Постыдный престиж

12 сентября 2024 года в штате Массачусетс в 34-й раз вручили Шнобелевскую премию (Ig Nobel Prize). После пандемийных ограничений это была первая церемония, которая прошла вживую, а не только онлайн. В этом году организаторы предложили «сначала посмеяться, а затем задуматься» над проблемами медицины, физиологии животных и повседневной бюрократии — довольно традиционный для премии набор вполне актуальных научных и околонаучных вопросов. О работах лауреатов можно прочитать в материале «Пьяные черви, испуганная корова и мертвая форель».

Когда более 30 лет назад эту премию придумал один конкретный человек, которому нравились странные исследования и эксперименты, к ней отнеслись как к конкурсу городских сумасшедших. Сегодня эту награду сочтут за честь получить большинство ученых. Рассказываем, как премия превратилась из частного развлечения в глобальное явление и пошла ли эта эволюция на пользу современной науке.

Начало гастрольной деятельности

В 1991 году американский математик и программист Марк Абрахамс стал редактором юмористического «Журнала невоспроизводимых исследований» (Journal of Irreproducible Results). У журнала, основанного еще в 1955 году вирусологом Александром Коном и физиком Гарри Липкиным, незадолго до этого поменялись владельцы — им нужен был человек, который мог искать подходящие работы. Абрахамс, который много лет увлекался коллекционированием странных научных изысканий и экспериментов, показался им подходящей кандидатурой, чтобы возродить журнал. Сделать это, как сам математик позже рассказывал, ему предстояло в одиночку, без какого-либо маркетинга и продвижения. И почти без бюджета.

Одним из инструментов для раскрутки журнала должна была стать и Шнобелевская премия, которую он организовал через несколько месяцев после вступления в должность. Изначально она воспринималась учеными как анти-премия, если не конкурс городских сумасшедших. Сам Абрахамс говорил, что ему постоянно писали «первооткрыватели» и «изобретатели», уверенные, что они достойны Нобеля, — на таких он в первую очередь и ориентировался.

В 1992-м Абрахамса, не упоминая его имени, назвал «выскочкой» американский геолог и писатель Дэвид Копаска-Меркель в короткой реплике для журнала Science. Не исключено, что в том числе и подобные нападки заставили немного пересмотреть концепцию — Абрахамсу хотелось, чтобы премию воспринимали более серьезно, а ее название лишилось бы издевательских коннотаций (слово ignoble, к которому отсылает название премии, можно перевести как постыдный или вульгарный). Так или иначе уже на второй год существования награды, ее стали давать за реальные научные исследования. Это запустило своеобразный реклейминг Ig Nobel: изначально почти оскорбительное название становилось все более ироничным, а сама премия — все более престижной.

Редактором Journal of Irreproducible Results Марк Абрахамс был около четырех лет, пока у журнала в очередной раз не сменился владелец, сработаться с которым не удалось. Появилась идея выкупить издание, но в ответ на это выставили ценник в миллион долларов. В итоге уже бывший редактор, у которого к тому моменту появилась своя команда, запустил в 1994 году новый журнал — Annals of Improbable Research. Шнобелевская премия стала служить его нуждам.

Как раз в этот период сдвиг в отношении к премии стал заметен. С одной стороны, научный консультант правительства Великобритании Роберт Мэй в 1995 году все еще обращался в «Шнобелевский комитет», чтобы тот оставил в покое англичан, так как их «шнобелирование» якобы дискредитировало серьезные исследования британских ученых. Но одновременно с этим, с того же 1995-го, «шнобелиаты» начали участвовать в ежегодном собрании Американской Ассоциации содействия развитию науки (American Association for the Advancement of Science, AAAS) — со специальным мероприятием «Невероятные исследования», на котором рассказывали о своих достижениях.

Спустя еще пару лет стартовали «шнобелевские туры»: лауреаты премии, по одиночке или группами, устраивали гастроли по городам и странам. С 2003 года они стали участвовать в обязательной программе британской Национальной недели науки, с 2004-го стали постоянными гостями научных мероприятий в Австралии, с 2007-го — в Италии, с 2009-го — в Скандинавии, Австрии и Нидерландах. С того же 2009-го лауреатов начали приглашать на Кембриджский фестиваль науки. Надо ли говорить, что такие выступления были желанными и для самих шнобелиатов: ученые получали дополнительное внимание именно как серьезные исследователи, причем зачастую на международном уровне.

