«Мифы о мире мертвых. От Осириса и Хель до похищения Персефоны и „Божественной комедии“»

Как скандинавам помогали курганы

Мнение редакции может не совпадать с мнением автора

Неизбежность смерти пугала людей всегда. Мифы должны были помочь преодолеть этот страх: они объясняли, как вести себя в загробном мире и что ожидать от его обитателей. В книге «Мифы о мире мертвых. От Осириса и Хель до похищения Персефоны и "Божественной комедии"» (издательство «Манн, Иванов и Фербер») антрополог Владимир Петрухин рассказывает о мемориальных традициях разных народов и о том, как они представляли себе жизнь после смерти. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом о родовых кладбищах, которые обеспечивали связь живых с их предками.

Курганы как ворота мертвых

Если мы вспомним путешествие Одина в Хель, к могиле вёльвы, от которой бог хотел получить прорицание, то станет ясно, что могила не возле дома — она не в Мидгарде или Асгарде, а в преисподней. Вёльва, которую поднимает из могилы Один, говорит, что бог заставил ее отправиться в «нелегкий путь». Чтобы разобраться в этих загробных странствиях, не обойтись без мифологической географии, точнее космографии и знаний о том, как представляли себе могилу скандинавы-язычники. 

Словом «хель» первоначально называли могилу — укрытие, в котором хоронили труп. Собственно, могила была воплощением преисподней. Вход в загробное жилище, «ворота мертвых», — это одновременно и вход в загробный мир. 

Скандинавы не зря уделяли столько внимания погребальным обрядам. После смерти человек мог присоединиться к дружине эйнхериев, благодетельных богов и предков или к полчищам чудовищ и злобных мертвецов — и от этого зависел исход последней битвы. Умерший оставался членом рода и служил мифологическим посредником между людьми и миром сверхъестественного — Вальхаллой или Хель. Залогом того, что эти связи не обрываются и род живых един с загробной общиной предков, были «домашние курганы», родовые кладбища: тысячи этих могильных насыпей эпохи язычества сохранились в Скандинавии (и повсюду в Европе, включая Русь). Сам Один ссылался на мудрость, полученную от древних людей из домашних курганов. Курганы — могилы предков — считались свидетельством, что потомки владеют этой землей по праву: языческие могилы, а в христианскую эпоху памятные рунические камни были одновременно и межевыми столбами. Предки могли в представлениях скандинавов-язычников сливаться с альвами — духами природы, покровителями земель-урочищ, обитателями не только домашних курганов, но и скал. 

Герой Торстейн из «Саги о людях с Песчаного берега» однажды отправился на лодке с экипажем за провизией. Тем временем пастух, пасший овец возле Священной горы, увидел, что весь северный склон ее открыт. Оттуда доносились звуки пиршества и стук питьевых рогов, и пастух услышал, что Торстейна со всеми спутниками зовут в гору — занять почетное место напротив отца. Наутро узнали, что Торстейн утонул со всеми людьми.

Жертвоприношения альвам должны были способствовать здоровью всего рода и рождению потомков: это был обмен дарами с загробным миром (вспомним о дарах Одина и Бальдра). 

В «Саге об Олаве Святом», крестителе Норвегии, рассказывается, что его мать долго не могла разродиться. Пришлось обратиться к помощи предка, Олава Гейрстадальва, — его имя значило «дух урочища Гейрстад». Из его кургана достали пояс и опоясали роженицу — этот талисман должен был помогать в родах. Языческий обряд помог появиться на свет первому скандинавскому святому. Естественно, что языческие родичи дали ему имя Олав — считалось, что предок возродился в потомке. 

Кладбища располагались за границей хуторов и поселений, но все же это были близкие «домашние курганы». Погребения были устроены так, чтобы умерший мог пользоваться привычными для него домашними вещами — личное имущество оставалось с ним в доме-могиле. У знатных людей под курганами могли оказаться большие сокровища или волшебное оружие, овладеть которым мечтали многие герои, — сам Один похвалялся, что умел грабить курганы так, что могильные жители не причиняли ему вреда. 

Латинский автор XII века Саксон Грамматик дает романтическую версию смерти Бальдра — Бальдера. В ней Бальдер остается полубогом, сыном Одина, но убийца Хёдер (Хёд) не брат ему, а доблестный воин и соперник — они враждуют из-за руки Нанны, дочери датского конунга. Хёдер встречает в лесу таинственных дев, которые отговаривают его от поединка с Бальдером. Он хочет заговорить с ними, но девы тут же исчезают, и герой оказывается посреди равнины (такой морок могли насылать языческие боги и дисы, которых встретил Хёдер). Хёдер идет к своему воспитателю, датскому конунгу, и просит руки Нанны. Тот боится Бальдера, зато дает воспитаннику совет, как убить соперника — ведь он неуязвим для оружия. Хёдеру необходимо раздобыть волшебный меч и кольцо, которые хранит в стране холода и мрака некий Миминг. Имя этого персонажа напоминает о Мимире, череп которого хранили в источнике мудрости в преисподней у корней мирового древа. 

Хёдер снаряжает повозку, запрягает в нее северных оленей и отправляется к пещере Миминга, на север. Царство мрака и холода на севере — это преисподняя, а Миминг напоминает живущего в скале альва, хранителя сокровищ (Саксон именует его сатиром, следуя античной традиции). Хёдер выманивает Миминга из пещеры и отбирает у него кольцо и меч. 

