«Фантасты влияют на будущее, как кутюрье — на уличную моду»

В конце ноября завершился конкурс русского научно-фантастического рассказа «Будущее время», организованный благотворительным фондом «Система». Целью проекта была заявлена перезагрузка российской научной фантастики, темой конкурса в этом году стало бессмертие. Всего организаторы получили более 1800 рассказов, в финал попали пять из них. В итоге победил Артем Хлебников, автор рассказа «Оно даже не прошло». Отдельное голосование проходило и в паблике «Образовач» во «ВКонтакте» среди читателей N + 1 — здесь победителем стал другой финалист, Алексей Андреев с рассказом «Креветка». Кроме того, в финал вышли Николай Караев («Иммор Павел»), Алексей Грашин («Когда же тленное сие») и Денис Фролов («Спасатели»). Призовой фонд конкурса в этом году составлял один миллион рублей. О прошлом и сегодняшнем дне русской научной фантастики, об интересе к нему со стороны читателей и о перспективах этого жанра мы поговорили с председателем жюри конкурса, литературным критиком Галиной Юзефович.

N + 1: Существует гипотеза, что научная фантастика не столько предсказывает будущее, сколько формирует его. Условно говоря, если бы не было взрыва космической фантастики в 1940-50-е, сегодня не было бы космической отрасли. Согласны ли вы с этим?

Галина Юзефович: Сложно ответить однозначно. Фантастика, скорее, не столько формирует, сколько заказывает будущее. Фантасты придумывают варианты того, как, на их взгляд, могло бы выглядеть оптимальное будущее — скажем, с космическими полетами или видеосвязью. Некоторые их «заказы» потом реализуются, а некоторые, те же путешествия во времени, нет.

Обратное тоже возможно: фантасты описывают варианты будущего, в которое, по их мнению, человечеству ни в коем случае не стоит попадать. То есть предлагают своего рода антипрогноз.

Как правило, авторы реализованных «заказов» запоминаются лучше, чем те, чьи «заказы» не сбылись.

То есть нельзя сказать, что всеобщая, в том числе воспитанная фантастикой, убежденность в необходимости полетов в космос приводит к тому, что ракеты действительно начинают летать? И что именно всеобщий страх перед «1984» Оруэлла привел к тому, что его антиутопия не стала реальностью?

Фантасты мечтают о многом, но некоторые идеи захватывают массы и становятся реальностью (ну, или кто-то начинает в этом направлении всерьез двигаться), а некоторые нет. То есть фантастика влияет на будущее примерно так же, как кутюрье — на уличную моду. Какие-то идеи становятся повседневной практикой, какие-то нет.

То же самое касается и страхов, связанных с будущим: чьи-то страхи оказываются достаточно заразительными, чтобы вызвать определенную социальную динамику, а чьи-то нет. Вот, например, сейчас пишется очень много экологических антиутопий и постапокалиптики — очевидно, это отражает реальные страхи значительной части человечества. А атомной войны боятся все меньше — куда меньше, чем раньше. И фантасты про это тоже пишут радикально меньше.

Мне кажется, что фантастика пребывает с жизнью и будущим в сложном симбиозе. Отчасти заказывает, отчасти предсказывает, отчасти, наоборот, реагирует на какие-то уже наметившиеся, но часто еще не отрефлексированные изменения и тренды.

То есть это такой чувствительный радиоприемник, реагирующий на еще не выраженные волны внутри общественного сознания?

Да. Искусство и особенно литература вообще так работают, не только фантастика.

Давайте вернемся чуть-чуть назад, в прошлое. В советское время научная фантастика формировала какое-то общее культурное поле для советской интеллигенции: общий язык, общий культурный код. А что происходит с фантастикой сейчас? Можно ли сказать, что сегодня она радикально поменяла «головы обитания»?

Мне кажется, сегодня фантастика стала несколько менее техникоориентированной и специальной, и это связано с радикально большей технологической сложностью практически всего и одновременно с куда большей доступностью информации. Если еще 50 лет назад можно было написать такой роман о космосе, из которого бы не торчали смысловые нитки, то сейчас это гораздо сложнее: куча народу прочли пяток книг по космонавтике, посмотрели десяток передач и способны подловить автора на неточности гипотезы.

