Сокращение времени пользования социальными сетями до 30 минут в день снижает чувство одиночества и симптомы депрессии, сообщают ученые в Journal of Social and Clinical Psychology. Небольшое исследование с участием 143 студентов показало, что те, кто в течение трех недель ограничивал времяпровождение в социальных сетях, чувствовали себя лучше, чем те, кто пользовался ими как обычно.
В декабре прошлого года исследователи из Facebook опубликовали блог, в котором вынесли предположение о том, что активное пользование соцсетями может быть как просто взаимосвязано с ухудшением эмоционального состояния, так и повышать чувство одиночества и симптомы депрессии. С тех пор, однако, это предположение не было проверено эмпирически.
Исправить это решили ученые под руководством Мелиссы Хант (Melissa Hunt) из Пенсильванского университета. В их исследовании приняли участие 143 студента — активные пользователи соцсетей Facebook, Instagram и Snapchat. Их разделили на две группы, одной из которой в течение трех недель необходимо было ограничить время пользования каждой соцсетью до десяти минут в день (всего полчаса), а другой разрешалось пользоваться приложениями как обычно. Обоим группам при этом необходимо было записывать, сколько времени они проводят в соцсетях.
До начала эксперимента участники поучаствовали в опросе, в ходе которого исследователи оценили их чувство одиночества, тревоги, симптомы депрессии, а также их место в обществе с точки зрения общения с другими людьми и вовлеченности. Использование соцсетей в начале исследования оценивали объективно: по информации суточного расхода батареи iPhone на каждое из трех приложений.
Ученые выяснили, что те, кто на три недели сократил пользование социальными сетями, стали чувствовать себя менее одинокими (p = 0,01) вне зависимости от изначального уровня. Что касается депрессии, то сокращение пользования социальными сетями снизило симптомы в экспериментальной группе, но больше всего — у тех, у кого показатели изначально были выше. В обоих группах — и экспериментальной, и контрольной — наблюдалось снижение тревожности и страха пропустить что-то интересное и важное (также он известен как синдром упущенной выгоды).
Исследование, таким образом, показывает, что сокращение пользования социальными сетями до получаса в день может положительно сказаться на самочувствии. Интересно, что исследование положительно сказалось и на контрольной группе: ученые утверждают, что простой контроль за поведением в сети может принести пользу. Стоит отметить, однако, что к полученным результатам следует относиться с осторожностью: во-первых, из-за достаточно небольшой выборки, а, во-вторых, из-за того, что ученые оценивали использование социальных сетей только по данным со смартфона (при этом, относительно пользования, например, на компьютере, им приходилось доверяться самим участникам) и только трех приложений. Исследование, поэтому, должно быть продолжено и дополнено для получения более валидных выводов.
Информация, которую постят пользователи в социальных сетях, также может прямо быть использована для изучения психических расстройств и состояний. К примеру, в прошлом году Марк Цукерберг сообщил, что потенциальных самоубийц будут автоматически вычислять по постам в Facebook. Кроме того, американские исследователи выяснили, что депрессию людей можно предсказать по их фотографиям в Instagram.