Каждый год расширялась и география таких туров, и число стран происхождения лауреатов премии.

Место присуждения премии говорило об изначальных серьезных намерениях ее организаторов: с 1991 года церемония награждения проходила в Массачусетском технологическом институте (с 1994-го долгое время в Гарварде, а после ковидного перерыва вернулась в обратно в MIT). Позже статус стал заметен и по другим признакам. В церемонии стали участвовать Нобелевские лауреаты, а один из них, Андрей Гейм, появился и в рядах шнобелиатов. Нобелевскую премию за исследование графена ему вместе с Константином Новоселовым дали в 2010 году, но еще за десять лет до этого — в 2000-м — была Шнобелевская премия, которую Гейм вместе с британским физиком-теоретиком Майклом Берри получил за эксперименты с левитирующей лягушкой: земноводное заставили зависнуть в воздухе с помощью электромагнита.

Сейчас все это совсем не похоже на второсортный конкурс, каким он мог казаться в начале 1990-х. Это престижная и даже уважаемая научным сообществом премия, хоть и с очевидным налетом странности.

От препринта до продукта

Переход к нынешнему статусу не был мгновенным. Это видно, например, по количеству получающих премию добросовестных ученых с методически выверенными исследованиями: их число постоянно растет.

В 1991 году из семи лауреатов «настоящих ученых» было только трое, да и то — среди них был, например, одиозный французский иммунолог Жак Бенвенист, который считал, что вода обладает памятьюКстати, через несколько лет его отметили еще раз. В 1998 году Бенвенист получил премию за «открытие» способа передачи информации, которую «запомнила» вода, по телефону или интернету. (подробнее об этом «открытии» и других популярных мифах о воде читайте в материале «Живая и неживая»). Большинство первых лауреатов — не ученые. Премию тогда получили изучавший влияние инопланетян на судьбу человечества швейцарский писатель и кинорежиссер Эрих фон Дэникен и экономист Майкл Милкен — за изобретение «мусорных облигаций» (высокодоходных, но с низким инвестиционным рейтингом или вообще без него). Еще одна премия досталась вице-президенту США Дэну Куэйлу — за «доказательство того, что нужно учиться». Политик был известен своими косноязычными высказываниями: «Если мы не добьемся успеха, то рискуем проиграть» или «Честно говоря, учителя — это единственная профессия, которая учит наших детей».

Но уже в 1995 году в десяти номинациях наградили девятерых ученых, а «не-ученых» — всего двое. Это президент Франции Жак Ширак (за проведение испытаний атомных бомб в Тихом океане в год пятидесятилетия бомбардировки Хиросимы и Нагасаки) и крупные табачные компании, чьи представители единогласно отстаивали позицию в Конгрессе США, что никотин не вызывает привыкания.

В 2000 году на десять номинаций было уже 13 ученыхЗдесь нет ошибки в расчетах: многие получали премию не поодиночке. Того же Андрея Гейма наградили на пару с его коллегой Майклом Берри из Университета Бристоля. А награду по химии за исследование состояния влюбленности с выводами, что оно похоже на маниакально-навязчивое расстройство, в тот год получили сразу четверо ученых., а в 2003 году — 26, в частности исследователи мозга лондонских таксистов Элеонора Магуайр и ее коллеги из Лондонского университетского колледжа. Считается, что их работа внесла вклад в развитие нейронаук. Но при этом в том же 2003-м премию получили и сотрудник агентства недвижимости Карл Шварцлер вместе с князем Лихтенштейна Гансом Адамом II — за возможность взять в аренду всю страну площадью 160 квадратных километров за 70 тысяч долларов в сутки (для свадеб, конференций или других мероприятий — даже корпоративов).

Еще десятилетие спустя, в 2014-м, премию разделили 33 ученых в девяти номинациях и один Национальный институт статистики итальянского правительства (ISTAT). Его сотрудники предложили учитывать в официальных экономических отчетах доходы от проституции, торговли наркотиками, контрабанды табака и алкоголя. В последующие годы премий для не-ученых было не больше одной-двух в год. Например, в 2020 году Шнобелевскую премию мира дали правительствам Индии и Пакистана — за то, что они обязывали своих дипломатов ночью звонить друг другу в двери и убегатьЭто не единственный пример обоюдного бытового преследования представителей Индии и Пакистана, конфликтующих десятилетиями. Также были распространены веерные нецензурные сообщения, слежка за автомобилями чиновников и послов, попытки отключить воду и электричество в административных зданиях..

