Свиньи на переговорах

Почти все, что мы делаем, оставляет за собой след — иногда материальный, а иногда еще и углеродный: эксперты давно научились довольно детально оценивать количество выбросов парниковых газов, связанных с той или иной активностью человека. Корреспондент N + 1 на переговорах ООН в Польше купила две тонны углекислого газа и рассказывает, зачем она это сделала.

В Чили есть сельскохозяйственная компания Agricola Super Limitada (торговая марка Agrosuper), которая, помимо прочего, выращивает свиней. Так как свиньи регулярно испражняются, свиной навоз необходимо перерабатывать, чтобы он не загрязнял воду и почву. В Agricola Super Limitada наладили переработку навоза со сбором и утилизацией метана, выделяемого в этом процессе. Таким образом компания сократила выбросы парниковых газов (по сравнению с обычной переработкой навоза), получила сертификацию ООН и выпустила на международный рынок квоты на выбросы CO₂.

Я так много знаю о компании Agricola Super Limitada, потому что я владелица двух тонн углекислого газа, купленных у чилийских переработчиков свиного навоза. Одну тонну я купила еще в 2015 году, когда участвовала в переговорах ООН по изменению климата в Париже (именно там было принято Парижское соглашение), она обошлась мне в 170 рублей. Еще одну тонну — за 167 рублей 30 копеек — я приобрела уже в этом году, на переговорах ООН в польском городе Катовице, где сейчас нахожусь. О том, как устроены эти переговоры и зачем они нужны, читайте в блоге «Десять простых вопросов об ООН и изменении климата».

Зачем мне две тонны углекислого газа? Дело в том, что мой приезд на переговоры ООН, посвященные борьбе с изменением климата, тоже вредит климату. Я лечу на самолете, езжу в такси, ем еду, сижу в отапливаемых помещениях пресс-центра — в общем, занимаюсь той самой человеческой деятельностью, из-за которой меняется климат. Приезжать на переговоры по спасению Земли и одновременно ей вредить — не очень красиво, поэтому я компенсирую свой углеродный след.

Углеродный след — это то количество CO₂-эквивалента (метан, закись азота и другие парниковые газы по специальным формулам тоже пересчитываются в углекислый газ), которое попадает в атмосферу из-за вашей активности. Ваша еда откуда-то к вам приехала транспортом, использующим, скорее всего, углеводородное топливо — при его сжигании образуется углекислый газ. Одежду, которую вы носите, кто-то сделал на фабрике, работающей на электричестве от сжигания ископаемого топлива (чисто статистически вероятность того, что это уголь, газ или мазут, выше, чем, например, вероятность выработки этого электричества на гидроэлектростанции или АЭС).

Для отопления и освещения вашего дома тоже где-то сжигается уголь или газ. Даже мусор, который вы выбрасываете, почти наверняка попадает на свалку, где образуется метан, или сжигается (и тоже образует CO₂). Все это в сумме и дает углеродный след.

Мы уже писали, что иногда подсчитать углеродный след просто — например, когда вы летите на самолете, калькулятор углеродного следа Международной организации гражданской авиации оценивает количество авиакеросина, которое уйдет на ваш маршрут, пересчитывает его в CO₂, выделяемый при сгорании топлива, делит на среднюю загруженность рейса и получает оценку следа одного пассажира. Именно так я выяснила, что мой полет эконом-классом до Парижа и обратно дает чуть более 400 килограммов CO₂, а в Катовице и назад в Москву я слетаю за 339,5 килограмма.

Остальное подсчитать намного сложнее: нужно собрать огромное количество информации и довольно тщательно следить за собственными перемещениями, питанием и так далее. Проще просто купить одну тонну — минимально доступное количество CO₂ для покупки — и расслабиться, будучи уверенной, что весь свой углеродный след ты компенсировала с запасом.

По-хорошему, каждый участник переговоров должен компенсировать свой углеродный след, чтобы не вредить климату. Сделать это можно в частной компании вроде Atmosfair или на официальной платформе переговоров Climate Neutral Now, где попутно вы решите еще одну важную задачу. Дело в том, что на платформе продаются квоты от проектов так называемого Механизма чистого развития (CDM) в рамках Киотского протокола.

Изначально этот механизм предполагал, что развитые страны, имеющие обязательства по протоколу, финансируют различные экологические проекты в развивающихся странах, получая взамен квоты на выбросы, допускаемые Киотским протоколом. По сути, развитые страны платили деньги за то, что выбросы за них снижал кто-то другой. Теперь, когда это соглашение доживает последние дни и спрос на квоты минимален, организаторы торговли пытаются помочь проектам все же получить свои деньги, продавая их людям и компаниям, желающим компенсировать свой углеродный след.

Один важный вывод из всей этой схемы состоит в том, что свои две тонны CO₂ я никому перепродать не смогу: поскольку лично у меня нет никаких обязательств по Киотскому протоколу, мне некуда отчитываться ими — и, когда я их покупаю, квоты просто гасятся.

Почему я вообще уверена, что свиньи в Чили, их навоз и его переработка действительно существуют, если я их никогда не видела? Потому что, чтобы попасть в CDM, нужно не только оформить кучу бумаг и обосновать свой проект перед международным регулятором, но и получить заключение специального аудитора, который проверяет, действительно ли проект приводит к снижению выбросов парниковых газов.

Не все проекты CDM одинаково хорошего качества: в свое время предприимчивые жители Китая, Индии и Бразилии, где работали 90 процентов таких проектов, научились вести двойную бухгалтерию, обманывать регулятора и инвесторов и даже придумали специально производить мощный парниковый газ HFC-23, чтобы получать квоты за его улавливание и уничтожение.

Проекты на Climate Neutral Now прошли дополнительный отбор на предмет такого «творческого подхода», поэтому я могу быть уверена, что чилийский проект реален. Вряд ли свиньи производят больше навоза только для того, чтобы, перерабатывая его, можно было получить квоты на выбросы.

Кроме индивидуального углеродного следа участников переговоров, нужно учесть и общий углеродный след от проведения конференции: обычно его компенсируют страна-организатор и секретариат конвенции ООН по климату. По крайней мере, в последние годы организаторы стараются снизить свой углеродный след — например, отказываясь от распечатанных документов в пользу электронных версий, повторно используя строительные материалы от временных конструкций, возведенных специально для переговоров, и так далее. Таким образом французам удалось снизить углеродный след парижской конференции 2015 года с расчетных 21 тысячи тонн до 9,6 тысячи тонн, которые они компенсировали с помощью углеродного проекта в развивающейся стране.

Углеродный след переговоров в Польше пока никто не считал, но он явно будет больше французского, несмотря на то, что сама конференция менее масштабна. Интересно, что официальная российская делегация подходит к вопросу компенсации углеродного следа не так ответственно, как я: по словам представителя делегации, никто не компенсирует выбросы парниковых газов от перелетов и участия наших переговорщиков в конференции, но, возможно, в будущем этим «стоит заняться».