Могут ли астроциты передавать нервный импульс
Недавно в журнале Nature вышла статья: ученые из Италии и Швейцарии рассказали, что нашли в мозге взрослых мышей астроциты, которые выделяют нейромедиатор глутамат подобно нейронам. Когда этим астроцитам мешали выделять глутамат, у мышей нарушалась память и усиливались приступы эпилепсии. Получилось, что астроцитарный глутамат напрямую влиял на синаптическую передачу. То есть не только нейроны участвуют в передаче нервного импульса? А если так, то астроциты могут быть причиной болезней — и, соответственно, мишенью для терапии?
Долгое время считалось, что выделять нейромедиаторы умеют только нейроны. Концы их отростков образуют синапсы — особые межклеточные контакты, где выделенный одним нейроном нейромедиатор воздействует на рецепторы другого и вызывает в нем электрический импульс. Так сигналы поступают от одного нейрона к другому и циркулируют внутри нервной системы. Другие клетки тоже обмениваются сигналами — например передают друг другу ионы и небольшие молекулы через свои межклеточные контакты. Но нервный импульс передают только нейроны. И при функциональных или когнитивных неполадках поломку первым делом ищут в них.
В мозге, конечно, много клеток помимо нейронов — в основном Глия — вспомогательные клетки нервной ткани, заполняющие в мозге пространство между нейронами и мозговыми капиллярами. Суммарно они занимают около 40 процентов объема ЦНС.
Но в конце прошлого века ученые выяснили, что астроциты участвуют в формировании синапсов и регулируют синаптическую передачу. В частности, чтобы остановить сигнал, эти клетки поглощают лишний глутамат, который выделили нейроны. А если отделить нейроны от астроцитов и других глиальных клеток, передача сигналов между нейронами нарушается. То есть стало ясно, что синаптическая передача зависит от астроцитов — хотя как полноценных участников процесса их никто не рассматривал.
Позже у астроцитов обнаружили и другие свойства. В 1995 году ученые нашли (1, 2) в астроцитах рецепторы глутамата mGluR5. Такие рецепторы есть и в нейронах — они, согласно названию, реагируют на глутамат. Когда глутамат связывается с рецепторами, в цитоплазме клетки повышается концентрация ионов кальция. Кальций — главный ион, участвующий в возбуждении нейронов и передаче нервного импульса. Он может поступать в клетку через кальциевые каналы наружной мембраны или высвобождаться из эндоплазматического ретикулума непосредственно внутри клетки. Когда концентрация ионов кальция в нейроне увеличивается, выделяется нейромедиатор.
В экспериментах глутамат активировал эти рецепторы в астроцитах, и в них тоже повышался уровень кальция — как в нейронах. Еще позже выяснилось, что в результате астроциты высвобождают различные активные вещества: тот же глутамат, а еще — АТФ и D-серин (эти молекулы тоже могут играть роль нейромедиаторов). Выделение астроцитами нейромедиаторов назвали глиотрансмиссией — по аналогии с нейротрансмиссией, где передатчик — нейрон. Когда ученые стимулировали один астроцит, волны кальция распространялись и среди соседних — что подтверждало передачу сигнала между глиальными клетками.
Обнаружив, что астроциты тоже могут и выделять И астроциты, и нейроны при передаче импульса между клетками используют одни и те же нейромедиаторы, но если их выделяет астроцит, их называют глиотрансмиттерами, а если нейрон — нейротрансмиттерами.
Исследователи стали повторять прошлые эксперименты и придумывать новые — нужно было убедиться, что астроцит действительно может работать «почти как нейрон», а сам нейрон — реагировать на глиотрансмиттеры, выделяемые астроцитом.
Чтобы доказать, что клетка может выделять нейромедиатор, недостаточно обнаружить в ней кальциевую активность. Еще не обойтись без везикул — мембранных пузырьков, в которых молекула-нейромедиатор перемещается из клетки наружу. И в 2004 году в выделенных из зрительной коры мозга крыс астроцитах нашли белок-транспортер VGLUT, который переносит глутамат в такие пузырьки. А в 2012 году в астроцитах крысиного мозга обнаружили синаптические микровезикулы, в которых глутамат накапливается почти в тех же концентрациях, что и в синаптических пузырьках нейронов: 45 миллимоль на литр в астроцитах и 55 миллимоль на литр — в нейронах.
