Наука плохих людей

В начале января американский телеканал PBS выпустил документальный фильм про выдающегося биолога и генетика, нобелевского лауреата Джеймса Уотсона. В нем прозвучали слова, почти сразу же спровоцировавшие скандал: 90-летний ученый отметил, что люди с белой и черной кожей не равны по интеллекту и что это различие, по его мнению, обусловлено генетически. В результате ведущая американская лаборатория Колд-Спринг-Харбор, которую Уотсон возглавлял вплоть до 1994 года, лишила его всех своих почетных титулов и званий. Американский биолог не в первый раз подвергается обструкции за свои неполиткорректные суждения — по поводу не только межрасовой разницы в интеллекте, но и, например, неравенства мужчин и женщин. О том, как связаны политические взгляды ученых с их научными достижениями и к чему ведет политика нетерпимости современного общества по отношению к таким людям, как Джеймс Уотсон, рассуждает научный журналист Борислав Козловский, номинант премии «Просветитель» 2018 года, автор книги «Максимальный репост».

В мае прошлого года профессор MIT Эрик Ландер, один из руководителей проекта «Геном человека», решил произнести (на конференции генетиков) тост за человека, который этот проект придумал, — Джеймса Уотсона. Нобелевскому лауреату, первооткрывателю двойной спирали ДНК как раз исполнилось 90, и Ландер решил поблагодарить его за все, что тот сделал для науки, рассказывает The New York Times.

Уже через неделю Ландер публично извинился за этот свой необдуманный поступок: «На прошлой неделе я согласился произнести тост в честь Джеймса Уотсона и его вклада в проект “Геном человека”. Мой короткий комментарий насчет его заблуждений был слишком мягким. Его взгляды ужасны: они расистские, сексистские и антисемитские. Этого тоста не должно было быть. Я прошу прощения».

Фразу «Кто организовал вставание?» приписывают Сталину (по разным воспоминаниям, так он в 1946 году отреагировал на новость, что стихам давно опальной Анны Ахматовой аплодировали стоя). Организаторы конференции решили, что и в их ситуации этот вопрос требует отдельного чистосердечного ответа. «Я был осведомлен о планах произнести тост в честь 90-летия Уотсона и не выступил достаточно решительно против этого. Искренне раскаиваюсь в этой ошибке», — пишет один из них в твиттере.

Что это за взгляды, в связи с которыми Уотсона нельзя упоминать вслух? The New York Times приводит его свежую цитату: «У черных и белых есть разница в средних результатах IQ-тестов. Я бы сказал, что это генетические различия». В 2007 году он заявил журналу Esquire, что «немного антисемитизма не будет лишним». Наконец, про женщин в науке: «Мужчинам нравится, когда [в лаборатории] есть женщины, но они, похоже, менее эффективны».

Вся эта история вызывает обычно три реакции. Первая, — это если вы читаете новости про Уотсона по-русски, — а что тут такого? В России вам за это ничего не будет, даже если ваш вклад в науку несколько скромнее, чем у Уотсона. Филолог со степенью по биологии Татьяна Черниговская может спокойно рассказывать на лекциях и в интервью, что «мужчины умнее женщин», поскольку «что-то я не видела женщин Моцартов, Эйнштейнов, Леонардо, даже шеф-повара женщины приличной нет», и выдавать свои соображения за научную истину в последней инстанции: «Я специалист, я знаю» (чего, к слову, не делает Уотсон, отдающий себе отчет, что его позиция несколько выделяется на фоне того, что говорят другие специалисты). Преподаватели СПбГУ не стесняются сообщать своим студентам про «заточенный на замужество мозг аспирантки» — и на этом фоне Уотсон выглядит достаточно невинно.

Вторая, злорадная, реакция, — особенно если новости про СПбГУ и Черниговскую задевают вас за живое, — давно пора. Перед моральным законом все равны, быть расистом или сексистом нельзя ни бездомному, ни президенту, ни нобелевскому лауреату. И если с Черниговской и ее коллегами за их сексистские высказывания ничего сделать нельзя, то хотя бы в деле престарелого расиста Джеймса Уотсона важно добиться окончательной победы справедливости.

