«Антикварная книга от А до Я»

Пособие для коллекционеров и антикваров, а также всех любителей старинных книг

Мнение редакции может не совпадать с мнением автора

В России антиквариатом по закону может считаться культурная ценность, созданная более 50 лет назад. Однако, разумеется, не всякий предмет после этого привлекает внимание тех, кто интересуется старинными вещами. В книге «Антикварная книга от А до Я, или Пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг» (издательство «НЛО») историк Петр Дружинин рассказывает, как устроен мир коллекционирования и торговли антикварными книгами, и с какими проблемами антикварный рынок сталкивается сегодня. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом, посвященным истории бумажного производства.

Бумага

Бумага — основной материал книгопечатания. Мы говорим «основной», потому что кроме бумаги для книгопечатания массово использовался и пергамен, и даже шелк.

Изобретенная в Китае, тряпичная бумага в Средние века приходит в Европе на смену пергамену (начиная примерно с XII века). И хотя некоторое время с Востока ввозилась бомбицина — плотная волокнистая бумага из льна, толщина и мягкость которой, по-видимому, были следствием отсутствия сильных винтовых прессов для отжима, но для письма она употреблялась совсем недолго и уже в XIV веке уступила место традиционной тонкой тряпичной бумаге.

Занимаясь антикварной книгой, важно понимать, что старинная бумага — это не просто нечто «сваренное из тряпок», а много более сложное (и интересное) явление. Ибо каждый, кто имеет дело со старой бумагой, — и историк, и палеограф, и архивист, и библиотекарь, и антиквар, и коллекционер — должен представлять себе и суть процесса изготовления, и способы употребления бумаги в прошедшие века. Эти знания не просто добавят эрудиции — они необычайно помогут в профессии, позволяя решать трудные вопросы экспертизы и датировки книг и рукописей.

Судя же по тому, что не только антиквары-букинисты, но и дипломированные исследователи бумагу знают из рук вон плохо, дело это не такое легкое, каким может показаться. Исключение составляют специалисты по средневековым и древнерусским рукописям, однако их интересуют исключительно водяные знаки для датировки и они теряются в памятниках последних трех веков.

Бумага в прежние времена производилась на бумажных мельницах. Это были именно мельницы, потому как для приведения в движение устройств для измельчения тряпья, прессов, молотов требовалась сила воды, передающаяся от большого колеса, приводимого в движение водным потоком. По своему принципу бумажные мельницы близки с зерновыми, и нередки случаи, когда в том же строении мельницы после зерновой устраивалась бумажная и наоборот, с той лишь разницей, что в зерновой мельнице приводились в движение жернова. Собственно, водяные мельницы устраивались и для распила дерева, ковки железа, дубления кож и так далее. Хотя в некоторых странах и употреблялись другие приводы для механизмов — от быков до ветряных мельниц, — необходимость воды в любом случае делала удобными именно водяные бумажные мельницы.

Поскольку требуется не просто вода, а много воды, притом ее чистота является ключевым условием для производства качественной бумаги — вода влияет как на цвет, так и на оттенок, а значит, в конечном счете и на ее вид (сорт), — то наиболее удобным было устройство бумажной мельницы на полноводной реке, но не в городе, а на серьезном отдалении, в верховьях рек; причем устроители избегали соседства с другими мельницами (лесопильными, кожевенными, зерновыми) и вообще с каким-либо производством. Вода не просто приводила в движение механизмы: она еще и постоянно участвовала в процессе бумажного производства. Суть этого процесса состоит в следующем.

Исходным материалом для бумаги до конца XVIII столетия было действительно тряпье, и название «тряпичная бумага» полностью справедливо. Качество исходного материала — тряпья — влияло и на сорт бумаги, который из него получался. Наиболее качественная (тонкая и белая) производилась из некрашеного льняного тряпья, менее качественная (писчая, недорогая типографская) — из цветного льняного и более грубого тряпья; хлопковое тряпье служило исходным материалом для писчей бумаги, то есть непригодной для типографских работ по своему низкому качеству; шелковое и шерстяное тряпье не столь податливо для измельчения, а потому оно также шло на упаковочную и прочую бумагу низшего сорта, в том числе на картон, который назывался в России XVIII века «полетурой». Отдельно отметим, что чем более изношено было тряпье, тем легче оно перемалывалось в массу и тем лучшего качества бумага из него могла быть изготовлена.

