Представители разных языковых семей способны понимать значения слов, выраженных только звуками. Ученые сравнили процент верных ответов участников, владеющих разными языками, на аудиотест, в котором понятия обозначались звуками. В целом точность ответов равнялась 64,6 процентам и в большей степени различалась между носителями одного языка, чем между языковыми группами. Результат эксперимента доказывает, что звуки, наряду с жестами, лежат в основе возникновения всех языков. Исследование опубликовано в Scientific Reports.
Антропологи выдвигают теорию, что язык начался с жестов, а не со звуков. У жестов огромный потенциал коммуникации: можно выразить форму, размер предмета и его положение в пространстве. Участие же отдельных звуков в возникновении языка до сих пор оставалось спорным. Исследователи считали, что звук, в отличие от жеста, не может сам по себе передать образ предмета, и поэтому не способен облегчить общение людей, не знающих языка друг друга. Возможности звуков обычно ограничивали имитированием голосов животных.
В последнее время некоторые ученые ставят под сомнение исключительную роль жестов в возникновении языков. Отдельные звуки могут заключать в себе гораздо больший потенциал: младенцы, например, начинают общаться, издавая различные звуки или имитируя окружающих. Дети таким образом могут называть предметы: собака – «гав-гав», машина – «бип». Эксперименты в области звукового символизма — сопоставления звуков и понятий — говорят, что люди отождествляют звуки с определенными значениями. Так во многих языках звук «н» ассоциируется со словом нос. Другой пример звукового символизма — идеофоны (слова, значение которых основано на имитации звуков окружающей действительности). Они своим звучанием вызывают устойчивые ассоциации («кукиш», «цуцик»). Процент использования звукового символизма в разных языках зависит от его фонетики и морфологии.
Группа ученых под руководством Маркуса Перлмана (Marcus Perlman) из Университета Бирмингема выяснила, могут ли представители разных народов угадать значение слов, зашифрованных звуками. В онлайн-эксперименте участвовали носители 25 языков из девяти языковых семейств, они слушали по 90 записей звуков (по три варианта на каждое слово от разных дикторов). Все аудиозаписи сделали англоговорящие люди. Участники должны были угадать значение из шести предложенных вариантов.
В целом точность ответов равнялась 64,6 процентам. Лучше участники угадывали животных («тигр», «змея»), действия («спать», «есть») и людей («мужчина», «женщина»). Интересно, что точность ответов больше различалась между отдельными носителями одного языка (SD = 0,33), чем между языками (SD = 0,26). Лучше отгадывали значения звуков люди, знающие английский (70,4 процента), чем не говорящие на нем (59,7 процента). Эффективнее всего слова называли носители германских языков (70 процентов), представители других индо-европейских языков не ошибались в 63,2 процентах случаев, а носители прочих языков – в 61,7 процентах.
Во второй части эксперимента участникам надо было указать значение услышанного звука на одной из 12 картинок, лежащих перед ними на столе. Точность ответов составила 55 процентов. Лучше всего участники отгадывали одушевленные объекты (72 процента), чем неодушевленные (39 процентов).
Сопоставимые результаты теста у носителей разных языков ученые объясняют способностью людей считывать эмоции друг друга по интонации и звучанию. Эксперимент показал, что потенциал отдельных звуков в становлении речи недооценивали: они, наряду с жестами, стали переходным этапом в возникновении языка у людей.
Объясниться с иностранцами по жестам и звукам можно, но длинный и содержательный диалог так построить не получится: надо знать язык собеседника. При этом успех в его изучении зависит от того, насколько родной язык близок новому. Это выяснили немецкий ученые, проанализировав, насколько хорошо студенты усваивали голландский язык.
Анастасия Кузнецова
Как статистика пересмотрела авторские права Эсхила на «Прометея прикованного»
Нам известны имена более 50 древнегреческих трагиков и названия сотен пьес, но от большинства из них сохранились только названия или малые фрагменты, не позволяющие как-то охарактеризовать авторский стиль. Все аттические трагедии, что мы можем атрибутировать, принадлежат Эсхилу (семь), Софоклу (семь) или Еврипиду (18). Однако уже не первый век филологи сомневаются в двух из них: «Ресе» и «Прометее прикованном». Почему? И как выяснить, не пробрался ли в триумвират великих классиков кто-то четвертый, если оригинальных рукописей у нас нет, а новых свидетельских показаний, скорее всего, у нас никогда уже не будет? N+1 рассказывает об истории этого филологического детектива и показывает, что говорит нам о «деле трагиков» метод, взятый учеными на вооружение в начале XXI века.