Стояние за кассой во время ограбления снизило риск получения травм для продавцов
Психологи из Канады и США изучили видеозаписи нападений на 760 американских магазинов, чтобы понять, как от поведения продавца зависит риск получения им телесных повреждений во время ограбления. Оказалось, что если в начале нападения жертва находится за кассой, то риск применения преступником оружия снижается. То, чем закончится для продавца налет, на 6-11 процентов зависит от места, где сотрудник встречает начало инцидента. Авторы отмечают, что введение инструктажа по технике безопасности, направленного на то, чтобы поведение сотрудника выглядело максимально предсказуемым для налетчика, не повлияло на расположение продавцов при ограблении, но снизило риск применения оружия против тех, кто находится не за кассой. Исследование опубликовано в Proceedings of the National Academy of Sciences.
В России в 2019 году официально зарегистрировано 6,7 тысячи случаев разбоя и 7,5 тысячи убийств. В странах, где количество огнестрельного оружия у гражданского населения выше, число зарегистрированных преступлений с его использованием серьезнее. К примеру, в США ежегодно регистрируют десятки тысяч случаев насилия против сотрудников торговых точек, что составляет больше одного случая в год на 100 работников розничной торговли.
Эта криминальная сторона общества имеет и генетические, психологические и даже экологические стороны. Исследования последних десятилетий показывают, что можно выявить факторы риска насилия на рабочем месте. Повлияв на них, нельзя предотвратить все преступления, но можно хотя бы снизить ущерб гражданам. Один из таких факторов — поведение жертвы нападения. Чтобы разобраться в его влиянии, группа психологов из канадского Университета Торонто и двух университетов из США под руководством Кэтрин Де Селль (Katherine A. DeCelles) изучили записи с видеокамер в момент ограблений американских магазинов розничной торговли.
Сначала психологи детально исследовали записи 196 ограблений магазинов, произошедших в 2012-2016 годах (девять процентов из них закончилось нанесением травм продавцам) и создали модель, предсказывающую вероятность применения нападающим оружия. Модель учитывала положение кассира в момент начала ограбления, количество сотрудников, факт сопротивления сотрудника нападению, заход преступника за кассу, длительность ограбления, количество преступников и многие детали их поведения (включая тип оружия, маску на лице и добычу).
Если в момент начала ограбления продавец находился за кассой, а не падал на пол, не убегал в другие части магазина и не пытался выбежать наружу, то вероятность получения ранений согласно модели оказалась ниже на 26 процентов (r2 = 0,07, p < 0,001). Если у нападения были признаки высокого риска применения оружия (когда преступников несколько, они заходят за кассу, ограбление затягивается или если было сопротивление со стороны кассира), то нахождение сотрудника за кассой снижало риск телесных повреждений на 33 процента (r2 = 0,11, p < 0,0001).
С такой рабочей гипотезой исследователи узнали у 234 заключенных и 414 продавцов их представления о типичном сценарии ограблений. В обеих группах больше 80 процентов респондентов ожидали, что во время начала нападения работник будет находиться за кассой.
Тогда респондентам из обеих групп показали обработанные снимки камер видеонаблюдения, запечатлевшие начальные фазы преступлений, и попросили оценить по семибалльной шкале, ожидают ли они применения оружия в подобной ситуации. По впечатлению заключенных, шанс неблагоприятного сценария на 0,37 балла выше (из семи возможных), если кассир находится не за прилавком (p < 0,005). У кассиров уровень ожиданий атаки был выше на 0,45 балла (p < 0,005).
Получив такие данные, Де Селль с коллегами приступили к проспективной проверке гипотезы. Они поменяли инструктаж на случай ограбления у сотрудников сети розничной торговли (авторы не уточняют, какой была предыдущая инструкция). Психологи объясняли сотрудникам, что наименьший риск получения травм — если в момент начала ограбления продавец находится за кассой, но если работника застали врасплох, то надо вести себя максимально предсказуемо для преступника. Для закрепления навыка авторы проводили тренинги по отработке поведения в кризисной ситуации.