Третья реакция — оставьте дедушку в покое. В 90 любой самый заслуженный ученый имеет право на чудачества — и не обязательно они должны быть благообразными или хотя бы научно корректными. Британский академик родом из Индии Джагдиш Бозе, пионер радио и науки о полупроводниках, до глубокой старости пытался измерить эмоции у растений при помощи электрических датчиков: морковь, объяснял он, чувствует боль от надреза. Нобелевский лауреат 1973 года по физике Ивар Джаевер прямо сейчас воюет с современной климатологией: записывает Youtube-ролики о том, что глобальное потепление — псевдонаука и вымысел политиков. А биохимик Кэри Мюллис, еще один нобелевский лауреат и изобретатель полимеразной цепной реакции (этим методом сейчас пользуется каждая районная лаборатория, когда делает вашей кошке анализ на вирусы), отрицает существование СПИДа. Просто их взгляды оскорбляют не так много людей, чтобы их фамилии вычищали со всех мемориальных досок.

Зачем вообще такая чистка мемориальных досок нужна? (В конце концов, Уотсона не увольняют с руководящего поста, где он, как действующий научный администратор, дискриминировал бы чернокожих аспирантов и постдоков, — его лишают почетных должностей и званий.) Вероятно, затем, что ученый на пенсии в первую очередь востребован в роли мудреца, произносящего полезные безусловные истины. Главный источник дохода, которого лишился Уотсон еще в 2007-м после первого скандала, — публичные выступления перед корпоративными слушателями, которые собираются послушать мудрые мысли великих людей в целях личностного роста.

Нужно, чтобы высказывания ученого про мир, прогресс и самосовершенствование идеально ложились в рамку демотиватора. «Если вы ни разу не ошибались, вы никогда не делали ничего нового». Альберт Эйнштейн. «Нет преград человеческой мысли». Сергей Королев. «Ядерную войну невозможно выиграть». Андрей Сахаров. Если вы когда-нибудь репостили какие-нибудь мудрые (или язвительные) мысли в рамочке за авторством Эйнштейна, Ландау или Фейнмана, то вы один из тех, кто формирует спрос на эту роль. И на курируемый список мудрецов, откуда под давлением общественности вычищают тех, кто способен сказать что-нибудь вредное.

Любопытно, что современная наука началась с принципа, который ценность такой роли мудреца объявляет нулевой. Идея не становится научной от того, что в нее верит и ее защищает выдающийся ученый. Слепо верить авторитетам — ошибка. Обо всем можно спорить. Это принцип методологического сомнения, предложенный Декартом в то время, когда лучшим методом научного исследования все еще считалось внимательно перечитать классиков типа Аристотеля и найти у них цитату-другую на интересующую вас тему.

Уотсон сделал из этого принципа нечто вроде практического правила. Есть история о том, как он закончил свою «Двойную спираль», книгу об открытии структуры ДНК, и отнес рукопись физику Ричарду Фейнману — еще одному нобелевскому лауреату, создателю квантовой электродинамики. Тот в процессе чтения выписал себе в блокнот одно слово большими буквами — DISREGARD. Варианты перевода: презирать, ни в грош не ставить, не уважать, игнорировать.

Так, согласно Уотсону, следовало поступать со всеми чужими мнениями, — включая, разумеется, коллективные представления о том, что прилично и что неприлично, — чтобы добиться в науке хоть чего-нибудь стоящего. Книга самого Фейнмана, написанная после этого, называлась «Какое тебе дело до того, что думают другие?».

Свежая статья про Уотсона вышла в The New York Times под морализаторским заголовком «У Уотсона был шанс спасти свою репутацию, испорченную разговорами про расу. Он все только ухудшил». Но если ваш главный принцип — слово DISREGARD капслоком, то, возможно, «шанс спасти репутацию» — не самая ценная вещь в вашей жизни.

