Как излишне доверчивое отношение к науке порождает розыгрыши и недоразумения
Розыгрыши и мистификации требуют амбициозности, причем и от авторов, и от аудитории. Фокусники, готовя номер для публики, руководствуются двумя правилами: дайте зрителям то, во что они хотят верить, и дайте им почувствовать себя умными (вариант: дайте им поучаствовать, идеальный вариант: поучаствовать за их же деньги). Так же поступают и авторы розыгрышей. В честь первого апреля мы решили вспомнить о нескольких историях, в которых вера в науку и технику оказывалась примером доверчивости, простодушия и немного жадности.
Элегантная мистификация — это готовое художественное произведение. Взять, к примеру, «Поэмы Оссиана», стихи древнего барда, якобы найденные в XVIII веке шотландцем Джеймсом Макферсоном, а на самом деле им самим и написанные. «Поэмы», разоблаченные как подлог еще при жизни Макферсона, тем не менее оказали огромное влияние на европейскую литературу вообще и русскую в частности.
Вовремя появившаяся подделка может изменить политическую ситуацию на континенте, а затем поспособствовать появлению новой научной дисциплины: так произошло с «Константиновым даром», документом, позволившим Святому престолу претендовать на верховную власть в Западной Европе. Разоблачение этой подделки в XV веке заложило основы исторической науки.
Создатели финансовых пирамид руководствуются все теми же принципами: пусть клиенты верят в то, во что хотят (можно быстро обогатиться), чувствуют себя умными и заодно несут деньги. Наконец, можно запугивать обывателей страшными научными словами, чтобы вызвать сколь яростную, столь и абсурдную протестную реакцию: бородатая шутка про опасность дигидрогена монооксида не устаревает.
В 1725 году Иоганн Берингер, декан медицинского факультета Вюрцбургского университета, человек высокомерный и глубоко верующий, пал жертвой розыгрыша. Как и многие энтузиасты естественной истории в XVIII веке, Берингер увлекался палеонтологией.
Профессор географии и алгебры того же университета Игнац Родерик и библиотекарь Георг фон Экхарт вырезали из мягкого камня подобия окаменелостей: в их числе были не только красивые и полностью сохранившиеся отпечатки растений и животных, но и изображения луны, солнца, звезд и комет. На некоторых образцах читалось слово «Бог», причем на трех языках — древнееврейском, арабском и латыни.
Нанятые Родериком и фон Экхартом местные подростки доставили «находки» Берингеру, и он поверил в их подлинность. Фальсификаторы не стремились к правдоподобию и прозрачно намекали Берингеру, что его обманывают, но доктор не сдавался. Он не сдался даже тогда, когда Родерик прямым текстом сказал ему, что является автором розыгрыша. Достойный медик объяснил профессору, что тому не следовало делать плохие копии с подлинных находок. Берингеру удалось через суд добиться изгнания Родерика и фон Экхарта из Вюрцбурга.
В 1783 году популярный британский журнал The London Magazine напечатал перевод заметки нидерландского врача и путешественника Фурша об удивительно ядовитом индонезийском дереве под названием упас: его сок отравлял окрестности в радиусе 15 миль!
Сообщение Фурша произвело большое впечатление на британскую публику. Дед Чарльза Дарвина, Эразм Дарвин, медик и натуралист, даже включил описание удивительного дерева в поэму «Ботанический сад». Дерево это существует, носит ботаническое название Antiaris toxicaria, анчар ядовитый, и оно действительно ядовито, но в пределах разумного. И да, сообщение Фурша и поэма Дарвина послужили источниками для пушкинского «Анчара».
В 1835 году британский астроном и математик Джон Гершель жил и работал в Кейптауне, куда уехал для наблюдения за небом Южного полушария, и заодно чтобы избавиться от назойливого внимания прессы и публики.