За последующие 2016-2019 годы произошло 564 случая ограблений торговых точек этой сети, в ходе которых пострадало семь процентов продавцов. Количество случаев, когда сотрудники стояли за кассой в момент начала ограбления, не поменялось (в первой выборке оно было 59 процентов, после смены инструктажа стало 56 процентов). Изменение инструктажа не помогло тем сотрудникам, которые в момент ограбления находились за кассой (p = 0,323), но настолько снизило риск травм у находившихся далеко от кассы (p = 0,004), что риски в обеих группах стали сопоставимы (разница между ними составила 7±3 процента, p = 0,496).
Авторы заключают, что в ситуации, когда жертва находится за прилавком, это соответствует ожиданиям и планам преступника, что снижает вероятность применения оружия, если исходно оно не входит в планы нападающего. В то же время, судя по результатам последней части исследования, инструктаж не повлиял на обстоятельства нападений, ведь продавец не сидит круглые сутки на рабочем месте в ожидании нападения.
Снижение риска травм работников, которых нападение застало врасплох, следует отнести к последствиям инструктажа, которые, как и нахождение продавца за прилавком, призваны повысить предсказуемость ограбления для преступника. Интересно, что исследование подано как предварительно зарегистрированное, но заявка создана спустя почти два года после окончания набора материала в проспективной части (о кризисе, связанном со сложностью воспроизведения психологических исследований, мы рассказывали в материале «Не повторяется такое иногда»).
На вероятность насилия (физического и вербального) влияет, конечно, не только и не столько положение и поведение жертвы, а, например, зависимости — как химические, так и нехимические. Кроме того, колебания погоды провоцируют более активное использование риторики ненависти.
Сергей Задворьев
И основаны на когнитивных искажениях
Два американских исследователя проанализировали данные опросов 12,5 миллиона респондентов и выяснили, что последние 70 лет люди в 60 странах мира считали, что моральное состояние общества деградирует. При этом год от года их оценки добродетельности своих современников практически не менялись. Результаты исследования и их интерпретация опубликованы в Nature. Идея морального упадка современного общества широко известна и восходит как минимум к античности. Так, например, еще в 399 году до нашей эры афинский суд присяжных приговорил одного из граждан полиса к смерти за то, что он «не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что развращает юношество». А римский историк Тит Ливий начинает свой труд Ab urbe condita с надежды, что его читатель «последует мыслью за тем, как в нравах появился сперва разлад, как потом они зашатались и, наконец, стали падать неудержимо, пока не дошло до нынешних времен». Практически в любой письменной культуре можно найти литературные памятники, упоминающие, среди прочего, моральную деградацию современности. Однако все эти свидетельства редко уходят дальше качественной оценки морали современности. В ХХ веке, вместе с развитием исследовательских техник в социологии и технологическим прогрессом в области телекоммуникаций, у ученых появилась возможность проводить количественные измерения общественной морали. Адам Мастроянни (Adam M. Mastroianni) из Колумбийского университета в Нью-Йорке вместе с Дэниэлом Гилбертом (Daniel T. Gilbert) собрали и проанализировали опросы 220 тысяч американцев, которые проводились с 1949 по 2019 год и включали в себя такие вопросы: «стало ли наше общество за последние десятилетия менее честным и нравственным, более, или же степень, в которой люди честны и нравственны, не изменилась?»