«Мир поздней античности: 150-750 гг. н.э.»

Начиная примерно с III века нашей эры античная цивилизация постепенно приходит в упадок. В результате когда-то единый средиземноморский мир распался на три части: католическую Западную Европу, православную Византию и исламский Ближний Восток. В книге «Мир поздней Античности: 150-750 гг. н.э.» (издательство «НЛО»), переведенной на русский язык Сергеем Воронцовым, Михаилом Биркиным и Юлией Рещиковой, историк Питер Браун рассказывает, чем позднеантичный мир отличался от классической античности и как люди справлялись с переменами в общественной и религиозной жизни, которые ознаменовали переход к Средневековью. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом о том, каким был Константинополь после падения Рима.

«Царствующий град»: Восточная империя от Феодосия II до Анастасия , 408–518 годы

Когда в 410 году Рим был взят, в Константинополе провозгласили три дня публичного траура. Восточный император, Феодосий II, практически больше ничего не сделал для старой столицы, но его чиновники вскоре позаботились о том, чтобы окружить Константинополь высокими стенами. На протяжении Средних веков Феодосиевы стены, которые до сих пор высятся на окраинах современного Стамбула, знаменовали неприступное положение Константинополя как сохранившейся столицы Римской империи. Они не были проломлены врагом вплоть до 1453 года.

При Феодосии II Константинополь стал «царствующим городом». Императоры стали постоянно жить в Большом дворце у Босфора. Придворные церемонии стали частью повседневной жизни города. Вопросы большой политики — мир и война, ересь и ортодоксия, экономия или роскошь — прорабатывались императором и его советниками в ходе , затем выплескивались на городские рынки: когда император появлялся в своей на Ипподроме, сторонники разных команд — цирковые партии зеленых или синих — приветствовали его решения или, скандируя, выражали недовольство ими. Жителям Константинополя, самоуверенным и сварливым, часто напоминали, что политика — не игра. Константинополь находится на балканской стороне Черноморских проливов, всего в 270 милях от неспокойных мест в устье Дуная. Почти каждое поколение жителей Константинополя будет наблюдать со стен города дымящиеся деревни, которые оставляли за собой отряды варваров. В V и VI веках Константинополь будет сочетать в себе гордость полиса и высокий боевой дух аванпоста с ресурсами огромной ближневосточной империи.

Но в начале этого периода Константинополь был во многом отдаленной северной столицей. Как мы видели (см. с. 121), наиболее глубокое разделение в обществе IV века было между Севером и Югом, а не между Западом и Востоком: все гражданские лица Средиземноморья были одинаково далеки от воинского двора, двигающегося туда и сюда по северным дорогам. Сам Феодосий II был из семьи латинских полководцев; в 438 году он инициировал создание большого латинского свода имперских законов, известного как Кодекс Феодосия.

Пока двор поддерживал связь с военными, его разговорным языком оставалась латынь. Даже для греков латынь всегда была языком, выражающим величие государства, — как в позднесредневековой Англии, латынь являлась величественным жаргоном администрации. Эта латынь изучалась восточными римлянами в школе, хотя она и не имела отношения к живому языку: у нас есть папирусы, свидетельствующие о том, как египетские мальчики делали посредственные переводы Вергилия — как и мы сами в современной школе. Основание Константинополя поместило величие римского государства в сердце греческого мира: все больше греков учили латынь в IV и V веках, но они делали это не для того, чтобы посетить ветхий Рим на Западе, а чтобы умножить величие Константинополя, своего «Нового Рима».

Подобно египетским обелискам на Ипподроме и классическим греческим статуям в публичных местах, латынь вполне закономерно сохранилась в Константинополе как элемент пышного фасада мировой империи. Однако носители латинского языка постепенно исчезли из города в течение V века. Процесс превращения Римской империи — начиная с III века — в государство, управляемое военной аристократией, в Константинополе потихоньку обратился в свою противоположность. К концу V века римскую армию как политическую силу затмила клика, состоящая из представителей высшей администрации, дворцовых чиновников и отставных бюрократов, селившихся в Константинополе. Два наиболее значительных императора эпохи — Анастасий (491–518) и Юстиниан (527— 565) — были гражданскими чиновниками нового типа: Анастасий был дворцовым чиновником большую часть своей жизни; а Юстиниан, хотя и приходился племянником латинскому солдату с Балкан, стал глубоко «цивилен». Вершины искусства управления государством и культуры, достигнутые при этих двух выдающихся людях, явились результатом медленно зревших достижений гражданского правящего класса. В течение V века Римская империя нашла путь к новой идентичности — империи Константинополя.