С распространением в Европе книгопечатания нужда в тряпье для бумажных мельниц постоянно возрастала: целые артели действовали по всей Европе и скупали тряпье для нужд бумажного производства, а многочисленные законы как регламентировали торговлю тряпьем, так и запрещали вывоз тряпья за границу. Наибольший импорт тряпья был в Англии — она завозила его даже из России.

Дефицит тряпья подталкивал к поиску новых источников сырья для бумажного производства, и опыты эти велись постоянно: в XVII веке производилась бумага из водорослей (в Нидерландах), из асбеста (в Англии), в начале XVIII века европейцы пытались использовать для этой цели пеньку, но конопляная бумага, хотя и крепкая, все-таки оказалась непригодной для типографского использования. В 1719 году в череде этих опытов было и предложение французского естествоиспытателя Рене Реомюра, изучившего принцип устройства осами своих гнезд: использовать для производства бумаги древесину. Но оно было воспринято со скепсисом, а потому производство бумаги из древесины серьезно опоздало.

Итак, когда тряпье было собрано и привезено на бумажную мельницу, начинался процесс превращения его в бумажную массу:

1. Сортировка, которой чаще занимались женщины. Тряпье обычно разбиралось на три основных сорта — некрашеный лен, крашеный лен и хлопок, остальные ткани. Но основную трудность при сортировке представляло то, что тряпье надлежало разрезать на небольшие куски — посредством как ножей, так и простых механизмов. Работа по сортировке была очень трудна, а грязное тряпье было постоянным источником самой разнообразной заразы.

2. Варка. Теперь, когда тряпье рассортировано и разрезано на небольшие куски, каждый сорт тряпья — сорт будущей бумаги — надо было вываривать в котлах с известью, причем не в одной воде, дабы удалить максимально краску, грязь, сало и прочее, что оно вобрало в себя за долгую жизнь.

3. Бродильня. На бумажной мельнице, как и в винокурнях, бродильня занимала самые нижние холодные помещения: вываренное тряпье сваливали там и оставляли в специальных больших ваннах для брожения, после в тех же ваннах, с подачей проточной воды и сливом грязной, пробродившее тряпье промывалось, а затем вываливалось кучами и в таком виде оставлялось на несколько недель. Вся эта процедура имела своей целью максимальное разложение тряпья на волокна и их размягчение.

4. После этого происходил отсев из этой массы лишних вкраплений и примесей, поскольку остальное предстояло перемолоть, то есть все не изъятое из этого варева уже попадет в бумагу и будет влиять на ее качество. Работа эта была наименее трудной из прочих, и потому для нее использовались в основном дети и отроки.

5. Наконец, дело доходило до той процедуры, ради которой и заводилась мельница, — измельчение. Центр бумажной мельницы — так называемая толчея. В толчее имелось несколько углублений — ступ (обычно от четырех до шести), для каждой из которых был свой пест, обитый гвоздями или железом. Он приводом с вала измельчал вложенную в толчею волокнистую тряпичную массу. Если вспомнить кухонную ступку и пестик при ней, принцип становится предельно ясен. Разница лишь в том, что песты на мельнице были большими и приводились в движение не рукой кухарки, а силой воды, ниспадающей на мельничное колесо и передающейся на вал.

Обычно мельница имела два колеса, но независимо от колес и числа ступ помол тряпья производился в две стадии: первую, где происходил грубый помол, и вторую — в процессе которой тряпье превращалось в кашицу. Каждая стадия требовала многочасовой работы мельницы — от шести до двенадцати часов для первой и вдвое больше — для второй. Причем первая, грубого помола, требовала еще и очень большого объема воды, потому что первый помол сопровождался постоянной промывкой будущей бумажной массы. Также одна из ступ на последней стадии зачастую имела только одну цель — раздробить комки в почти готовой бумажной массе.