«состояние нравственных ценностей в этой стране целиком улучшается или ухудшается?» Большинство участников — из США и еще 59 стран — примерно в 85 процентах пунктов опросников указывали, что мораль в упадке. И доля участников, которые так отвечали, была примерно одинакова в разные годы. Больше половины опрошенных вместе с этим упоминали и о том, что современное им общество добилось определенного нравственного прогресса, как то: улучшение отношения к афроамериканцам, к людям с физическими недостатками и гомосексуалам. В 2020 году Мастроянни с Гилбертом провели еще три опроса, в которых поучаствовали в общей сложности 1230 американцев. Их просили оценить, насколько добрыми, честными, дружелюбными и хорошими были люди в 2020, 2010, 2014, 2016 годах, а также в год их рождения и год, когда им исполнилось 20. Самые низкие оценки по этой метрике во всех опросах получил 2020 год. В разные десятилетия люди верили, что этот упадок начался примерно в то время, когда они родились, и с тех пор продолжается. Причем степень этого упадка казалась тем выше, чем старше и консервативнее был респондент (авторы отдельно подчеркивают, что даже те, кто идентифицировал себя как либерала, также говорили о падении нравов). Затем ученые решили выяснить, что по мнению людей является двигателем нравственных перемен: деградацией личных качеств людей с возрастом или же смена поколений — то есть замена более нравственных людей менее нравственными. Они провели еще один опрос с 319 участниками, чтобы понять, с чем люди связывают наблюдаемый ими упадок морали. Опрошенные отвечали, что со временем снижается нравственность как отдельных людей (то есть с годами человек «портится»), так и целых поколений. Если мораль действительно непрерывно падает, то каждое следующее поколение должно все ниже и ниже оценивать уровень нравственности своих современников. В данных опросов, с которыми работали исследователи, помимо вопросов о трендах в морали, были еще и вопросы о фактических проявлениях нравственности: например, как часто в прошлом году сам респондент помогал кому-то донести до дома сумки с продуктами или все ли вчера относились к нему с должным уважением. Отобрав массив таких опросов, ученые получили выборку из четырех с половиной миллионов американцев, опрошенных между 1965 и 2020 годом. Его анализ показал, что средний уровень «фактической нравственности» в ответах респондентов остается практически неизменным. То же подтвердилось и на данных 33 опросов за пределами США. Таким образом, резюмируют ученые, люди убеждены в том, что нравственное состояние общества со временем становится только хуже, но при этом их оценки добродетельности своих современников остаются примерно на одном и том же уровне. По мнению авторов, этот эффект может возникать из-за нашей предвзятости. Исследования показывают, что мы обращаем больше внимания на негативную информацию о других людях, но при этом лучше запоминаем хорошее, чем плохое. Из-за этого нам может казаться, что сегодня зла вокруг очень много, а о том плохом, что было раньше, мы благополучно забываем. Авторы назвали этот механизм предвзятым восприятием и памятью (biased exposure and memory, BEAM). Если он правда работает, то декларируемый упадок морали должен становиться менее заметен — а то и вовсе пропадать — когда у людей спрашивают о нравственности тех, кого они считают добродетельными. Или когда спрашивают о временах до их рождения. Эту гипотезу ученые проверили с помощью еще двух опросов. В первом они спросили у 283 человек, стали ли люди в целом менее добрыми, честными и хорошими в 2020 году по сравнению с 2005. А затем поинтересовались, стали ли их знакомые — друзья и родственники — менее добрыми, честными и хорошими за это время. Респонденты ответили положительно на первый вопрос, а о людях своего круга сказали, что те за 15 лет, напротив, в среднем стали добрее и честнее. Еще 387 человек авторы попросили оценить доброту, честность и доброжелательность людей в текущем году (опрос проводился в 2021 году),в год, когда респонденту исполнилось 20, а также за 20 и за 40 лет до рождения. Опрашиваемые сочли, что в 2021 году по сравнению с годом, когда им было 20, люди были менее добрыми, честными и хорошими. А в год, когда им было 20, люди были менее добрыми, честными и хорошими, чем в год рождения респондентов. А вот представления о том, насколько более нравственны были люди, жившие в год их рождения и ранее, уже мало отличались друг от друга. Так авторы подтвердили, что иллюзия морального упадка возникает из-за когнитивных искажений. Люди переставали говорить о моральном упадке, когда речь шла о близких людях, о которых они знают много хорошего — или тех, о ком почти ничего не знали. Другое исследование, о котором мы рассказывали раньше, показало, что люди склонны считать ученых аморальными — им, по мнению опрашиваемых, важнее исследования и знания, чем мораль.