Хёдер совершает много подвигов, а Бальдер тем временем является с войском в Данию требовать руки Нанны. Та говорит, что смертная дева не может стать женой бога. Начинается битва между Хёдером и Бальдером, и на стороне сына Одина выступает сам верховный бог, громовник Тор и прочие божества. С Хёдером его волшебный меч и непробиваемый панцирь. Он наносит богам такой урон, на который только способен смертный. Но с Тором его боевая палица из дуба (это древнее оружие могло принадлежать громовнику еще в те времена, когда люди не знали металла), и ею он сокрушает рать Хёдера. Его войско уже готово дрогнуть, но тут Хёдер разрубает палицу, и боги бегут от людей. Христианин Саксон не упускает случая сказать, что это не настоящие боги; для нас интересны эти богоборческие мотивы — ведь и в Троянской войне герои осмеливались выступить против богов. 

Хёдер получает руку Нанны: победителя простые люди почитают как бога. Но Бальдер берет реванш и разбивает Хёдера в битве. Ночью к Бальдеру является призрак в облике Нанны, и от этого видения Бальдер лишается сил — он может передвигаться только в повозке (можно подозревать, что этот ночной кошмар — мара — результат магических действий Нанны). 

Но даже после этого полубог продолжает преследовать Хёдера, и в решительной битве силы оказываются равны. Когда войска расходятся на ночь, Хёдер отправляется в стан врага и видит, что три девы покидают этот лагерь. Он следует за ними, но девы обнаруживают его присутствие и спрашивают, кто он. Герой прикидывается менестрелем и даже играет на лире. Ему удается увидеть колдовской ритуал: девы готовят пищу для Бальдера и добавляют в нее яд трех змей — это и делает полубога неуязвимым. Как всегда случается с дисами или норнами, одна из дев воплощает злую судьбу своего подопечного: она дает Хёдеру волшебный пояс. С его помощью Хёдер и ранит Бальдера в поединке. Полубогу является античная Прозерпина (она заменяет богиню Хель у латинского автора) и предвещает Бальдеру смерть. Он умирает, и над ним воздвигают огромный курган. 

Исландский герой Греттир, победивший великана Глама, как-то раз спустился в курган за хранящимся там кладом, — он заметил, что по ночам над насыпью вспыхивал огонь. Греттир принялся раскапывать курган и к закату дошел до бревен сруба — могильного жилища. Ночью спускаться в курган было опасно, но не для нашего героя. Он раскидал бревна и, несмотря на страшное зловоние, спустился вниз. Сначала ему попались конские кости (умершего снабдили верховым конем), а потом он наткнулся на высокое сиденье, которое обычно принадлежало знатным людям. Мертвец сидел на этом престоле, а рядом были сложены сокровища. Греттир взял богатства и двинулся было к лазу, ведущему из кургана, но мертвец схватил его сзади. Герою пришлось вытащить меч, отрубить могильному жителю голову и приложить ее к ляжкам, чтобы мертвец не смог его преследовать. 

В дом-могилу, помимо привычной обстановки и даже мебели, помещали все, что было необходимо для путешествия в далекий иной мир, — коней, лодку, иногда сани или просто ледоходные шипы, прикрепив их к обуви, чтобы умершему легче было переправляться через замерзшие проливы. 

Эти мифологические представления о том, что умерший одновременно живет в доме-могиле и путешествует на тот свет, касались и трупосожжения — обряда, который, казалось бы, не оставлял возможности для телесного существования предка под курганом. Вопреки завету Одина, описанному Снорри, кости собирали с погребального костра, но не выбрасывали в море, а складывали в глиняный сосуд — урну или даже котел. В бронзовом и раннем железном веках урны оформляли в виде домиков или человеческих фигур с лицами: сосуд был жилищем и телом для умершего, новым и вечным (ведь обожженная глина не разрушается). В эпоху викингов кости собирали в простые горшки. На плечики таких горшков часто клали железные шейные гривны с привесками-амулетами — молоточками Тора: умерший в новом теле находился под покровительством самого популярного божества. 

Вечные могильные памятники, курганы и каменные стелы воплощали нерушимость родовых связей и общественных устоев. Имена конунгов, похороненных под большими курганами, столетиями сохранялись в фольклорной памяти. 

Легенды о курганах конунгов были основой исторической памяти. Одна легенда Х века рассказывает, как Харальд Прекрасноволосый объединял норвежские земли. В одной такой земле, в Наумдале на севере, правили два брата-конунга, Херлауг и Хроллауг. Три лета они сооружали курган, и, когда узнали, что Харальд идет на них походом, Херлауг взял с собой много еды и питья и вошел живым в курган со своей дружиной, велев закрыть его за собой. Хроллауг поставил на насыпи престол конунга и воссел на кургане как наследник брата. Рядом он поместил скамейку для знати низшего статуса — ярлов. Когда Харальд приблизился, Хроллауг пересел на эту скамейку — он отдал себя во власть конунга Харальда, и тот сделал его своим ярлом, передав ему в управление Наумдаль. У конунгов был обычай восседать на кургане, подобно тому как Один восседал на своем престоле в Вальхалле. Богу с его престола были видны все миры, конунг обозревал всю страну с места, где были похоронены его предки.

Курган действительно был подобен престолу Одина у мирового древа, ведь из могилы открывался путь в иной мир. Именно поэтому в скандинавских сказаниях курган иногда отождествляется с иным миром, и там, как в Вальхалле, бьются дружины мертвых.

Подробнее читайте:
Петрухин, Владимир. Мифы о мире мертвых. От Осириса и Хель до похищения
Персефоны и «Божественной комедии» / Владимир Петрухин. — Москва : МИФ, 2025. — 272 с. : ил. — (Мифы от и до).

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.