Американские ученые подсчитали число мутаций в половых клетках у 61 пары родителей, основываясь на геноме их детей. Они выяснили, что число этих мутаций коррелирует с продолжительностью жизни родителей, их плодовитостью и риском развития болезней. Кроме того, исследователи определили возраст, в котором предположительно мутации в половых клетках начинают появляться — это оказался возраст полового созревания. Работа опубликована в журнале Scientific Reports.
Накопление мутаций в клетках тела — один из самых известных признаков старения, а теория, которая считает его причиной изнашивания организма, — одна из самых древних. Более того, известно, что многие болезни ускоренного старения (например, синдром Вернера) связаны с дефектами системы репарации ДНК и, следовательно, сопровождаются ростом числа мутаций. Однако до сих пор само по себе количество мутаций в ДНК разных клеток не применяют как маркер биологического возраста, то есть относительный показатель старости человека.
Возможно, дело в том, что мутации накапливаются в разных клетках с разной скоростью — например, в нервной ткани существенная часть возникает еще до рождения, когда клетки делятся активнее, чем во взрослой жизни. Или же в том, что количество мутаций долго и дорого измерять. К тому же, далеко не все возникающие мутации патогенны или ускоряют старение — большинство из них нейтральны и не сказываются ни на строении, ни на работе клеточных белков.
Ричард Коутон (Richard Cawthon) из Университета Юты вместе с коллегами предложили новый подход к проблеме — оценить биологический возраст по количеству мутаций в половых клетках. Но поскольку сделать это напрямую довольно сложно, особенно если речь идет о женщинах, то исследователи воспользовались косвенным методом — подсчитывали количество мутаций, которые унаследовали их дети.
Для этого они обратились к данным Центра изучения человеческих полиморфизмов в Юте, откуда отобрали 61 тройку из двух родителей и ребенка. ДНК клеток крови всех испытуемых отправили на полногеномное секвенирование, а затем подсчитали количество новых мутаций в зародышевой линии, то есть тех, которые унаследовал ребенок. Оказалось, что таких мутаций тем больше, чем старше были родители в момент его рождения, причем у отцов на порядок больше, чем у матерей (что, в целом, неудивительно, поскольку яйцеклетки, в отличие от сперматозоидов, с возрастом копят скорее хромосомные перестройки, чем точечные мутации).
Затем исследователи проверили, связано ли это количество мутаций с риском умереть раньше. Оказалось, что повышенное число мутаций действительно коррелирует с ранней смертностью от всех причин (p = 0,015) и со смертностью от болезней, не связанных с сердечно-сосудистой системой (p = 0,007). Правда, когда всех родителей разбили на группы по полу, то оказалось, что корреляция с ранней смертностью верна только для мужчин, а со смертностью от болезней — только для женщин. Суммарно принадлежность к 25 процентам людей с минимальным количеством мутаций принесла родителям выигрыш в 4,7 года жизни по сравнению с 75 процентами с максимальным числом мутаций.
Кроме того, число мутаций послужило и показателем угнетения физиологических функций: авторы работы обнаружили, что женщины с большим количеством мутации принесли меньше потомства, чем те, у кого мутаций было меньше всего (p = 0,018), и раньше перестали рожать (p = 0,036).
После этого исследователи задались вопросом: в каком возрасте начинается накопление этих мутаций? С какого периода можно начинать измерять темпы старения? Если продлить график зависимости числа мутаций от возраста до его пересечения с осью Х, то окажется, что нулевое количество мутаций родители имели еще до того, как были зачаты сами. Поскольку это биологически невозможно, ученые предположили, что число мутаций в зародышевой линии не растет непрерывно и что они начинают накапливаться с какого-то момента жизни — например, с момента начала полового созревания.
И действительно, когда авторы работы «перевернули» график и отложили возраст родителей по оси Y, а число мутаций — наоборот, по оси Х, то оказалось, что их данные можно объяснить, если предположить, что женщины начинают копить мутации с 18,4, а мужчины — с 13,9 года. Но если это так, то поздний пубертат должен сопровождаться накоплением меньшего числа мутаций. И исследователи подсчитали, что женщины с меньшим числом мутаций в среднем вступают в пубертат (если измерять по возрасту первой менструации) позже, чем те, у кого мутаций больше.
Таким образом, авторы работы сделали несколько важных выводов. С одной стороны, они представили еще один аргумент в пользу мутационной теории старения: количество мутаций в половых клетках коррелирует с продолжительностью жизни. А поскольку оно связано и с риском смерти от всех причин, то можно предположить, что оно отражает и число мутаций в других клетках организма. С другой стороны, они укрепили позиции еще одной, эволюционной теории старения, согласно которой сила естественного отбора постепенно снижается после достижения репродуктивного периода. Наконец, они предложили первый способ предсказывать продолжительность жизни у подростков и молодых людей; остальные же маркеры биологического возраста, которые связывают с продолжительностью жизни, вступают в игру гораздо позже.
