«Родня»

Стереотипный образ неандертальцев — люди в обледенелых шкурах посреди вечной мерзлоты, которые практически мгновенно вымерли после появления Homo sapiens. Современная археология, однако, показывает, что у неандертальцев была довольно богатая культура, разнообразный рацион и что они довольно долго соседствовали с сапиенсами. В книге «Родня: Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев» (издательство «Альпина нон-фикшн»), переведенной на русский язык Ольгой Корчевской, археолог Ребекка Рэгг Сайкс рассказывает о жизни неандертальцев и чем она была похожа на жизнь современного человека. Предлагаем вам познакомиться с фрагментом из главы, посвященной влиянию климата на флору и фауну палеолита и тому, как смена ледниковых и межледниковых периодов сказывалась на неандертальской культуре.

Лед и пламя

В Европе XXI столетия гигантские животные угрюмо смотрят на нас по большей части сквозь стекло и решетки. На «водопоях» у Темзы толпятся политики из Вестминстера, а следы мегафауны покрывали берега некогда вальяжно раскинувшейся реки в последний раз более двух тысячелетий назад. Лондонские львы, щеголяющие пышными гривами, которых не было у их предшественников, сегодня отлиты в бронзе. Городские бегемоты плавают в бетонных резервуарах, а олени собираются в стада, только чтобы ублажить королевские взоры. Но по другую сторону Ла-Манша вы увидите, что звери потихоньку возвращаются: по Пиренейскому хребту бродит бурый медведь, в пригородах Берлина гуляет кабан, а на побережье Северного моря скоро появятся волчьи следы.

Как правило, мы восхищаемся сохранившейся дикой фауной с безопасного расстояния, поэтому представить себе, что этот переполненный континент был населен еще более крупными существами, сложно; а еще сложнее вообразить целые исчезнувшие миры. В большинстве трудов неандертальцы предстают перед нами на голубовато-льдистом фоне, а их покрытые мехом соседи обычно изображаются приспособленными к арктическим условиям. Первыми находками из пещер и карьеров в основном были кости северных оленей, а также шерстистых разновидностей других зверей вроде мамонтов и носорогов. Образ морозного неандертальского мира закрепился в нашем сознании, однако для того, чтобы понять, с чем им приходилось иметь дело в реальности, необходимо проанализировать чрезмерно упрощенное понятие «ледникового периода» и исследовать множество неандертальских ареалов, у каждого из которых была собственная фауна.

Изредка в XIX веке на раскопках находили необычные сочетания животных: в пещере Виктория в Йоркшире вместе с гиеной обнаружили бегемота и странного слона с прямыми бивнями. Не только арктические виды раньше обитали гораздо южнее, но и представители тропической фауны забирались далеко вглубь Европы. Хотя геологи понимали, что древнее прошлое заключает в себе исчезнувшие миры, истинное осознание колоссального возраста Земли всех застало врасплох, как обложенное тучами небо зимним утром. К 1880-м годам появились веские доказательства того, что периоды господства полярных льдов в большей части Северной Европы включали в себя межледниковые фазы, такие же теплые, как и нынешняя.

Потребовалось еще столетие, чтобы раскрыть истинную сложность климата в эпоху палеолита. Примерно три миллиона лет назад глобальные циклы похолодания и потепления под влиянием вечного вальса Земли вокруг Солнца стали ускоряться. Детали того, как связаны с климатом орбита планеты, наклон ее оси и колебательные движения, — не для слабонервных, но смысл их ясен; по сути, количество солнечного света непосредственно влияет на температуру воздуха и морской воды. Именно это заставляет лед полярных и горных ледников расти и таять, вследствие чего и меняется климат.

Доказательством этому служат отложения на океаническом дне, а также во льдах Гренландии и Антарктики. Добытые путем глубокого бурения ледяные керны содержат чрезвычайно древнюю палеоклиматическую информацию, свидетельствующую об изменениях глобальной температуры более чем за 100 000 лет с точностью до тысячелетия. Сопоставляя эти данные с другими колонками дат, соответствующими более коротким периодам (с последовательностями пыльцы в донных отложениях озер, наслоениями пыли, носимой ветром по древней тундре, натечными образованиями в пещерах или тропическими коралловыми рифами), можно точно рассчитать палеоклиматические условия, существовавшие на протяжении огромных промежутков времени.

