«Россия в глобальном конфликте XVIII века»

Семилетняя война — один из крупнейших мировых конфликтов Нового времени. Боевые действия в середине XVIII века проходили не только в Европе, но и в Северной и Южной Америке, в Индии и даже на Филиппинах. Несмотря на активное участие в этой войне Российской империи, в исторической памяти конфликт занимает совсем скромное место. В книге «Россия в глобальном конфликте XVIII века. Семилетняя война (1756−1763) и российское общество» (издательство «НЛО») несколько историков из разных стран рассказывают о том, как участие в Семилетней войне повлияло на экономику и международные отношения России, как этот конфликт воспринимался современниками и каким он сохранился в памяти. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом, написанным Фридерике Германн, посвященным торговле железом между Англией и Россией во время Семилетней войны.

Становление российской железоделательной промышленности

В начале XVIII века перспектива экспортной торговли русским железом казалась очень далекой. Прежде всего, необходимо было создать крупномасштабную железоделательную промышленность, и на первый взгляд Россия казалась идеальным местом для такого рода начинаний.

Для производства железа требовались древесина и руда — два вида сырья, которых в России было в избытке. Древесина из необъятных российских лесов перерабатывалась в древесный уголь, чтобы топить им доменные печи, в которых плавилась руда из месторождений Уральских гор, а затем ковалась в брусковое железо. Решение Петра I построить на Урале железную промышленность с нуля позволило централизовать эти этапы производства в одном месте, а не разбрасывать их по разным регионам, как это было в Швеции. Прекрасным примером этого процесса является основание Екатеринбурга. Екатеринбург, ныне четвертый по величине город России с населением 1,3 миллиона человек, был основан в 1723 году по императорскому указу как центр производства железа, а также как военный форпост. По сравнению со шведскими железоделательными заводами, где различные участники производственного цикла были разбросаны по всей стране, российское правительство позаботилось о том, чтобы мастерские, доменные печи и кузницы были централизованы и расположены близко друг к другу для обеспечения бесперебойного процесса. Кроме того, российская железоделательная инфраструктура с самого начала, очевидно, выстраивалась в масштабах, значительно превосходящих лишь постепенно развивавшуюся шведскую промышленность. Согласно К. Эвансу и Г. Ридену, железоделательные заводы в России часто имели две доменные печи, а не одну, как в Швеции, и более обширные кузницы. Кроме того, по их оценкам, русские кузницы имели в среднем пять горнов, тогда как шведские — два. Это означает, что на русских железоделательных заводах зачастую требовалось в два раза больше рабочих (как простых работников, так и мастеров), чем на шведских.

Это подводит к закономерному вопросу: поскольку руду, из которой изготавливалось железо, приходилось добывать в Уральских горах, российские железоделательные заводы располагались на территории, которая в то время была очень малонаселенной и вошла в состав Российской империи недавно. Екатеринбург был одновременно местом производства железа и военным форпостом, потому что государство только начинало обосновываться в этом районе. Откуда же в этом месте, где почти не было жителей, брались рабочие?

Несмотря на разницу в размерах, российские железоделательные заводы были очень похожи по организации на английские и шведские, да и процессы, связанные с производством железа, в основном совпадали. Явные отличия отмечались, однако, в организации труда. В Англии мастер по железу, который отвечал за контроль над всем производством, обычно нанимался землевладельцем, а тот, в свою очередь, нанимал угольщиков, шахтеров, печников и кузнецов. В России XVIII века около 90 процентов населения составляли крестьяне, более половины из которых были несвободными крепостными. Владение землей часто считалось менее важным, чем владение людьми, которые ее населяли и которые исчислялись душами: то есть взрослыми мужчинами, способными работать. Часто сделки между помещиками означали не столько продажу земли, сколько продажу людей, которые жили и работали на этой земле. А. Кахан объясняет это тем, что в России всегда было изобилие земли, но не рабочей силы. В рамках этой системы царь был крупнейшим владельцем государственных крестьян, положение и обязанности которых отличались от положения и обязанностей помещичьих крестьян — частных крепостных.

В контексте железной промышленности это означает, что частные железоделательные заводы могли либо насильно переселять крепостных, которыми они уже владели, в малонаселенную глушь для работы на месторождениях руды и печах, либо просто покупать необходимую рабочую силу и затем переселять ее. Закон от 1721 года позволял владельцам фабрик покупать целые деревни людей, чтобы они работали на производстве, и до середины XVIII века это распространялось даже на недворянских промышленников. Казенные заводы в значительной степени обеспечивались трудом государственных крестьян, обязанных отрабатывать на них прямые налоги. Исследователи в целом согласны с тем, что быстрое развитие русской железоделательной промышленности было бы невозможно без этих довольно жестких социальных структур. Я считаю здесь важным отметить, что крепостное право ни в коем случае не было специфически русским явлением, хотя некоторые различия по сравнению с Центральной Европой и существовали. В любом случае развитие российской железной промышленности показывает, что вопреки распространенному мнению принудительный труд не вредил производительности или прибыльности. Морально уязвимый, он тем не менее стал в данном случае экономическим преимуществом.