В XVIII веке процесс помола был усовершенствован, и с середины столетия практически все европейские бумажные мельницы заменили толчеи на второй стадии помола так называемыми голландерами — барабанными механизмами, которые посредством установленных на них ножей измельчали массу в чане. Свое название они получили от страны рождения — Голландии, именно так назывались различные рольные механизмы.

И вот теперь, когда масса была измельчена до необходимой консистенции, она переносилась в специальные черпальные чаны, где к ней могли присаживать различные отбеливающие добавки или красители (что началось в XVIII веке), после чего наконец выливалась бумага. Нередко такая готовая бумажная масса могла засушиваться в деревянных чанах черпального отделения мельницы и разводилась заново горячей водой перед отливом бумаги. Дело в том, что далеко не всегда бумажная мельница имела постоянный устойчивый сбыт, а потому и не могла выливать бумагу про запас, к тому же бумага различных отливов могла отличаться по тону и качеству и тем самым вызывать нарекания заказавшей ее типографии; когда же поступал заказ на изготовление бумаги, мельница выливала его разом из уже готовой и наново разведенной бумажной массы.

Отливка бумаги производилась, как мы уже сказали, в черпальном отделении. Там был установлен деревянный черпальный чан, напоминающий большую шайку — круглой или овальной формы, примерно в метр высотою, иногда на мельнице могло быть несколько чанов. Из такой емкости работник черпал бумажную массу, которая в момент отлива бумаги должна была быть теплой или даже горячей. Начиная с XVII века придумывались различные способы, чтобы подогревать бумажную массу в чане — под него подводилась печка, а сам чан предохранялся листом железа от возгорания; в XVIII веке в чан подавался по металлическим трубам кипяток или пар. Кроме того, для отливки бумаги важно было поддерживать консистенцию массы, чтобы она не оседала, то есть ее необходимо было постоянно помешивать. Это делалось сперва вручную, а с конца XVIII века — при помощи механизмов.

Итак, жидкая бумажная масса однородна, разогрета, готова уже превратиться в бумагу. Теперь мастер по отливке бумаги (именно мастер, потому как его квалификация была крайне важной для достижения качественного результата), который стоит на скамье у чана, должен зачерпнуть формой бумажную массу. Но что представляла собой эта «форма»?

Черпальная форма — едва ли не главный инструмент процесса отливки бумаги. В европейском варианте, в эпоху книгопечатания, это была прямоугольная деревянная рама, днище которой сделано из проволоки, к ней прикрепленной. То есть внешне это было подобие ящика с невысоким бортом, с металлической сеткой — днищем. Такая конструкция необходима была для того, чтобы после зачерпывания бумажной массы и распределения ее равномерно по форме сквозь сетку могла уходить вода, тогда как собственно бумага покоилась на этой проволочной сетке. И линии этой сетки были видимы на готовом листе бумаги, потому что в этих местах слой бумаги был несколько тоньше, чем там, где линий сетки нет. Этим технологическим моментом и объясняется тот факт, что на бумаге, даже без помощи человека, уже при отливке образовывались водяные знаки, иначе называемые филигранями. О них чуть позже.

При отливке бумаги в черпальную форму вставлялся деревянный декель — внутренняя рамка, сильно облегчавшая процесс производства. Дело в том, что если отливать бумагу формой без декеля, то готовый лист будет трудно вытрясти из формы — он будет «цепляться» за края. Именно поэтому, когда мастер брал форму для зачерпывания бумажной массы, он вкладывал в форму декель, а зачерпнув, распределив массу равномерно (это нужно было делать быстро — примерно так, как нужно выпекать ровные блины на большой сковороде), давал немного времени сойти воде сквозь «сито» проволочной сетки — для этого у чана с бумажной массой было специальное место.

При черпании формы масса все равно немного заходила под декель, и мы часто можем видеть след этого — так называемый отлитой край бумаги, но после вынимания декеля лист практически без затруднений мог отделяться от формы. На этом работа мастера заканчивалась — остальное уже дело подмастерья, который должен принять форму без декеля, отнести ее к специальному столу рядом с прессом и простым ее переворачиванием вытряхнуть лист и вернуть форму мастеру, взяв другую, поскольку мастера на бумажных мельницах отливали бумагу двумя черпальными формами поочередно.