Гершель был одаренным ученым, к тому же он происходил из знаменитой семьи — его отец, Уильям, и тетя, Каролина, оба были крупными астрономами. Британская публика обожала Гершеля-младшего: ему постоянно предлагали выступать с популярными лекциями и докладами. Гершель же мечтал о науке и удалился на край света с большим удовольствием. Но он не мог предвидеть, кто воспользуется его репутацией.
В августе 1835 года The Sun, одна из 47 нью-йоркских газет (на 270 тысяч человек населения) опубликовала шесть материалов о наблюдениях, якобы сделанных Гершелем через телескоп во время наблюдений за поверхностью Луны. Наш спутник оказался населен крылатыми людьми (Vespertilio-homo в орфографии The Sun, то есть человек-летучая мышь; еще не Бэтмен, но уже близко), жившими мирно и дружно в окружении чарующей природы.
Тираж газеты увеличился в 2,5 раза к четвертому материалу. Журналист Ричард Адамс Локк, автор сенсационного материала, подкупил публику наукообразностью текста, за которой можно было не разглядеть иронию: вообще-то он пародировал несколько псевдонаучных исследований о жизни на Луне. Газета на волне успеха не потрудилась напечатать опровержение или хотя бы объяснение. Зато Джону Гершелю чуть ли не всю оставшуюся жизнь пришлось отбиваться от вопросов о чудесной цивилизации, увиденной им в телескоп.
Между прочим, Эдгар По упрекал Локка в плагиате: за два месяца до псевдо-гершелевского отчета в The Sun По напечатал в менее заметном издании The Southern Literary Messenger сатирический рассказ «Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля», немало напоминающий сенсацию Локка. По ничего не добился, но признал, что наукообразность работает на публику замечательно.
Филадельфийский плотник по имени Джон Эрнст Уоррел Кили придумал в 1872 году устройство, которое позволило бы получить из литра воды столько энергии, чтобы дотолкать паровоз от Филадельфии до Сан-Франциско. Четырех литров воды пароходу хватило бы на маршрут Нью-Йорк — Ливерпуль и обратно.
Как это возможно? При помощи «гидро-пневмо-пульсо-вакууумного двигателя», объяснял Кили. И ему верили не только обыватели, но и инженеры: на демонстрациях манометр, прикрепленный к диковинно выглядевшему аппарату, показывал давление 50 тысяч фунтов на квадратный дюйм.
Двигатель Кили, соединенный с разными устройствами, стрелял пулями и пробивал полуметровые бревна, разрывал не только канаты, но и металлические прутья. До серийного выпуска двигателя оставалось три недели… на протяжении 14 лет. Кили умер состоятельным человеком с не безупречной, но и не безнадежно испорченной репутацией.
После его кончины любопытствующим удалось попасть в его лабораторию: она оказалась оригинально и остроумно устроенной. Кили, как выяснилось, был толковым инженером, и, кажется, в свою теорию пульсации верил вполне искренне, просто ему все время чего-то не хватало. Возможно, теоретической подготовки.
В 1887–1889 годах в США появилась шеститомная «Эпплтоновская энциклопедия американцев» (Appletons’Cyclopaedia of American Biography). Посвященная интересным и выдающимся людям обеих Америк, она стала популярна, ее переиздавали, статьи из нее перепечатывали в других справочниках.
В 1919 году ученый-ботаник по имени Джон Хендли Барнхарт опубликовал в специализированном журнале статью о том, что в «Эпплтоновской энциклопедии» содержатся, по крайней мере, четырнадцать статей об ученых, которые никогда не существовали.
На открытие Барнхарта большого внимания никто не обратил, но к этой истории в 1936 году вернулся сотрудник журнала The New Yorker. Он написал остроумную статью под названием «Своенравные энциклопедии», в которых рассказал об ошибках, которые невольно (и, что гораздо интереснее, вольно) закрадываются в популярные справочники. Расследование произвело немалое впечатление на читателей, многие по собственной инициативе принялись искать новые подлоги в «Эпплтоновской энциклопедии» и нашли сотни ошибок и десятки сомнительных статей.