И раньше, и сейчас награду могли получить не только серьезные ученые, но и несерьезные. Или вообще не ученые. Но если на ранних этапах существования премии предпочтение больше отдавали тем, над кем можно было скорее посмеяться, то сейчас баланс сместился в сторону задуматься.

Еще один показательный нарратив: с каждым годом растет количество присуждаемых Шнобелевских премий на основе диссертаций и научных статей из базы Scopus.

Какого-то тренда в престижности научных изданий, в которых публикуются лауреаты с 2011 года не заметно, но статей в серьезных журналах, так или иначе, немало. Хотя в отдельные годы статьи в более серьезной периодике явно преобладают. В 2020 году, например, работы шнобелиатов были опубликованы в шести журналах из первого квартиля Scopus, и ни одной — из второго.

Верность традициям

Несмотря на очевидную эволюцию награды, есть традиции, которые со временем практически не меняются. Например, давать премию тем, чьи действия привели к серьезным нежелательным последствиям. Так, в 2016 году премию присудили концерну Volkswagen, в котором провернули крупную аферу — «дизельгейт». Около 11 миллионов дизельных автомобилей оборудовали специальным программным обеспечением. Оно в десятки раз занижало показатели окиси азота, выбрасываемой в воздух при тестировании на соответствие экологическим стандартам.

Проблемы, которые преднамеренно или случайно подсвечивает Шнобелевская премия, тоже остаются похожими. Например, системные методологические изъяны современной науки. Так, в 1992 году премию получил физик Юрий Стручков — за сверхпроизводительность. С 1980-го по 1990 годы он опубликовал 948 научных статей: то есть, примерно по одной каждые четыре дня (об устоявшемся в научной среде требовании постоянно публиковаться читайте в материале «Графомания или смерть»). В 1996-м отметили американского физика и математика Алана Сокала — за его знаменитую «мистификацию», направленную на устранение слабых мест в системе отбора статей для публикации в научных журналах. Он отправил в Social Text заведомо резонерский текст «Нарушая границы: к трансформативной герменевтике квантовой гравитации». Не распознав наукообразную бессмыслицу, материал опубликовали.

В 2001 году Шнобелевскую премию получил австралиец Джон Кеог — он впервые в истории человечества запатентовал колесо («круглое приспособление для облегчения транспортировки грузов и людей»). Кеог хотел продемонстрировать несовершенство системы патентования, которую в Австралии в то время не в меру упростили. Например, новизну изобретения проверял только сам изобретатель.

Но эти традиции и постоянное внимание Шнобелевского комитета к социальным, медицинским и системным методологическим проблемам парадоксальным образом работают на ее эволюцию. Чем больше сложностей удалось подсветить, пусть и в юмористическом ключе, тем более серьезным становится отношение к премии в целом.

Точно так же работают и патенты изобретений шнобелиатов и разработки по их абсурдным, на первый взгляд, идеям. Их число год от года только увеличивается, а с ростом прикладной важности меняется и отношение к премии. Вот четыре показательных примера.

В обход таблоидов

Интерес к изобретениям награжденных давно стал устойчивым трендом — все больше устройств базируются на идеях, получивших Шнобелевскую премию. И интерес этот проявляется не только среди ученых и разработчиков.

В 2022 году сама Шнобелевская премия стала лауреатом — премии Хайнца Оберхаммера за успехи в научной коммуникации. Аргументация простая: популярное изложение и сокращенный формат позволяют неспециалистам ухватить суть научных исследований и инженерных разработок, а юмор генерирует дополнительное внимание к науке и технологиям.

Премия стала медиатором и внутри научного сообщества. Ученые далеких друг от друга областей получают возможность экспресс-методом познакомиться с тем, чем занимаются их коллеги. В противном случае, они либо вообще не были бы в курсе их работы, либо узнали о ней из таблоидов, и скорее всего — в искаженном виде.

Шнобелевская премия вряд ли когда-то заменит или хотя бы потеснит традиционные научные премии, а ее влияние на развитие науки, вероятно, будет долго оставаться предметом дискуссий. Тем не менее, эта награда уже стала важным элементом современной научной культуры, стимулируя популяризацию знаний и нестандартный подход к исследованиям.

Проект Абрахамса десятилетиями мотивирует ученых выходить за рамки устоявшихся канонов, снимая, пусть и частично, барьеры между наукой и широкой публикой. И те и другие имеют возможность сначала посмеяться, а затем задуматься. Что бы это ни значило.