Пять сигнальных веществ помогли лягушкам отрастить отрезанные лапы

Американские ученые научились запускать регенерацию у взрослых лягушек. Для этого они накладывали на место ампутированной лапы гидрогель с сигнальными молекулами. В результате вместо бесформенного отростка, как обычно, у экспериментальных животных выросли полноценные лапы — не до конца сформировавшиеся внешне, но абсолютно функциональные. Работа опубликована в журнале Science Advances.

Считается, что когда-то все четвероногие позвоночные умели хорошо регенерировать, но постепенно большинство из них эту способность потеряли. Сейчас с легкостью отращивать себе новые конечности могут разве что саламандры и головастики. А у млекопитающих даже детеныши с этой задачей почти не справляются — известно, что зародыши у мышей могут восстановить отрезанный кончик пальца или кусочек сердечной ткани, но о целых частях тела речи не идет.

Поэтому ученые ищут способы заставить позвоночных вернуть себе утраченные способности своих предков. В ход идут самые разные методы: биоинженерные каркасы, электростимуляция, пересадка стволовых клеток и обработка разными сигнальными молекулами. Майкл Левин (Michael Levin) из Университета Тафтс вместе с коллегами сделали ставку на последний подход.

Эта группа исследователей работает со шпорцевой лягушкой Xenopus laevis — ее часто используют в регенеративных исследованиях, поскольку это один из тех случаев, когда головастик отращивает части тела довольно хорошо, а взрослая особь эту способность теряет. В предыдущей работе они обнаружили, что гормон прогестерон неплохо стимулирует регенерацию — однако он помог только улучшить рост самой по себе хрящевой ткани, но не восстановить структуру конечности.

Поэтому ученые решили использовать сразу несколько сигнальных молекул — чтобы запустить регенерацию всех тканей, составляющих лягушачью лапу. Они собрали коктейль из веществ, которые должны были не только стимулировать рост тканей, но и восстанавливать работу нервных клеток и подавлять воспаление. Получился набор из пяти веществ: 1,4-DPCA, BDNF (мозговой нейротрофический фактор), гормон роста, ретиноевая кислота и резолвин D5. Растворами этих пяти веществ ученые пропитали гидрогель на основе шелкового белка, а контейнер с этим гидрогелем (BioDome) пришили лягушкам к раневой поверхности.

Сигнальные молекулы проработали всего 24 часа — после этого контейнер сняли. Но этого оказалось достаточно, чтобы исследователи заметили результат, правда, не сразу, а через несколько месяцев. До 6-8 месяца конечности росли похожими темпами у тех животных, что получили сигнальный коктейль, и у тех, кому достался контейнер с плацебо. Но с 9-го месяца исследователи зафиксировали разницу, и экспериментальная группа продолжила обгонять группу плацебо вплоть до 18 месяцев наблюдения.

У контрольной группы, которую ничем не обрабатывали, на месте конечностей образовались бесформенные отростки. У 20 процентов лягушек из группы плацебо ученые заметили что-то промежуточное между бесформенной тканью и конечностью, но без признаков разделения на участки, характерные для задней лапы. В то же время, у 76 процентов животных из «группы коктейля» выросли части тел, напоминающие лапу: с уплощенным концом и перепонками между аналогами пальцев.

При этом, судя по всему, у животных произошло то же, что и у головастиков. Последние, когда лишаются конечности, сначала образуют бластему — это бугорок из недифференцированных клеток (которые получаются из дифференцированных). А затем уже клетки бластемы делятся и заново получают специализацию, превращаясь в клетки кости, мышц и кожи. У лягушек с ампутированными лапами под действием сигнальных веществ рана закрывалась медленнее (p < 0,05), чем у других групп в эксперименте — а значит, в ней слабее развивалось воспаление, и у клеток было больше времени превратиться в бластему. После закрытия раны бугорок все равно оставался больше, чем у других групп, а клетки в нем экспрессировали основной маркер бластемы SOX2 в шесть раз сильнее, чем в контрольной группе.

Отсканировав регенерировавшие участки тела, ученые заметили разницу и на микроскопическом уровне. Например, у «группы коктейля» оказалось не только больше костей по массе (p < 0,05) — эти кости были плотнее, а снаружи на них появились бугорки и впадины, которые в норме должны служить для прикрепления сухожилий и мышц. Кроме того, у этой группы в отрощенных конечностях обнаружилось больше сосудов и нервных волокон. Чувствительность этих волокон, как выяснили авторы статьи, восстановилась до уровня здоровой конечности. По крайней мере, большинство лягушек из «группы коктейля» отдергивали регенерировашие лапы при малейшем прикосновении. Исследователи также заметили, что животные пользовались ими, чтобы плыть в сторону еды или уплывать от громких звуков.

Авторы работы призывают сделать из своего успеха несколько важных выводов. Первый состоит в том, что на успех регенерации влияет микроокружение, причем на самом раннем этапе. Даже те животные, которым пришили силиконовый контейнер с плацебо, отращивали части лап успешнее, чем те, кто остался без контейнера. Возможно, уже сам по себе контакт с гидрогелем тормозит закрытие раны на ампутированной лапе и запускает какие-то важные процессы в клетках на раневой поверхности.