Готовые листы были влажные, и складывались они с прокладкой лоскутами специального сукна прямоугольной формы, вытканного из шерсти нескольких сортов (не просто овечьей, а с примесями верблюжьей, козьей, кроличьей и порой даже обезьяньей). Эти шерстяные лоскуты, обметанные по краям, чтобы никакая нить не могла испортить бумагу, были ценнейшим арсеналом бумажной мельницы, крайне дорогим и сложным по составу исходных материалов.

Далее вся стопка бумаги вперемешку с лоскутами шерсти — обычно половина стандартной стопы — отправлялась под пресс. Это были самые большие и мощные на мельнице винтовые прессы — важно было отжать из отлитой бумаги как можно больше влаги. После того как листы отжаты, пресс развинчивался, и работники разделяли бумагу и лоскуты. Бумага, поскольку давление пресса сделало свое дело, уже была тонкая, с хорошо слипшимися волокнами, легко отделялась от шерстяной ткани, которая вновь шла в работу. Далее можно было уже сушить бумагу, но примерно с XVII века перед этим начали еще раз (а иногда и не единожды) прессовать бумагу уже отдельно, без ткани — тогда она выходила ровнее и без следов сукна, которые можно видеть на бумаге более раннего времени. Это и последующие прессования производились уже щадяще, чтобы избежать прилипания одного листа к другому.

Сушка готовых листов производилась в сушильне — верхнем помещении мельницы, по возможности теплом и хорошо проветриваемом. Там были натянуты веревки, но не простые, а вощеного конского волоса, так как бумага не должна была к ним прилипать, а веревки — оставлять следы на готовой бумаге. Чтобы листы при сушке не закручивались, не морщились и не шли волной, их развешивали разом по несколько листов. После сушки бумагу пересматривали, отправляя бракованные листы обратно в переработку, а сортовую прессовали и упаковывали. Основной единицей измерения бумаги в России была стопа, состоящая из двадцати дестей, а десть — это 24 листа. То есть в одной стопе бумаги было 480 листов.

Бумага большинства сортов требовала после отливки еще дополнительной обработки, прежде всего — проклейки, то есть опускания в раствор с клеем и затем сушки и прессования. Типографская бумага до XVIII века практически не проклеивалась вовсе, да и впоследствии — несильно, тогда как почтовая писчая (бумага высокого качества и стоимости) проклеивалась неоднократно, поскольку при письме на плохо проклеенной бумаге будут расползаться чернила. С XVIII века клей начали добавлять уже в саму бумажную массу, чтобы не сушить бумагу по нескольку раз. Также на бумажных мельницах производили лощение некоторых сортов бумаги — как вручную камнем, так и при помощи специальных молотов.

Названий сортов бумаги было достаточно много, но в сущности — всего несколько. Многочисленность названий объясняется тем, что один и тот же сорт часто называли по-разному — это зависело от производителя, назначения, времени. Делилась бумага как по формату (дорогие сорта писчей бумаги — так называемой почтовой — были меньшего формата, чем обычный лист; были и бумаги увеличенного формата, вплоть до большой александрийской). По цвету бумага делилась на обычную небеленую — такая называлась простой писчей, беленую — она шла на особые экземпляры книг, дорогую писчую бумагу и прочее; с конца XVIII века начинает производиться и тонированная в массе бумага, тогда еще только голубого оттенка — на нее была настоящая мода на рубеже XVIII–XIX веков.

Для примера возьмем Академическую типографию в Петербурге. Основными бумагами, которые использовались ею для книгоиздания в XVIII веке, были следующие: комментарная (для печати Комментариев Академии наук — качественная бумага европейского производства); календарная (менее качественная, для печати месяцесловов и различных календарей, непроклеенная, она была рассчитана на год, после чего календари уже не имели спроса); ведомостная (наименее качественная, желтоватая, непроклеенная бумага, она была предназначена для печати «Ведомостей» — то есть газет, и ей заведомо не надлежало быть качественной).

Подробнее читайте:
Дружинин, П. А. Антикварная книга от А до Я, или Пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг / Петр Дружинин. — М.: Новое литературное обозрение, 2023. — 608 с.: ил.

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.