Кто и зачем приносил фальшивые биографии в энциклопедии? Достоверно неизвестно, но почти наверняка это делали авторы статей или редакторы разделов: им платили построчно и постатейно, а проверять за ними было некому.
Ну и, как говорилось выше, хорошая фальсификация порождает хорошую литературу: взять, к примеру, рассказ аргентинца Хорхе Луиса Борхеса «Тлён, Укбар, Orbis Tertius» о том, что бывает, если найти подложную статью в энциклопедии.
В 1898 году фермер по имени Улоф Эман, американец шведского происхождения, выкопал на своем участке близ деревни Кенсингтон в штате Миннесота большой камень с рунической надписью, рассказывающей о прибытии в этот далекий от моря край восьми гётов и 22 норвежцев. На камне даже была дата — 1364 год.
Почти сразу находку объявили подделкой, к тому же не особенно изощренной: руны Эман списывал из просветительских газетных колонок, ошибок в надписи хватало, да и сразу нашлись соседи, которые припомнили, как Эман грозился «озадачить умников». Фермер не настаивал на всемирной славе и после недолгой шумихи уложил камень перед порогом своего хлева.
Но в 1907 году на Кенсингтонский камень обратил внимание журналист по имени Яльмар Руэд Холанд. Норвежец по происхождению, он сыграл и на национальных чувствах скандинавской диаспоры в США — какие отважные были викинги, и на религиозных — они приплыли в Америку еще до Колумба, чтобы крестить местное население.
Жители Кенсингтона и окрестностей, привыкнув к шумихе, обустроили скромный музейчик Кенсингтонского камня в Александрии, графство Дуглас, штат Миннесота. Даже подделка может пригодиться для благородных целей краеведения и народного образования.
В 1946 году мексиканский Национальный институт антропологии и истории (INAH) признал подлинными останки Эрнана Кортеса, конкистадора и первого губернатора Новой Испании. Прошло три года, и в захолустном городке Искатеопан (штат Герреро) внезапно обнаружились останки последнего «императора» ацтеков — Куаутемока, казненного по приказу Кортеса в 1525 году. Открытие сделала Эулалия Гусман, одна из первых женщин-археологов Мексики.
Экспедиция Гусман работала в старой церкви Искатеопана. Там исследователи нашли каменный оссуарий — ларь для хранения костей — с медной табличкой, на которой было начертано имя Куаутемока и год его погребения — 1529 (согласно народной легенде, Куаутемок не погиб от рук палачей Кортеса, а спасся на западе Мексики и умер своей смертью). В церкви обнаружились и документы о захоронении Куатемока. Они, правда, почти сразу были объявлены фальшивкой XIX века.
Пока вновь найденные останки изучали в институте антропологии и истории, в прессе шла «война костей»: Кортес против Куаутемока, «испанисты» против «индихенистов», то есть сторонники конвергенции местной и испанской культур против тех, кто выше всего ставит туземную, аборигенную культуру.
Эулалия Гусман была индихенисткой, к которой прислушивались представители культурной элиты. На известном снимке Гусман рассматривает так называемые останки Куаутемока вместе с крупнейшим мексиканским художником того времени — Диего Риверой.
Специалисты INAH, впрочем, установили, что оссуарий последнего «императора» ацтеков — подделка конца XIX века, причем кости были подобраны удивительно небрежно: они принадлежали мужчине, женщине, подростку и двум маленьким детям (и у предполагаемого «императора» были две правые коленные чашечки).
Быстро выяснилось, и кто стоял за фальсификацией: зажиточный горожанин из Искатеопана по имени Флорентино Хуарес. У него был практический мотив: соседняя деревня планировала стать самостоятельной, что дорого обошлось бы и Искатеопану, и лично Хуаресу. Он решил, что родному городу нужно вновь обрести престиж.
В 1891 году в городскую церковь ударила молния, и, воспользовавшись ремонтом, Хуарес подложил оссуарий в храм. Он обратился к священнику и прорабу с рассказом, что знает, где погребен Куаутемок, показал фальшивое письмо с описанием погребения, но никто не заинтересовался этой историей и не стал взламывать недавно оштукатуренную стену. Только спустя почти полвека, когда о Кортесе и Куаутемоке вновь заговорили повсюду, внуку Хуареса удалось всучить письмо священнику, и уже тот вызвал археологов во главе с Эулалией Гусман.