Архитекторами этой тихой революции стали ученые выходцы из низшей страты знати греческих городов. Они исполняли второстепенную по значению службу в крупных финансовых и правовых департаментах. Один из них, Иоанн Лид, заработал тысячу золотых за первый год своей деятельности при Анастасии — «и это было получено честно», добавляет он. Он учил латынь; он писал стихи, прославляющие его начальника; он вышел в отставку, чтобы написать антикварный труд «О магистратах Римского государства». Стойкий консерватизм аристократа, получившего классическое образование, который в западных провинциях тщетно сосредоточился на мираже Roma aeterna, покрыл действенный механизм Восточной империи патиной давних традиций и тихой гордости. В Константинополе ученость являлась дополнением к искусству управления государством, а не альтернативой ему. В ходе агитации против непопулярного налога, например, решающее значение имела тематическая пьеса «в манере Еврипида». Даже платоновская традиция, которая на Западе сохранилась только в неотмирном и мистическом аспектах, в Константинополе осталась и в государственной власти. Политика горячо обсуждалась: в 399 году будущий епископ Синезий Киренский мог наметить политику выдворения варваров в речи «О царстве»; в «Тайной истории», созданной около 550 года, Прокопий Кесарийский мог составить для чуткой к политическим течениям фракции известную «Черную книгу» правления Юстиниана. Эти люди вслед за Фукидидом — своим учителем — продолжили традицию написания современной им истории. Их разные карьеры предоставляли им широкие возможности для этого: Приск Панийский оставил описание своего посольства ко двору Аттилы в Венгрии, полное проницательных наблюдений, Прокопий (ум. ), секретарь победоносного полководца Велизария, — глубоко прочувствованную «Историю войн» своего времени.

Гражданский правящий класс Восточной Римской империи изучил искусство выживания в суровой школе. Возвышение великой кочевой империи Аттилы (434–453), чья власть простиралась от равнин Венгрии до Голландии и Кавказа, обозначила поворотный момент в римской истории. Это было первое появление в северном мире варварской империи, не уступающей римлянам. Римская империя IV века все еще охватывала, с точки зрения ее граждан, весь известный цивилизованный мир. Кроме нее, империя Сасанидов была единственным организованным государством, известным римлянам. Она, как полицейский, присматривала за мелкими преступниками на самых отдаленных окраинах цивилизации. В V веке миф о «срединной империи» был поколеблен. Римлянам восточной части пришлось узнать, что их империя — лишь одно из многих государств в мире, за которым надо напряженно наблюдать и с которым можно справиться с помощью искусной дипломатии. В середине V века Олимпиодор Фиванский (из Египта) стал первым представителем долгой традиции византийских дипломатов: он отправлялся в посольства до самого Рима, Нубии и Днепра — в компании попугая, который говорил на чистом аттическом наречии.

Императоры настаивали на том, что дипломатия, столь же важная, как и военные действия, должна обходиться не дешевле. В то время как западным сенаторам их правитель позволил списать налоговые задолженности, сенаторов Константинополя заставили продавать украшения своих жен, чтобы обеспечить выплаты, которые в конечном итоге послужили падению империи Аттилы. Ибо бюрократию, как правило, возглавляли безжалостные аутсайдеры, зависящие только от милостей императора. Марин Сириец, префект претория у Анастасия, был типичным представителем финансовых экспертов, спасших Восточную империю, когда западная ее часть потерпела крах: «И по ночам также у него была подставка для письменных принадлежностей возле ложа и горящая лампа возле подушки, так что он мог записывать свои мысли на свитке; а днем он рассказывал их императору и советовал ему, как он должен поступить» (Захария Митиленский. История).

Чиновники императорского дворца — прежде всего, евнухи-постельничие — набирались далеко за пределами традиционного правящего класса. Таким образом, закулисное правительство дворца не отрывало императора от его подданных. Совсем наоборот: одним из секретов византийского правления было то, что эта важнейшая теневая группа всегда была ближе к настроениям провинциалов, чем благовоспитанные мандарины из бюрократии.

Подробнее читайте:
Браун, П. Мир поздней Античности: 150–750 гг. н. э. / Питер Браун; пер. с англ. С. А. Воронцова (главы 2–8, 11–16), Е. Ю. Рещиковой (главы 1, 9, 10), М. Ю. Биркина (предисловие). — М.: Новое литературное обозрение, 2024. — 256 с.: ил. (Серия «Studia religiosa»).