В системе координат Фейнмана и Уотсона ученый — это человек, который производит идеи, идущие вразрез со здравым смыслом. И если выстреливает — и оборачивается Нобелевской премией — одна из десяти таких идей, то 90 процентов времени он ошибается. И нет никаких гарантий, что все эти ошибки будут по какой-то волшебной причине этически безвредны. Если вы привыкли во всем сомневаться, вы открыты как минимум всем теориям заговора, ставящим под сомнение официальную версию событий, — что, в общем, и доказывают случаи нобелевских лауреатов Джаевера и Мюллиса, отрицающих глобальное потепление и СПИД.

Правда ли, что вредные идеи у хорошего ученого — индикатор, что он свернул не туда и тратит свои драгоценные силы зря? Виктор Шкловский написал по другому поводу книгу с говорящим названием «Энергия заблуждения», где доказывает: ошибочная вера может двигать горы. Если бы Колумб не был уверен, что плывет в Индию, то не открыл бы Америку.

Заманчивая идея, что гены объяснят всё — и врожденные таланты, и различия в карьерах мужчин и женщин, и богатство белых и бедность черных, — мощный стимул бросить все силы на расшифровку человеческой ДНК. Неизвестно, взялся бы Джеймс Уотсон в 1980-е за проект «Геном человека», не придерживайся он этого заблуждения с юности и до старости.

Потому что в анамнезе у современной биологии такой энергии заблуждений — хоть отбавляй.

Нобелевский лауреат 1973 года Конрад Лоренц, создатель этологии, был убежденным членом нацистской партии с 1938-го и искренне верил, что наблюдения за дикими гусями и шакалами помогут объяснить человеческую жестокость как необходимый биологический механизм. (В связи с делом Уотсона здесь будет уместно вспомнить, что в 2015-м университет Зальцбурга посмертно лишил Лоренца, уже 26 лет как покойного, всех почетных наград и званий за его связь с нацистами, про которую было достаточно известно еще при его жизни.) Книгу Лоренца «Агрессия» переиздают до сих пор. И когда вы покупаете свежий бестселлер под названием «Биология добра и зла», книгу стэнфордского профессора Роберта Сапольски, то имейте в виду — это все то же продолжение и развитие исследований Лоренца.

Австрийский педиатр Ганс Аспергер — один из первых, кто описал и исследовал аутизм как диагноз. Благодаря ему мы знаем, что у людей с ограниченным эмоциональным интеллектом бывают выдающиеся научные способности — это частный случай синдрома Аспергера. Это наблюдение принято расшифровывать только в одну сторону: глядите, запуганный мальчик из детдома, который смотрит волком и не умеет сказать «привет», глядя другому человеку в глаза, запросто может оказаться математическим гением.

Хотя верно и обратное: математический гений запросто может оказаться неприятным человеком, который так и не научился говорить «привет». С нулем эмпатии и, как следствие, дикими идеями об устройстве общества. Может ли такой человек сделать что-нибудь полезное для математики? А можно ли его именем называть теоремы? Здесь могла бы быть ссылка на кого-нибудь вроде Освальда Тейхмюллера, штурмовика СА, который начал свою политическую карьеру с бойкота лекций профессора-еврея Эдмунда Ландау. Тейхмюллер погиб в 1943-м в возрасте 30 лет на реке Днепр. А за исследование пространств Тейхмюллера, которые он придумал, иранской женщине-математику Мариам Мирзахани в 2014-м присудили главную математическую награду, медаль Филдса.

Как и Лоренц, Аспергер работал в нацистской Германии, а одной из задач видел более точную классификацию душевнобольных — чтобы отделить потенциально полезных, тех же математических гениев, от окончательно бесполезных государству. Для последних в Германии 40-х была предусмотрена программа эвтаназии (проще говоря, убийство), и на эвтаназию Аспергер без колебаний отправил больше десятка пациентов-детей. Современные медики и их пациенты активно выступают за то, чтобы убрать имя врача-нациста из учебников и из их медицинских карт насовсем, и с 2013 года в новом американском классификаторе психических расстройств DSM-V место «синдрома Аспергера» занимают безымянные «расстройства аутического спектра».