От редактора
Данные нового исследования не вполне согласуются с другими моделями старения. Например, мы недавно рассказывали о том, как признаки старения обнаружили еще у человеческих эмбрионов. В этой работе кривая накопления мутаций берет свое начало с первых месяцев зародышевого развития и нигде не выходит на плато, а пониженный риск умереть перед началом полового созревания авторы статьи объясняют другими факторами. Так что в истории с накоплением мутаций остается еще немало белых пятен. Возможно, две эти модели удастся примирить с помощью эксперимента с большей выборкой - важно отметить, что в новой работе ученые анализировали геномы всего 61 семьи.
Мы недавно уже писали о том, как короткую жизнь связали с ранним пубертатом — и еще с темным цветом волос. А о том, почему и куда сдвигается возраст начала полового созревания у людей, читайте в нашем материале «Куда уходит детство».
Полина Лосева
Они нам кажутся почти в два раза легче своего реально веса
Исследователи из Великобритании предложили людям сравнить вес их собственных ладоней и грузов, подвешенных к рукам, чтобы выяснить, насколько верно люди оценивают массу своего тела и его частей. Проведенные эксперименты показали, что испытуемые сильно занижают вес собственных кистей — в одном из экспериментов он оказался на 49,4 процента ниже, чем реальный. Результаты опубликованы в Current Biology. Когда мы берем какой-то предмет, его ощущаемый вес связан с чувством усилия — величиной двигательных команд, которые направляются мышцам. За восприятие веса самого нашего тела и его частей тоже отвечает центральная нервная система, но нет конкретных сенсорных рецепторов, которые были бы в этом задействованы. Воспринимаемый вес тела может меняться из-за усталости, анестезии и других факторов. Пациенты, перенесшие инсульт с параличом конечности, часто жалуются на то, что конечность стала тяжелее. Протезы тоже кажутся людям более тяжелыми, хотя часто весят меньше реальной руки или ноги. Элиза Ферре (Elisa R. Ferrè) из Лондонского университета и ее коллеги решили выяснить, как люди воспринимают вес собственной кисти. В трех экспериментах участвовали 60 человек. До начала испытаний каждый участник опускал кисть левой руки, опирающейся на предплечье, на 30 секунд, чтобы оценить ее вес. Затем к уже лежащей на подушке руке крепили браслет, на который подвешивали грузы разной массы. Участники должны были сказать, что ощущалось тяжелее — кисть или груз. Грузом выступали пакетики с рисом, всего их было 16 штук, а их масса составляла от 100 до 600 грамм. В экспериментах ученые использовали психофизическую лестницу. Среднюю массу кисти, согласно ранее проведенным исследованиям, ученые взяли за 400 грамм. Первый подвешенный груз отличался на 200 грамм, то есть его масса составляла 200 либо 600 грамм — в зависимости от того, была лестница нисходящей или восходящей. Массу следующего груза выбирал алгоритм: если участник считал, что груз тяжелее ладони, следующий подвешенный груз был легче, и наоборот. Так спустя какое-то количество испытаний масса грузов начинала колебаться вокруг некоторой цифры — предполагаемой (участником) массы кисти. В первом эксперименте 20 участников просто сравнивали вес кисти и вес груза. Всего с ними провели три блока по 20 испытаний. В конце эксперимента ученые измерили реальную массу кистей участников, посчитав объем вытесненной рукой воды. Средняя масса кисти составила 327,9 грамм. Участникам, однако, казалось, что их кисть весит гораздо меньше: средний ощущаемый вес кисти оказался в среднем на 49,4 процента ниже, чем реальный, — то есть кисть, по мнению испытуемых, весила менее 200 грамм (p < 0,0001). Во втором эксперименте участвовало еще 20 человек. Теперь после серии испытаний ученые попросили людей в течение десяти минут делать упражнения с ручным тренажером, чтобы их кисть устала. Усталость люди оценивали по стобалльной шкале; до начала испытаний она составляла в среднем 10 баллов, а после упражнений — 70. И до, и после упражнений участники воспринимали свои ладони более легкими, чем есть на самом деле. Однако уставшая рука казалась им немного тяжелее, и ощущаемый вес был уже на 28,8 процента ниже реального (p < 0,01), по сравнению с 43,9 процента до упражнений (p < 0,0001). В третьем эксперименте другие 20 участников пытались взвесить свою руку и мешочки с рисом, однако теперь в каждом испытании они чувствовали поочередно и вес кисти, и вес груза. Независимо от того, что они взвешивали первым, рука все равно казалось им легче, чем она есть на самом деле — в среднем на 33,4 процента (p < 0,001) Исследователи предположили, что такое искажение восприятия, возможно, помогает нам сравнивать массы двух предметов, которые мы берем в обе руки. Если один предмет весит 400 грамм, а другой 500, и к ним добавляется еще и масса самих рук (около 3 килограмм), то распознать, что тяжелее, а что легче, будет сложно. Таким образом, перцептивное «вычитание» веса собственных конечностей может улучшить восприятие веса самих предметов. Также авторы считают, что занижение ощущаемого веса тела — механизм, который помогает нервной системе модулировать активность, или, наоборот, отдых. А воспринимаемый вес предметов можно изменить в виртуальной реальности. Например, если предмет движется медленнее, чем рука, он будет казаться немного тяжелее. А еще более тяжелыми виртуальные объекты станут, если надеть на запястья вибрирующие ремешки.