Ворота в Европу

Благодаря таким масштабам вновь создаваемой российской железоделательной промышленности всего через несколько лет армия была оснащена в достаточной степени и появились излишки, которые можно было экспортировать. Однако на пути к тому, чтобы вновь произведенное брусковое железо достигло своих покупателей — как правило, британских купцов, — оставалось еще несколько препятствий.

На протяжении столетий британские торговцы приплывали в Архангельск, чтобы купить русские товары, после долгого и трудного путешествия, которое из-за погодных условий было возможным только в короткие летние месяцы. Поэтому одной из главных целей Петра I было строительство нового порта, который облегчил бы торговлю с Великобританией и другими европейскими странами. Эти экономические соображения были одной из главных причин для основания Санкт-Петербурга. Россия потеряла прямой доступ к Балтике после заключения в 1617 году Столбовского мира, по которому Нарва, Рига и Ревель перешли в руки Швеции. Это означало, что русские купцы облагались высокими пошлинами. Петр планировал изменить ситуацию, поэтому уже на третьем году Северной войны был основан Санкт-Петербург, а в 1711 году, через два года после решающей победы России в Полтавской битве, царский двор переехал туда из Москвы. Санкт-Петербург рос с огромной скоростью, во многом благодаря экономике. Вскоре после Северной войны Петр издал указ о переводе торговли из Архангельска в новую столицу, заложив тем самым основу для растущего доминирования Санкт-Петербурга во внешней торговле России.

Однако оставалось еще одно препятствие, мешавшее настоящему расцвету российской торговли, — расстояние, которое железу нужно было преодолеть, прежде чем попасть в портовый город. Для понимания масштаба: расстояние от Санкт- Петербурга до Екатеринбурга, только что основанной столицы железа в России, больше, чем до Берлина. В связи с этим требовалось около года, чтобы железо достигло Петербурга, где его можно было продать. К балтийскому побережью были построены новые каналы, соединяющие между собой русские реки, как правило, текущие с севера на юг или с юга на север. Но при этом купцы все еще зависели от времени года: некоторые замерзающие водные пути были судоходны только после таяния льда во время весенних половодий, пока летом реки не обмелели и тяжело груженные суда снова не могли по ним пройти. По данным Гофмана, весь объем произведенного за год железа отправлялся с Урала весной и достигал Санкт-Петербурга к осени того же года, хотя это не совсем соответствует информации, обнаруженной мной в Зундских регистрах.

Для XVIII века я обнаружила 6141 судно, перевозившее железо из Санкт-Петербурга по морю, и почти все они проходили пролив между Данией и Швецией во второй половине года, обычно в конце лета или осенью. Иллюстрация дает более подробную статистику по месяцам, в которые русское железо проходило через пролив. Для упрощения я взяла только эпоху Семилетней войны, а не все столетие. Однако можно утверждать, что эти сезонные тенденции были устойчивы на протяжении всего XVIII века.

На диаграмме хорошо видно, что большинство судов проходило через Зунд в сентябре — октябре. Путь из Петербурга в Англию обычно занимал пару недель. Таким образом, если Гофман прав и железо поступало в город осенью, оно должно было храниться там еще несколько месяцев, прежде чем отправиться на рынок. Очевидно, что зимой торговля не могла вестись, так как Балтика замерзала, а весной британским кораблям требовалось некоторое время, чтобы добраться до Санкт-Петербурга, прежде чем начать заключать какие-либо сделки. Поэтому, скорее всего, большинство продаж происходило в конце весны — начале лета.

Еще одной проблемой, связанной с длинными транспортными путями через внутренние районы России, было отсутствие возможности быстро реагировать на запросы покупателя. Огромное географическое и временное расстояние делало невозможным для производителя корректировать продукцию в соответствии с особыми пожеланиями клиента. В Швеции английские купцы нередко запрашивали железные слитки, изготовленные по индивидуальному заказу, поскольку производство там было гораздо более гибким, чем в далеких уральских горах. Поэтому даже в конце XVIII века, в период доминирования русского железа на британском рынке, потребности в нем не были универсальными. Его нельзя было, например, продать купцам в Западной Африке, где европейское железо пользовалось постоянным спросом. Так называемое voyage iron, ковкое железо в брусках, используемое британскими купцами для покупки рабов на западноафриканском побережье, должно было соответствовать специфическим ожиданиям и запросам африканских купцов, чьи высокие стандарты не могли быть удовлетворены русским железом.

Подробнее читайте:
Россия в глобальном конфликте XVIII века. Семилетняя война (1756−1763) и российское общество: Коллективная монография / Под. ред. М. Ю. Анисимова, Д. А. Сдвижкова, при участии С. В. Доли. — М.: Новое литературное обозрение, 2023. — 440 с.