В 1971 году на филиппинском острове Минданао внезапно нашлось крошечное и совершенно первобытное племя, получившее название тасадай (Tasaday). Тасадай не знали о прекрасном новом мире решительно ничего, жили охотой и собирательством в полной гармонии с природой, в их языке не было слова «война». Открыл их миру предприниматель по имени Мануэль Элисалде, которого благодарные тасадай называли «Momo Dakel Diwata Tasaday», что в приблизительном переводе на английский означало «большой человек-бог тасадай».
Вскоре после «открытия» племени и многочисленных репортажей, облетевших весь мир, президент Филиппин Фердинанд Маркос законодательно запретил посещать земли тасадай, чтобы сохранить их образ жизни в неприкосновенности. К такой практике уже прибегало правительство Бразилии, чтобы оградить племена Амазонии от контакта, так же поступила и Индия по отношению к сентинельцам (попытки контакта с последними неизменно заканчиваются плохо.
После падения режима Маркоса в 1986 году на Минданао отправились журналисты и антропологи. Тасадай, как оказалось, жили в домах, а не в шалашах, катались, как и обычные филиппинцы, на мотороллерах, носили джинсы и футболки. Одному немецкому фотокорреспонденту даже удалось сфотографировать мужчин из племени, которые, завидев незнакомого человека, быстро надели набедренные повязки из листьев поверх обычного нижнего белья.
Нашелся, в конце концов, и заслуживающий доверия информатор, рассказавший, как Мануэль Элисалде уговорил жителей племени подыграть антропологам и другим ученым в начале 1970-х. Что двигало Элисалде — жажда славы, новый способ отъема денег у государства (средства для поддержки тасадай направлялись в учрежденный им фонд), или и то, и другое — неизвестно.
В 1959 году английский химик и романист Чарльз Сноу (его перу принадлежит некогда популярный в СССР детектив «Смерть под парусом») выступил в Кембридже с лекцией «Две культуры». Сноу указал на постоянно растущий разрыв между представителями технических и гуманитарных специальностей. По словам Сноу, гуманитарии, неспособные объяснить второй закон термодинамики, по существу неграмотны.
Спустя почти 30 лет, в 1996 году, нью-йоркский физик Алан Сокал опубликовал в уважаемом гуманитарном журнале Social Text статью под названием «Transgressing the Boundaries: Towards a Transformative Hermeneutics of Quantum Gravity» («Преступая границы: о преобразующей герменевтике квантовой гравитации»).
В статье он рассуждал о том, что исследователи постмодернизма пользуются научными концепциями, не понимая значения слов, мало уделяют внимания логике, а много — сложным словам. Сокал напичкал текст длинными цитатами и призвал к «освободительной науке», которая избавит человечество от «объективной реальности» и «абсолютной истины».
Вскоре после публикации в Social Text Сокал написал вторую статью в полемический журнал Lingua Franca. В новой публикации он рассказал, что «Transgressing the Boundaries: Towards a Transformative Hermeneutics of Quantum Gravity» — сатира, написанная с единственной целью: убедиться в том, что издатели Social Text опубликуют сущую ересь, достаточно обильно снабженную научной лексикой. Сокала особенно разозлило то, что редакция Social Text не потрудилась обратиться за разъяснениями к физикам или математикам, которые сразу бы указали на бессмыслицу его пастиша.
Эксперимент с Social Text вызвал дискуссию, итогом которой оказалось, что забылся предмет спора. Говорили ли об авторитете длинных слов и научной лексики? О тщете «социального конструкта» — популярного постмодернистского понятия? О разрыве между естественным и гуманитарным знанием? Кажется, если бы Сокалу понадобилось перефразировать известную максиму «Верую, потому что абсурдно», он мог бы сказать: «Доверяю, потому что абсурдно». И в этом обобщении — вся соль мистификаций.
