрация денежного двора состояла из чиновников Большой казны, а также головы, полголовы (по-нашему был бы замголовы) и целовальников, избираемых из купцов на год. Это тоже была повинность: избранные своим животом (то есть личными капиталами и имуществом) отвечали за любые недостачи. Так же была устроена администрация таможен и кабаков — основных источников поступления звонкой монеты в казну (налоги-то собирали по большей части натурой).

Если же вы хотите узнать о работе Нового денежного двора подробнее, можно обратиться к работе А.С. Мельниковой «Новый («Английский») денежный двор в Москве в 1654–1663 гг.» («Нумизматика и эпиграфика. Т. 9. М., 1971).

Лондон

Как помнит читатель нашего блога, в 1662 году француз Пьер Блондо в Англии построил гуртовальный стан — машину для нанесения аккуратной насечки на внешний обод серебряных монет.

С этого времени производство на Королевском монетном дворе в лондонском Тауэре стало полностью стало машинным, а в самом конце XVII века там же под руководством сэра Исаака Ньютона прошла «Великая перечеканка денег». (В подробностях все эти перипетии описаны в книге Джона Крейга — John Craig, Newton at the Mint, 1946.)

Вот как работала технологическая цепочка, появившаяся в 1662 году, с окончательным переходом Монетного двора на машинную чеканку.

Серебро плавили на древесных углях в железных котлах, вмещающих 300 с лишним килограммов металла, и длинными ложками переливали в формы, сделанные из плотно утрамбованного песка с глиной и водой.

Полученные слитки несколько раз прокатывали между двумя железными или стальными валами, чтобы придать им нужную толщину. Валы приводились в движение воротами, уходящими через дыры в полу в подвал — там в них были запряжены по четыре лошади, ходившие кругами.

Дальше слитки поступали на обрезной станок, который выбивал из них круглые заготовки для монет. Дальше — еще один прокатный станок, который выравнивал погнутые заготовки.

Потом заготовки взвешивали. Со слишком тяжелых вручную состругивали лишний металл, слишком легкие отправляли на повторную плавку вместе со стружкой. Отобранные заготовки отжигали, то есть нагревали и медленно остужали — это действие, противоположное закалке, улучшает структуру металла и делает его менее твердым, лучше пригодным для дальнейшей механической обработки.

С отжига заготовки поступали на гуртильный станок — сложную конструкцию из стальных валов и пластин, разработанную Пьером Блондо, которая наносила узор на ребро монеты (гурт). Это защищало монету от обрезания по краям — бича всех европейских денежных систем того времени. Устройство гуртильного станка составляло главную тайну Монетного двора, все сотрудники особой клятвой обязывались ее сохранять.

Наконец, чеканный станок. Заготовка сжималась по принципу тисков между двумя штемпелями с силой падения двух свинцовых чушек по 50 килограмм весом. По подсчетам Ньютона, при оптимальной организации дела станок мог выдавать по монете каждые две секунды.

«Немногие мастера были достаточно проворны, чтобы до конца срока сохранить все пальцы», — макабрически завершает Джон Крейг описание технологического процесса.