Поэтому сегодня фантастика становится либо совсем дурацки-примитивной, либо более концептуальной и философской, оперирующей скорее идеями, чем конкретными технологическими деталями.

В результате аудитория фантастики размывается — сегодня, на мой взгляд, умную научную фантастику читают те же люди, которые читают Курцвейла или Харари, а не гики-технари.

А что происходит с массовой научной фантастикой? Какая она сегодня, чем отличается от советских сборников типа «Фантастика-80»?

Отличается куда большим количеством экшна, куда меньшим количеством технологических деталей и футурологических подробностей. В самых попсовых фантастических текстах, которые мне доводилось читать, все обстоит так же, как сегодня, но только действие перенесено в космос или на другие планеты.

Кто ее читатели?

Скорее мужчины, чем женщины. Скорее среднего возраста, чем молодежь или пенсионеры. Но в целом, плохая новость состоит в том, что эта условно «глупая», максимально трешовая, серийная фантастика сдает позиции — ее аудитория понемногу вообще отказывается от чтения, и я думаю, что относительно скоро она перейдет на видеоконтент.

Другое дело, что, к сожалению, у нас очень плохо развита рубрикация внутри фантастики. Часто бывает, что достойные, интересные, оригинальные вещи попадают в ту же братскую могилу, куда ложится абсолютно массовый, серийного производства треш.

А научная фантастика не сползает постепенно в сторону социально-политического фэнтези?

На мой взгляд, нет. То есть и этого много, но так же много и всяческого ромфанта или просто каких-то космических безыдейных щупалец...

Если говорить про конкурс: можете описать свои ожидания (опасения, например)? И насколько они оказались релевантны в соотношении с тем, что получилось в итоге?

Я ужасно боялась, что нам ничего не пришлют, а что пришлют, будет таким ужасным, что выбрать будет не из чего. Еще я очень опасалась, что тексты будут слишком гиковские — очень специальные и узкие. В результате текстов прислали невероятно много, и среди них были просто замечательные — причем много, гораздо больше, чем можно было надеяться.

Что же до гиковости и избыточной технологичности, то этого мне как раз, скорее, не хватило. Бóльшая часть рассказов были уж больно воздушно-умозрительны.

Без технологического мяса?

Да, все такое крайне приблизительное. И вот достигнуто бессмертие... Как достигнуто? Что случилось? Ну просто — достигнуто и все. Во многих случаях это выглядело довольно немотивированно. Когда слишком многое вводится аксиоматически, текст часто теряет плотность и убедительность.

А что для вас было самым неожиданным в этих текстах? Именно эта воздушность или что-то еще?

Скорее то, что никто из авторов не смотрит на бессмертие как на привлекательную перспективу. Понятно, что мы просили поговорить о связанных с бессмертием сложностях, но мы ожидали, что про бонусы тоже кто-нибудь упомянет. Но нет. Похоже, никто на самом деле к бессмертию не стремится.

Возможен ли сегодня ренессанс фантастики? Что нужно сделать, чтобы с базара понесли новых Стругацких и Лема? Или влюбленность советской интеллигенции в фантастику была вынужденной формой эскапизма, а сегодняшнее общество настолько изменилось, что фантастика ему не нужна?

Фантастика была не только формой эскапизма, но и вообще одним из немногих доступных читателю развлечений, наряду с другой очень немногочисленной на советском рынке жанровой литературой.

Сегодня развлечений очень много, так что фантастика конкурирует уже не только с другими литературными жанрами, но и с сериалами, с социальными сетями, с ресторанами, с путешествиями... Очевидно, что ее аудитория сокращается — и это нормально. Другое дело, что, на мой взгляд, сегодня она ужалась непропорционально и можно попытаться отыграть позиции.

Для этого необходимо вернуть научно-фантастическую литературу в сферу публичной дискуссии.

Мне кажется, что самый ценный итог премии «Будущее время» — это та жизнь и полемика, которая закрутилась вокруг нее во «ВКонтакте». Возникло некоторое сообщество, которое будоражат идеи, связанные с этим жанром, которое готово обсуждать разные варианты будущего и думать о нем в терминах литературы.