«Мобилизованная нация: Германия 1939–1945»

Вторая мировая война закончилась для Германии полным истощением моральных и физических ресурсов. Даже несмотря на то, что в 1943 году немцы уже предчувствовали поражение и опасались возмездия за убийство евреев, страдая от бомбардировок союзников, нацистскому режиму удалось заставить их сражаться до самого конца. В книге «Мобилизованная нация: Германия 1939–1945» (издательство «КоЛибри»), переведенной на русский язык Александром Колином, историк Николас Старгардт рассказывает, что переживало и как менялось немецкое общество на протяжение войны, а также что немцы думали о репрессиях и жестокостях на завоеванных территориях и внутри страны. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом, посвященным немецкой военной стратегии после зимы 1941-1942 года, дефициту трудовых и материальных ресурсов и реквизиции продовольствия в оккупированной Европе.

Выкачивание ресурсов Европы

Альянс стран оси вышел из зимнего кризиса 1941–1942 годов преображенным, добавив себе в качестве действующего союзника Японию и приобретя официального врага в лице Соединенных Штатов. Дисбаланс в экономических ресурсах составлял 4:1 против гитлеровского рейха. Германия не могла надеяться на удачное завершение войны на истощение: этот непреложный урок она выучила во время Первой мировой. Пока три группы армий на Восточном фронте прилагали все силы для сдерживания наступательного порыва Красной армии, политическое руководство Третьего рейха проникалось осознанием тщетности самых действенных усилий в обороне — они не дадут выхода из стратегического тупика. Самое большее, на Восточном фронте удастся достичь равновесия, но баланс рано или поздно неминуемо начнет сдвигаться, причем не в пользу рейха .

Единственным поводом для стратегического оптимизма в Германии на заре 1942 года служил дальневосточный союзник. Через день после налета на Тихоокеанский флот США в Пёрл-Харборе японцы развернули наступление на Гонконг. Островная колония британцев капитулировала в день Рождества 1941 года, и к тому времени японские армии успешно продвигались повсюду в Юго-Восточной Азии, завершив череду успехов 15 февраля 1942 года взятием Сингапура. Немецкое руководство осознало, что в свете такого расклада сил Соединенные Штаты и Британия окажутся не в состоянии начать вторжение в Западную Европу по крайней мере до осени, а то и вовсе до 1943 года. Пусть в долгосрочной перспективе включение в игру Японии и Соединенных Штатов сулило больше риска, в краткосрочной оно дало возможность Германии выиграть жизненно важное в момент острого кризиса время. С точки зрения Гитлера, Соединенные Штаты опосредованно включились в войну еще в сентябре, когда Рузвельт поручил ВМФ США охрану от немецких подводных лодок караванов судов с военными материалами, поставляемыми по условиям ленд-лиза в Британию. В ноябре американский президент распространил действие ленд-лиза и на Советский Союз. Нападение японцев на Пёрл-Харбор давало огромный выигрыш Германии, поскольку отныне Тихий океан обещал поглотить львиную долю американских ресурсов, отвлекая их от Европы .

Не вполне ясно, почему Гитлер счел необходимым сам объявить войну Соединенным Штатам 11 декабря. 75 процентов американцев по-прежнему не желали вступления страны в европейский конфликт. Гитлер явно облегчил Рузвельту решение внутриполитических задач страны. Япония не сделала подобных заявлений о переходе к враждебным действиям против Советского Союза, хотя, поступи она так в декабре 1941 года, Сталин мог бы и не решиться перебросить дивизии из Сибири в западном направлении для . Гитлер признавался Геббельсу, что испытал огромное удовлетворение от возможности принятия важнейшего решения взять инициативу на себя, чего британцы и французы его лишили, объявив 3 сентября 1939 года войну Германии. Странное эмоциональное откровение, особенно если учесть тот факт, насколько хорошо вписывалось объявление французскими и британскими лидерами войны рейху в заявления нацистского руководства о чисто оборонительном характере его действий. Официальный вызов Америке представлял собой ненужный акт — провокацию, ветром развеивавшую все прежние предосторожности. Нельзя назвать совпадением то, что, перестав лишь грозить крутыми мерами против евреев в Европе с целью сдержать «поджигателей войны» в Америке, Гитлер именно тогда санкционировал первые депортации немецких евреев. Никакой деэскалации, никаких переговоров и договоров. И снова Соединенные Штаты, Британия и Россия (СССР) выстраивались единым фронтом против Германии, точь-в-точь как в . Если суть политической карьеры Гитлера заключалась в том, чтобы переиграть Первую мировую и попробовать на сей раз выйти победителем, тогда он получил «свою мировую войну».