Второй вывод состоит в том, что даже у животного, которое утратило способности к регенерации, их можно восстановить или хотя бы приблизить к тому уровню, на котором ими обладают ранние стадии его развития. В этом смысле лягушка, конечно, более удобный объект, чем мышь или человек — у ее личинок эти способности развиты хорошо. Поэтому возможно, на млекопитающих эти результаты будет сложнее перенести напрямую. К тому же, отмечают исследователи, даже лягушачья лапа отрастает долго — эксперимент длился полтора года. Неизвестно, насколько осмысленно пытаться такими же темпами отращивать конечности у человека.

Тем временем, многим беспозвоночным регенерация до сих пор удается на отлично. Мы уже писали про морских слизней, которые умеют отбрасывать тело, и про двухголовую планарию, которая выросла в космосе. А о том, как это делают губки, читайте в материале «Восставшие из фарша».

Полина Лосева

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.
Гетеротрофные бактерии запомнили цикличность смены дня и ночи

Впрочем, лишь на 4-6 дней

Европейские микробиологи обнаружили у почвенной бактерии Bacillus subtilis способность к хранению информации о смене дня и ночи. Если содержать бактерий в условиях 24-часовых суток, то у них устанавливался суточный цикл экспрессии ytvA — белка, чувствительного к синему свету. После смены режима освещения перестройка экспрессии ytvA происходила не мгновенно: признаки предыдущего цикла «день-ночь» сохранялись еще 4-6 дней. Чем ярче был свет днем, тем короче становился период колебаний экспрессии ytvA после перехода с режима «день-ночь» на полную темноту — так же ведут себя и некоторые циркадные ритмы человека. Исследование опубликовано в журнале Science Advances. Наиболее хорошо изучены циркадные ритмы, регулирующие поведение, рост и развитие эукариот. Но похожие внутриклеточные сигнальные пути описаны и у фотосинтетических прокариот, для метаболизма которых освещенность критически важна. Более того — в последние годы следы похожих систем находят в геномах и протеомах архей и бактерий, неспособных к фотосинтезу. Пока неизвестно, как устроены и для чего нужны такие системы прокариотам, неспособным к фотосинтезу. Марта Мерров (Martha Merrow) с коллегами-микробиологами из университетов Дании, Нидерландов, Великобритании и Германии описали циркадный ритм, связанный с регуляцией ответа на стресс у сапрофитной почвенной бактерии Bacillus subtilis. У бактерии есть несколько разновидностей фоточувствительных пигментов, от которых сигнал через цепочку посредников сходится на белках семейства Rsb. Они влияют на экспрессию более 200 генов, опосредующих ответ на осмотический, температурный, окислительный стресс и на действие антибиотиков. Основной пигмент, отвечающий за детекцию синего света у B. subtilis — белок ytvA. Ученые получили два штамма «дикого типа» B. subtilis и модифицировали их таким образом, чтобы бактерии синтезировали люциферазу вместе с белком ytvA (таким образом, клетки флуоресцируют прямо пропорционально уровню экспрессии ytvA). На первом этапе микробиологи в течение пяти суток растили культуры бактерий в условиях двенадцатичасового дня (монохроматический синий свет с длиной волны 450 нанометров) и двенадцатичасовой ночи (полная темнота). После того, как бактерии «привыкали» к такому режиму, их на неделю оставляли в темноте. Как и ожидали ученые, в первой фазе эксперимента активность ytvA падала спустя полчаса после включения синего света и плавно нарастала в темное время суток. Но во второй фазе колебания не исчезли, а их период растянулся до 29,4-30,2 часов, в зависимости от штамма. У культур B. subtilis, выросших без света, тоже были обнаружены колебания экспрессии ytvA с периодом 26-31 дня. Затем ученые решили посмотреть, как меняется активность ytvA при изменении продолжительности цикла «день-ночь». Как и в первой части экспериментов, сначала бактерии росли в условиях двенадцатичасовых периодов света и темноты. Но через пять дней ученые сокращали цикл в два или три раза. Поначалу после смены режима у бактерий сохранялся 24-часовой паттерн экспрессии ytvA, а рост активности гена в ответ на дополнительные периоды тьмы был менее выраженным. Но уже спустя пять дней бактерии «переучивались» на новый режим света и тьмы. Во время эксперимента ученые обнаружили у бактерий эффект, описанный в хронобиологии как «правило Ашоффа»: чем больше интенсивность освещения днем, тем короче становятся циркадные циклы в темноте у дневных организмов. При росте освещенности с 0,1 до 60 микроэйнштейнов на квадратный метр в секунду период колебаний падал в среднем с 27,5 ± 1,9 до 24,1 ± 0,7 часа. Ранее правило Ашоффа было описано в экспериментах на птицах и арабидопсисе, но не у прокариот. Открытие микробиологов показывает: сложно устроенные и зарегулированные циркадные ритмы распространены шире, чем считалось ранее. Впрочем, пока неизвестны белки, управляющие экспрессией фоточувствительного ytvA, и неясно, какие эволюционные преимущества дает бактериям такая регуляция. Авторы предполагают, что фоторецепторы, активирующие ответ на стресс, могут быть нужны почвенным организмам для регуляции для снижения интенсивности метаболизма на большой глубине. Подробнее о циркадных ритмах у представителей разных царств живой природы читайте в нашем материале «Ход часов лишь однозвучный», а о роли синего света в их регуляции — в материале «Только синь сосет глаза».