Характер изменений на удивление постоянен: волнообразные циклы похолодания и потепления отличались друг от друга интенсивностью и длительностью, но сердце Земли в любом случае бьется в одном и том же темпе. Долгосрочные климатические циклы обозначаются учеными с привязкой к системе «морских изотопных стадий» (МИС; они выделены по океанским кернам). Мы живем в МИС 1, в теплом (или межледниковом) периоде, следующем за МИС 2 — последней холодной стадией, закончившейся примерно 11 700 лет назад.

Стадия 1 начинается на геохронологической границе голоцена; все, что ему предшествовало (почти сотня циклов) на протяжении примерно двух миллионов лет, относится к плейстоцену. Оглянувшись назад, можно заметить, что пики теплых периодов приходятся на нечетные числа (МИС 3, 5, 7...), в то время как самые низшие точки холодных — на четные (МИС 2, 4, 6...). Даже если некоторые признаки неандертальской антропологии и культуры возникли раньше, оформились они не в ледниковый период, а в мягкое межледниковье МИС 9, после отметки 350 000 лет. Более того, на промежутке приблизительно от 400 000 до 45 000 лет назад неандертальцы, вопреки расхожим мнениям, пережили больше межледниковых, чем ледниковых периодов.

Еще одно важное достижение заключается в понимании уникальности каждой климатической стадии. Все они содержали более короткие периоды температурных колебаний: холодные стадиалы и теплые интерстадиалы. Эти периоды помечены буквами; ниже мы вернемся к одному из них — первому теплому импульсу, известному как 5e. Они могли длиться несколько тысяч лет или лишь пару столетий, а изменения происходили совершенно внезапно. Порой стремительные трансформации температуры, окружающей среды и даже уровня моря случались на протяжении одной человеческой жизни.

Все это означает, что мы можем весьма детально воссоздать условия, в которых жили неандертальцы в отдельно взятый момент времени, включая то, каким был мир, когда они исчезли. Это произошло около 40 000 лет назад в МИС 3, так что климат и окружающая среда этой стадии стали предметом тщательного анализа. Несмотря на то что данный этап сам по себе включен в категорию межледниковий, он скорее похож на продленную теплую фазу между отметками 65 000 и 30 000 лет назад в продолжительном холодном периоде, начавшемся в МИС 4 и закончившемся в МИС 2.

По сравнению с более древними, истинными межледниковьями в МИС 3 большинство неандертальцев не чувствовали себя по-настоящему тепло и уютно. Лето к северу от Альп было примерно таким же, как сегодня в Шотландском высокогорье; за ним наступала промозглая, дождливая осень. Мы часто рисуем в воображении, как неандертальцы ежатся во время снегопада, но под проливным дождем ощущения точно такие же. Впрочем, зимы были определенно холоднее, снег не таял многие месяцы. Но тем не менее евразийские пейзажи в МИС 3 ничуть не походили на ледниковые пустоши. Напротив, для этого климатического цикла характерна нестабильность, выраженная в быстром росте и падении средних температур.

Помимо льда

Если кому-то кажется неожиданной картина, как неандертальцы шлепают по грязи или пробираются по сугробам, то есть кое-что еще более удивительное. В последнее межледниковье — МИС 5 — было еще теплее, чем сейчас. По окончании предыдущего оледенения (МИС 6) температура интенсивно росла, достигнув пиковых значений примерно 123 000 лет назад, — эта подстадия МИС 5e известна как эемский период. Это по-прежнему самый теплый из всех периодов жизни гоминин в Евразии. Длился он около 10 000 лет — в геологическом масштабе это немного, однако соответствует примерно 500 поколениям.