Вину Аспергера (убивал пациентов) глупо сравнивать с виной Уотсона (высказался). Но даже в этом случае, когда из истории науки вычищают упоминания очевидного преступника, мы понимаем, что в результате кое-что теряем. Теоремам или болезням дают имена ученых не для того, чтобы прославить их в веках (это приятный побочный эффект), а чтобы упростить всем остальным навигацию — полезно понимать, кто, где и когда сделал открытие, чтобы представлять доступные автору инструменты и состояние науки на тот момент.

По-хорошему, вся история с публичным осуждением Уотсона — тоже проблема не для ученого, а для всех остальных. Потому что собственная научная карьера Уотсона состоялась раз и навсегда 66 лет назад, в апреле 1953-го, когда журнал Nature напечатал статью под заголовком «Молекулярная структура нуклеиновых кислот», и этот факт нельзя открутить назад никаким способом.

Зато нам, всем остальным, предстоит иметь дело с наукой, где некоторые заблуждения — расистские и сексистские особенно — технически нельзя разоблачить по всем правилам.

Из расистской цитаты Уотсона про «разницу в IQ между черными и белыми» обычно приводят ту ее часть, где в явном виде говорится про расу, — и тут Уотсону особенно легко возразить: современная биология — как раз благодаря анализу ДНК — признает понятие расы бессмысленным. За ним не стоит никакой набор устойчивых биологических качеств. Генетические различия внутри расы гораздо больше, чем разница между «черными» и «белыми». Предки современных белых европейцев и американцев вышли из Африки всего 60 тысяч лет назад, и только 8 тысяч лет назад их кожа стала белой. Этот срок — примерно 0,1 процента от тех шести миллионов лет, за которые эволюция сформировала человеческий мозг из обезьяньего.

Но за кадром, в тени упоминания «черных» и «белых», остается вступительная — и ключевая — часть цитаты. А начинается она так: «Я бы хотел, чтобы мои взгляды изменились благодаря новым свидетельствам, что воспитание (nurture) намного важнее природы (nature). Но я пока не слышал про такие новые свидетельства».

Раз в этой части «черных» и «белых» нет, именно ее мы имеем все шансы много раз услышать применительно к какой-нибудь другой группе: евреям, арабам, немцам, женщинам, таджикам — подставьте нужное по вкусу.

Возразить Уотсону со ссылками на конкретные биологические исследования трудно по неожиданной причине. Тема «воспитание или природа» — в некоторых отношениях табу для генетиков.

Если вы заплатите 199 долларов за самый популярный в США генетический тест от компании 23andMe, то по результатам анализа ДНК вам пришлют отчет с тремя разделами — про медицинские риски, генеалогию и некоторые врожденные качества. В этом третьем разделе будет написано, что гены говорят про ваше умение чувствовать запах спаржи в моче и отрицательную реакцию на звук жевания, принадлежность к совам либо жаворонкам и вероятность срастания бровей. Но вы не найдете ни одного пункта про генетические — то есть врожденные — качества, которые могут хоть как-то соотноситься с вашими успехами в работе, учебе и личной жизни.

Истории вроде осуждения Уотсона делают всю тему индивидуальных, а особенно групповых генетических различий вредной для научной карьеры. Например, генетики давно знают, что связь между интеллектом и генами определенно есть (хотя и можно спорить о силе этой связи). Допустим, вы биолог и решаете доказать, что групповые различия в интеллекте — между женщинами и мужчинами, испанцами и итальянцами, рыжими и брюнетами — ничтожны и теряются на фоне разницы в возможностях, которую вносит дискриминация. Но для начала вам придется эти различия оценить — и после кейса Уотсона трудно представить себе университет, который выделит деньги на поиски таких врожденных различий в интеллекте. Борьба с расизмом в биологии закрывает вам возможность научными средствами выбить у расистов почву из-под ног.

Ценой вычеркивания из науки людей со складом ума Уотсона и Фейнмана с их фирменным DISREGARD можно решить задачу частично — в США, где делается большая часть мировой науки, такие взгляды не будут высказывать с кафедры. Нет взглядов — нет необходимости в научном опровержении. Но где-нибудь в России (или в Китае, или в Казахстане) всегда найдется доктор биологических наук, который отсутствие доказательств равенства начнет истолковывать в свою пользу — как доказательство неравенства. И добавит: «Я специалист, я знаю».