Немецкое руководство отчаянно нуждалось в пересмотре военной стратегии. Кажущаяся непобедимость и невероятные успехи войск рейха, количественно и качественно уступавших противнику в летних кампаниях 1940 и 1941 годов, опирались на стратегическую внезапность. Воссоздать такие же условия теперь практически не представлялось возможным. К началу 1942 года в немецкой военной разведке и в Генеральном штабе сухопутных войск осознали, насколько серьезно недооценили советскую военно-промышленную мощь, а также поняли, что для второй кампании на востоке потребуется тотальная мобилизация всех экономических и военных ресурсов на уровне, обычно ассоциирующемся с понятием «война на истощение». Изменить подход предстояло и военно-морскому флоту, переключившись на Восточном фронте в фазу сдерживания ради развертывания во взаимодействии с Японией глобальной кампании в небе и на воде, бросив вызов господству британцев и американцев в Средиземноморье, Красном море, Индийском и Атлантическом океанах. В то время как Гитлер сосредоточился на стратегических моментах, другие члены высшего немецкого руководства занимались делами приземленными: поиском рабочих рук, продовольствия, угля, стали — всего потребного для материализации нового наступления .

В результате завоевания высокоразвитых промышленных стран Западной Европы Германия получила серьезные возможности вырваться из предвоенной нужды и превратиться в военно-промышленную сверхдержаву. За исключением Соединенных Штатов, все противники в войне располагали ограниченными ресурсами. Если говорить о положении дел у немецкой стороны, необходимых запасов остро не хватало, а производственный потенциал перераспределялся в соответствии с тем, где судьба хватала Германию за горло. Высококвалифицированные рабочие тасовались между армией и тылом: большую часть задействованного в операции «Барбаросса» оружия изготовили солдаты, демобилизованные после победы в 1940 году, но их же вновь пришлось призвать под знамена через год. Предполагалось, что к концу 1941 года они опять вернутся к станкам создавать матчасть для кампании против Британии в 1942 году. Вместо этого люди безнадежно проигрывали бои обморожению на Восточном фронте. Серьезно нарастить военное производство в тылу представлялось возможным только за счет притока рабочих рук из какого-то другого источника .

Примерно так же выглядела картина с материальными ресурсами. В ходе летних кампаний 1940 и 1941 годов для снабжения неудержимо рвавшихся вперед танковых колонн пришлось потратить все запасы бензина — бросить резервы на чашу весов решительной победы. Блокада британского ВМФ вызывала в Европе хроническую нехватку таких жизненно важных военных материалов, как нефть и резина, а заодно и острый недостаток продовольствия. Немцы умели производить синтетический каучук, даже искусственное горючее, но замена стоила дорого, а серьезная зависимость от поставок нефти с румынских месторождений сохранялась: техника вермахта, его танки, бронетранспортеры, грузовики и самолеты — всем требовался бензин и всем его не хватало. Только завоевание Кавказа с его нефтяными месторождениями могло изменить положение, поэтому в 1942 году он вновь сделался ключевой целью Германии .

Главным источником энергии во время войны в Европе оставался уголь. Самодостаточная в этом плане в обычных условиях, Германия с самого начала испытывала дефицит железнодорожного подвижного состава, поэтому доставка угля потребителю вызывала сложности. Как и в первую зиму войны, зимой и весной 1942 года не хватало паровозов и вагонов для транспортировки военных грузов; даже депортацию евреев приходилось откладывать. Общий дефицит угля и стали — основы производства, в том числе вооружений, — только усиливался тем, что промышленные компании занимались накапливанием запасов впрок с целью минимизации риска остановки выпуска продукции. Такой рациональный подход на местах обострял проблему в целом. В то же время добыча угля на французских и бельгийских шахтах падала, что сдерживало рост производства. Главная причина состояла в голоде. 9–10 мая 1941 года, символически отмечая первую годовщину оккупации, бастовали бельгийские шахтеры и сталевары. Опасаясь роста влияния коммунистической партии, бельгийские работодатели предпочли договориться с профсоюзами, согласились повысить зарплату на 8 процентов и не пожелали предоставить немецким военным властям списки бастующих . Однако страх перед голодом продолжал господствовать на французских и бельгийских угледобывающих предприятиях, поэтому французские заводские социальные комитеты и советы на бельгийских заводах и фабриках тратили большую часть усилий на создание и поддержание рабочих столовых и раздачу пайков, вследствие чего получили прозвище «картофельных комитетов» .