Каким же был этот благодатный мир? По крайней мере, в самом начале более солнечным, чем мир сегодняшний. Положение Земли по отношению к Солнцу было несколько иным, планета купалась в большем количестве летних солнечных лучей. Это привело к подъему средней температуры на 2–4 градуса Цельсия с ощутимым последующим эффектом. Альпийские пещеры на современной снеговой линии были достаточно теплыми и влажными для роста сталагмитов, по всему континенту распространились обширные леса. А главное, таяние полярных шапок и ледников подняло уровень моря примерно на 8 метров.

Воздух нагревался все сильнее и сильнее, берега ползли вверх, а древесные породы сменяли друг друга, как картинки в калейдоскопе. Палинологические данные показывают, что береза и сосна уступили место дубравам, в которых встречались также вяз, орешник, тис и липа, а они, в свою очередь, замещались густым грабовым лесом. Это продолжалось до появления ели, пихты и сосны, предвещавших начало следующего, более холодного стадиала МИС 5d. В каждом периоде жизни этого леса, мутирующего на протяжении 10 000 лет, неандертальцы на рассвете наслаждались самым разным многоголосьем птиц. Вздорные клесты и хохлатые синицы уступали место бестолковым сойкам и сладкоголосым соловьям, а после них студеный утренний воздух наполнялся облачками пара от дыхания токующих тетеревов.

Прочая эемская фауна тоже ниспровергает традиционные представления о неандертальцах. Кроме зубров и лошадей, разнообразивших свой травяной рацион побегами деревьев, тогда жили кабаны, косули и их пятнистые родственницы лани. Бобры угощались молодыми деревцами, затапливая долины и создавая новую изобильную среду обитания для водных черепах. По странной прихоти природы на этих рептилий охотились барсуки.

С потеплением появились и другие крупные звери: азиатский буйвол, прямобивневый слон и бегемот. Особенный интерес представляют мигранты из южных климатических зон — обезьяны, в частности макаки-маготы.

Сегодня этот вид живет исключительно в изолированных районах Северной Африки, преимущественно в горных лесах. Однако в плейстоцене они были распространены гораздо шире, и иногда их останки находят на ранних и поздних стоянках неандертальцев. Неглубокая пещера Хунас в Германии, вероятно, относится к эемскому периоду и содержит останки макак в том же слое, что и зуб неандертальца и каменные артефакты. Эти приматы, несомненно, иногда сталкивались друг с другом. Маготы в основном питаются растениями, но в трудные времена не брезгуют насекомыми и даже мясом молодых птиц и кроликов. Они с удовольствием копаются в оставленном человеком мусоре, поэтому вполне возможно, что некогда они подбирали и объедки за неандертальцами.

Слово «эемский» заставляет вспомнить райские кущи Эдема, но, хотя неандертальцам не приходилось беспокоиться об обморожениях, на клуб все это не было похоже. Лиственные леса, как ни странно, не очень удобны для охотника-собирателя, поскольку на то, чтобы превратить большую часть растительного материала в еду, уходит много времени и сил. Легко добываемая пища, например орехи и ягоды, обычно сезонная. Крупного зверя вокруг достаточно, но в лесу найти его намного труднее.

Долгое время малое количество стоянок заставляло усомниться в том, что неандертальцы действительно приспособились к эемскому межледниковью, но большинство отложений этого периода, вероятно, стерла последующая эрозия. Сегодня известно около 30 памятников, но очень немногие из них представляют собой пещеры или скальные навесы. В основном стоянки сохранились в озерных береговых отложениях или у богатых карбонатами поверхностных источников. В те времена имело смысл находиться поблизости от воды, поскольку это единственный ресурс, в котором нуждаются годящиеся в пищу животные.

Недавние исследования также показывают, что девственный лес эемского периода не представлял собой гигантский цельный полог. В изумительном состоянии сохранились слои в береговых ложах двух глубоких озер около Ноймарк-Норд на востоке Германии. В пробах с каждых пяти сантиметров ученые исследовали крошечные фрагменты растений, насекомых и моллюсков и обнаружили, что берега были окружены смешанной растительностью. Помимо редкого леса там были низкие кусты орешника и сухие, травянистые участки, поросшие лапчаткой, полынью и нивяником. Разнообразие этой среды привлекало массу животных: рядом с лесными жителями, такими как кабан и прямобивневый слон, паслись степные зубры или туры. Присутствовали и те травоядные, которые перемещаются между экологическими нишами, например лошади, но скелеты и даже сохранившиеся следы указывают на то, что всех привлекали озера.