Елизавета Ивтушок
У обычных людей мозг заметно активируется в ответ на родной язык по сравнению с незнакомыми
Когнитивные нейробиологи из США с помощью фМРТ исследовали, как мозг полиглотов реагирует на записи речи на разных языках. Оказалось, что чем более знакомый язык слышит полиглот, тем сильнее активируется языковая сеть мозга, а. родной язык вызывает менее сильный отклик, сравнимый с откликом на незнакомый, говорится в исследовании, опубликованном на bioRxiv. За обработку речи обычно отвечает левое полушарие мозга, но не целиком — височная и лобная доли его коры формируют так называемую языковую сеть. Эта сеть обычно сильнее откликается на речь на родном языке, чем на неразборчивые звуки или неизвестные языки. Не-языковые задачи не влияют на активность языковой сети. Не так давно был описан случай женщины, живущей без височной доли левого полушария — у нее за обработку языка отвечает правое. Именно потому, что лобная доля левого полушария не может обрабатывать язык без височной, она вовсе не была задействована в обработке речи. Изучать подобные отклонения от нормы полезно, чтобы понять саму норму. Однако люди с повреждениями мозга и нарушениями языковых систем встречаются (и исследуются) чаще, чем те, чьи языковые навыки, наоборот, выше среднего — а их тоже хотелось бы изучить. Хотя ученые активно исследуют особенности обработки языка у билингвов, не так много работ было сосредоточено на полиглотах. Теперь нейробиологи из Массачусетского технологического института под руководством Эвелины Федоренко (Evelina Fedorenko) заглянули в мозг людей, говорящих сразу на нескольких языках, чтобы выяснить, как он воспринимает и обрабатывает язык. С помощью функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ), которая измеряет мозговой кровоток, ученые просканировали мозг 25 полиглотов, 16 из которых были гиперполиглотами (то есть владели минимум пятью языками, включая собственный). Большинство — 19 человек — были носителями английского, другие 6 — французского, голландского, немецкого, китайского и испанского. В среднем участники знали 16,6 языков, а один владел более чем 50 языками. Лежа внутри аппарата фМРТ, полиглоты слушали серию 16-секундных записей на восьми языках. Это были либо фрагменты из Библии, либо из «Приключений Алисы в Стране чудес», которые читали носители этих языков. Среди восьми языков был родной язык участника, три известных ему языка и четыре незнакомых. Два незнакомых языка были родственными известным языкам, а еще два были из других языковых семей. Выяснилось, что в ответ на любой язык у полиглотов активируется языковая сеть мозга — та, что у всех людей отвечает за восприятие родного языка. Но активность в зависимости от языка различалась. Чем лучше участник владел языком, который слышит, тем активнее откликалась языковая сеть. На неизвестный язык, родственным родному языку участника, его мозг реагировал слабее, чем на знакомый язык, но сильнее, чем на чужой язык из не связанной языковой семьи. То есть ученые обнаружили, что уровень активности языковой сети был прямо пропорционален уровню знакомства с языком. Но родной язык стал исключением: на него мозг полиглотов реагировал слабее, чем на другие известные им языки и даже слабее, чем на неизвестный, но родственный родному. Это может означать, что для обработки языков, выученных в раннем детстве, требуется меньшая активность мозга. Ученые полагают, что это можно отнести и к более общему механизму: чем лучше мы в чем-то разбираемся, тем меньше ресурса (когнитивного и нейронного) нам требуется для этого. Также ученые подтвердили выводы предыдущего исследования о том, что мозг полиглотов реагирует на родной язык слабее, чем мозг не-полиглотов. В том же исследование авторы описывают и особенности обработки языка у билингвов — их языковая сеть реагирует на оба известных им языка сильнее, чем языковая сеть монолингвов реагирует на их родной язык. Эвелина Федоренко занимается системами человеческого языка и изучает мозг полиглотов уже много лет. Во время ее исследований она предлагает людям — и монолингвам и полиглотам — разные задачи, чтобы сравнить активность мозга во время них. Одна из таких задач — тест на невербальную память: испытуемый должен запомнить расположение квадратов на сетке, которые вспыхивают и гаснут. В этом испытании задействована нейронная сеть системы исполнительных функций — она не связана с языковой сетью, но поддерживает общий интеллект. Во время прослушивания текста на незнакомом языке эта сеть у обычных людей не активна, а у полиглотов она включается. Ученая предполагает, что так их мозг пытается уловить «лингвистический сигнал». Знание нескольких языков сопровождается и другими особенностями. Мы рассказывали, что билингвы, знающие шведский и испанский, определили временные промежутки в разных контекстах точнее, чем носители лишь одного из языков. Все дело в том, что в этих языках время описывается по-разному: как расстояние или как объем — и билингвам доступны оба концепта, между которыми они легко могут переключаться, как и между языками.