Во всех оккупированных западноевропейских странах немецкая военная и гражданская администрация выясняли отношения между собой и соревновались с местными управлениями гестапо и СД, не говоря уже о противодействии центральным структурам рейха с их всеобъемлющей юрисдикцией: тому же Герингу с его «Четырехлетним планом», Министерству вооружений Альберта Шпеера, ведомству Фрица Заукеля по набору иностранных рабочих и Министерству сельского хозяйства, номинально возглавляемому старым нацистским идеологом Вальтером Дарре, но фактически во все большей степени его статс-секретарем Гербертом Бакке. Более того, попытка создания общеевропейской экономики в 1942 году вызвала конфликты из-за разницы во взглядах на ее устройство. Что лучше: затягивать трудовые ресурсы и капитал в Германию или строить новые заводы в оккупированной Европе, например во французских портовых городах на берегу Атлантики или в ранее принадлежавших Польше районах Верхней Силезии? Но над всем этим тенью нависала главная проблема — вопрос продовольствия .

Политика распределения провизии никогда рационально не подчинялась экономическим или военным задачам. Власти могли бы дать себе труд накормить французских и бельгийских шахтеров, а те увеличили бы добычу угля. Вместо того автоматически получали зеленую улицу немцы, чьи рационы сделались основополагающим и нерушимым расовым правом во время войны. Продовольствие оставалось прерогативой Министерства сельского хозяйства, и Герберт Бакке буквально молился на расово-националистские приоритеты режима. В ходе операции «Барбаросса» ради прокорма германских армий, по его подсчетам, предстояло уморить голодом 20–30 миллионов «славян». В начале 1942 года немецкие управленцы с удивлением обнаружили, что смертность среди советских гражданских лиц в минувшие осень и зиму оказалась ниже ожидаемой. Результатом чрезмерно оптимистичной уверенности в краткости войны стало падение запасов съестного на внутреннем фронте до угрожающе низких отметок. Бакке тут же засучил рукава, приступая к начертанию второго «плана голода» для востока. Он установил новые нормы выдачи продовольствия по оккупированной Европе, сократив их на западе и на востоке .

6 августа 1942 года Герман Геринг председательствовал на собрании высокопоставленных чиновников с оккупированных территорий, призванных заниматься реализацией реквизиционных замыслов Бакке. Взяв ответственность на себя, Геринг с беспощадной ясностью заявил: «Тут передо мной лежат рапорты по тому, что вам предстоит делать... и в этой связи мне все равно, если вы скажете, что ваши люди умрут с голоду. Пусть будет так, если ни один немец не упадет от голода. Если бы вы присутствовали здесь, когда гауляйтер говорил тут [вчера], вы бы поняли мой безграничный гнев из-за того факта, что мы завоевали огромные территории за счет отваги наших солдат, а теперь наш народ принужден жить почти по скудным нормам Первой мировой войны... Меня в оккупированных районах интересуют только люди, которые заняты выпуском военной и продовольственной продукции. Они должны получать достаточно для того, чтобы продолжать работать».

Ради красного словца Геринг напомнил должностным лицам, обеспокоенным социальными последствиями вынужденного голода среди большинства населения в контролируемых ими районах, что высвободить какую-то часть продовольствия на местах позволит уничтожение евреев. К 1942–1943 годам Германия получала от оккупированной Европы свыше 20 процентов необходимого ей зерна, 25 процентов жиров и около 30 процентов мяса. Общий объем поступлений зерна, мяса и жиров из Франции и с оккупированных советских территорий на протяжении того же временного отрезка более чем удвоился — с 3,5 до 8,78 миллиона тонн. В Киевской области Украины самый мощный разгул реквизиций на протяжении всего периода оккупации отмечался летом 1942 года, причем до уборки урожая: 38 470 тонн зерна собрали в июне, 26 570 тонн — в следующем месяце и лишь 7960 тонн — в начале августа. Представитель по вопросам продовольствия и сельского хозяйства в рейхскомиссариате Украина вернулся после инспекционной поездки по области в полной уверенности, что у крестьян зерна не осталось даже для посевной. Проведенная операция очень напоминала военную реквизицию: подразделения в основном из Украинской вспомогательной полиции обшаривали дома, мельницы, рынки, сады и амбары в поисках спрятанных запасов. Значительная часть французских и украинских снабженческих грузов поступала напрямую в распоряжение вермахта; генерал-губернаторство, в которое входили центральные и восточные области Польши и Западная Украина, давало рейху половину ввозимых в него ржи и картофеля и две трети овса .

Подробнее читайте:
Старгардт Н. Мобилизованная нация: Германия 1939–1945 / Николас Старгардт; [пер. с англ. Александра З. Колина ; под ред. А. О. Захарова]. — М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2024. — 688 с. : ил.