PS: Помимо собственно розыгрышей и мистификаций существует проблема «публикационной инфляции» и вытекающей из нее научной нечистоплотности. Об этом регулярно и хорошо пишет «Троицкий вариант» (например здесь), этим занимается «Диссернет». Но мы оставим эти истории для менее легкомысленных дней, чем 1 апреля.
PPS: Редакция ссылается на Википедию, отдавая себе отчет в том, насколько этот ресурс уязвим для фальсификаций и мистификаций.
Юлия Штутина
Эффективнее всего себя показала композиция «We Will Rock You»
Швейцарские ученые внедрили механочувствительные рецепторы в клетки, способные высвобождать инсулин, и они стали реагировать на звуковые волны: ионные каналы впускали положительно заряженные ионы кальция, что заставляло содержащийся в них инсулин сливаться с мембраной и высвобождаться наружу. Эффективнее всего этот процесс происходил под песню «We Will Rock You» группы Queen: у мышей, которым вживили эти клетки, после прослушивания песни заметно снизился уровень глюкозы в крови. Эксперимент описан в журнале The Lancet Diabetes & Endocrinology. Слуховые косточки преобразуют акустические волны звука в механические колебания, которые активируют механочувствительные ионные каналы в волосковых клетках. Вход ионов в клетку приводит к деполяризации мембраны и созданию потенциала действия. Подобные механочувствительные ионные каналы распространены повсеместно у всех организмов, в том числе бактерий, что может быть использовано для генной терапии различных заболеваний: встраивание подобных рецепторов и их активация могли бы менять потенциал действия клетки и, как следствие, ее активность или даже функцию. Однако системная доставка низкомолекулярных триггерных соединений затруднена из-за их иммуногенных эффектов, а физические триггеры, такие как свет, ультразвук, магнитные поля, радиоволны, электричество и температура, не всегда удобны в практическом применении. Ученые из Швейцарской высшей технической школы Цюриха под руководством Мартина Фуссенеггера (Martin Fussenegger) создали стабильные трансгенные клональные линии клеток, способные высвобождать инсулин, которые конститутивно экспрессируют механочувствительные рецепторы Piezo1 млекопитающих или бактериальные механочувствительные рецепторы MscL. Уровень звука в 60 децибел при частоте 50 Герц, который находится в пределах безопасного диапазона для человеческого уха, эффективно активировал эти рецепторы, что приводило к индукции высвобождения инсулина. Визуализация MscL-положительных и MscL-отрицательных клеток показала значительно более высокие уровни внутриклеточного кальция в первой популяции клеток, что означает массовый вход кальция в клетку при активации механорецепторов. Затем ученые проверили влияние различных жанров музыкальных произведений на высвобождение инсулина. Выяснилось, что популярная музыка с низкими басами и саундтреки к фильмам вызывали максимальное выделение инсулина, в то время как реакция на классическую музыку и гитарную музыку была более разнообразной и зависела от композиции. Песня «We Will Rock You» группы Queen высвобождала почти 70 процентов инсулина в течение пяти минут. В эксперименте на мышах с диабетом и трансгенными клетками эта песня приводила к выработке достаточного количества инсулина, чтобы быстро снизить колебания гликемии во время тестов на толерантность к глюкозе. На втором месте по эффективности оказался саундтрек к фильму «Мстители». Клетки активировались только в том случае, если звуковые волны непосредственно воздействовали на кожу над местом имплантации не менее 15 минут Речь, наушники, низколетящие самолеты, газонокосилки, пожарные машины и гудки не приводили к нежелательной секреции инсулина при восприятии с разных расстояний и направлений. Таким образом, эти клетки защищены от незапланированного выброса инсулина. Ученые считают, что эту разработку можно рассматривать как потенциально реальную замену уколам инсулина для людей с диабетом. Ранее мы рассказывали, что введение инсулина в нос помогло людям с деменцией улучшить их когнитивную функцию.