Каким образом неандертальцы вписались в этот лиственный мир? Стратиграфия Ноймарк-Норд главным образом охватывает начальную, более жаркую и сухую фазу эемского межледниковья, когда густой лес еще не сформировался. В этот период растительный и животный мир отличался повышенным разнообразием видов, и именно тогда мы обнаруживаем больше всего археологических находок. Позже, когда деревья все ближе подступали к озеру, оно уменьшалось в размерах, добыча появлялась реже, и неандертальцы стали уходить. Впрочем, полностью они не исчезли: один только верхний слой отложений, образовавшийся в период произрастания густого леса, содержит более 120 000 фрагментов костей животных. Для эемского межледниковья это исключительно ценное свидетельство о происходившей в то время кровавой бойне, доказывающее, что неандертальцы держались изо всех сил даже тогда, когда солнечный свет едва пробивался сквозь невероятно густую листву, а мех и шерсть становилось все труднее заметить за огромными стволами деревьев.

Если в Ноймарк-Норд неандертальцы преследовали оленей, то западнее, на другом берегу Ла-Манша, беспокоить зверей было некому. На протяжении 150 000 лет, с конца МИС 7 и до начала МИС 3, в Британии практически не было гоминин. Потенциальное окно для повторной колонизации могло открыться сразу после того, как отступили сильные холода стадии МИС 6, однако этому, скорее всего, помешала гигантская природная катастрофа. Талые воды со всего ледникового покрова и речные потоки с большей части Европы образовали большое озеро за меловым хребтом, протянувшимся от восточной Англии до Франции. Мягкая скала не выдержала давления, обрушилась, и чудовищное наводнение растерзало дно Ла-Манша. Сейсмическая съемка показала шрамы от гигантских потоков, словно бульдозерами прорывших огромные долины, которые сегодня погребены под донными отложениями. Затопление было настолько гигантским, что его ближайшее соответствие — это образование каньонов, прорезающих едва не половину окружности Марса. Неандертальцы за много километров услышали бы жуткий рев воды, а стада мамонтов на гораздо большем расстоянии могли почувствовать инфразвуковые волны.

Доггерленд — ныне находящийся под водой участок суши между Британией и материком — остался бесплодной и полностью оголенной пустошью. От нагорий Британии неандертальцев отделяли глубокие ущелья, опасные оползни и обширные, сплошь покрытые камнем территории. Возможно, даже этого было достаточно, чтобы их остановить, но в начале МИС 5 к тому же наблюдался быстрый подъем уровня моря. Британия была отрезана, прежде чем популяции гоминин успели до нее добраться. А вот теплолюбивым видам, таким как слоны и бегемоты, это все же удалось сделать — они безо всякого риска могли преодолеть заболоченные земли, разлившиеся реки и даже небольшие участки моря. Лишь через 60 000 лет температура понизилась, а уровень моря упал настолько, что в конце МИС 4 Доггерленд появился вновь. Мамонтовая степь снова простиралась от Атлантики до Тихого океана, а неандертальцы и лошади вернулись на свои северо-западные территории. Единственный намек на то, что гоминины-первооткрыватели могли пересечь их раньше, — это пара, возможно, обработанных камней из юго-восточной Британии времени холодной фазы в конце МИС 5. Впрочем, если они подлинные, то уровень моря, вероятно, еще не был достаточно низким, чтобы можно было преодолеть это расстояние пешком, так что неизвестно, каким образом там могли появиться неандертальцы.

Подробнее читайте:
Рэгг Сайкс Р. Родня: Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев / Ребекка Рэгг Сайкс ; пер. с англ. [Ольги Корчевской] — Альпина нон-фикшн, 2023. — 546 с.