Появились и доказательства, что выделяемый астроцитами глутамат влияет на нейроны. Ученые стимулировали астроциты, и, когда те выделяли нейромедиатор, вероятность, что соседние нейроны его выделят в ответ, увеличивалась. А еще астроцитарный глутамат вызывал возбуждение нейронов, которое сохранялось, даже когда синаптическая активность была заблокирована. Все выглядело так, будто астроцит — действительно полноправный участник синаптической передачи, а концепция трехстороннего синапса находила все больше сторонников.
С доказательствами появились и сомнения. Некоторые ученые предположили, что астроциты, которые высвобождают глутамат в лабораториях, могут не делать этого в физиологических условиях. Или что этот глутамат не так уж сильно влияет на синаптическую активность в живом мозге. Большинство исследований проводилось in vitro или in situ — на выделенных или культивированных клетках или на срезах ткани мозга. А для стимуляции часто применялись вещества, которые активируют рецепторы и в астроцитах, и в нейронах, — и тогда сложно было доказать, что на нейронную активность влияет именно астроцитарный глутамат.
Исследователи стали искать методы, во-первых, более избирательные, а во-вторых, способные имитировать естественные процессы. В 2007 году ученые из Университета Северной Каролины создали трансгенных мышей, которые экспрессируют в астроцитах искусственный рецептор Gq-GPCR. Активация этого рецептора повышала уровень кальция в клетке по аналогии с активацией рецепторов глутамата. Но глиотрансмиссию ученые не обнаружили, как и изменений в синаптической активности и пластичности. Иными словами, повышение уровня кальция в одних только астроцитах не вызвало никаких дополнительных эффектов.
Семь лет спустя эта же группа провела эксперимент, в котором из астроцитов мышей удалили нативный рецептор IP3R2 — один из тех, которые отвечают за повышение концентрации кальция в клетке. Это частично лишило астроциты кальциевой активности и глиотрансмиссии, но никаких поведенческих аномалий у таких животных не было. Авторы пришли к выводу, что синаптическая передача нарушена не была.
Еще раньше опровергли историю с D-серином (еще одним предполагаемым глиотрансмиттером): более точные методы показали, что его в основном выделяют сами нейроны. А поскольку доказательства того, что астроциты выделяют глутамат, были получены с использованием тех же подходов, то и они явно требовали перепроверки.
Кроме того, исследователи заметили, что в здоровых мышиных астроцитах не всегда удается наблюдать волны кальция, необходимые для высвобождения глутамата. А в 2013 году поискали рецепторы глутамата в астроцитах взрослых и молодых мышей — и нашли их только в молодых клетках. Оказалось, что после третьей недели астроциты перестают экспрессировать гены рецепторов. В астроцитах взрослого человеческого мозга экспрессию рецепторов глутамата тоже не обнаружили.
В более позднем исследовании транскриптома и протеома зрелых мышиных астроцитов ученые даже не нашли в них везикул или хотя бы необходимого количества РНК везикулярных транспортеров глутамата. Тогда ученые предположили, что трехсторонний синапс работает только в развивающемся мозге, и снова отказали астроцитам в самостоятельности, пока оставив их в роли вспомогательных клеток.
Разрешить возникший спор о том, способны ли все-таки астроциты во взрослом мозге выделять глутамат, взялся Андреа Вольтерра (Andrea Volterra) из Лозаннского университета. Вольтерра был одним из первых исследователей, кто в конце прошлого века показал, как активация рецепторов глутамата в астроцитах приводит к глиотрансмиссии. Теперь с коллегами из Италии и Швейцарии он обратился к базам данных секвенирования РНК единичных клеток гиппокампа мышей. Они идентифицировали в гиппокампе девять разных кластеров астроцитов.
Один кластер избирательно экспрессировал гены, необходимые для зависимого от кальция высвобождения глутамата, — в том числе ген Slc17a7, кодирующий VGLUT1 (тот самый белок-транспортер). Ученые визуализировали эту субпопуляцию в срезах гиппокампа взрослых мышей и увидели, что астроциты действительно экспрессируют гены, необходимые для высвобождения глутамата.
Чтобы убедиться, что клетки субпопуляции в самом деле высвобождают глутамат, ученые встроили в них Встроенный искусственный рецептор, как и нативный рецептор глутамата mGluR5, сопряжен с G-белком, и при стимуляции должен вызывать повышение концентрации кальция в клетке (а если гипотеза глиотрансмиссии верна, то и запускать механизм выделения глутамата). Сами рецепторы глутамата ученые обычно не трогают, иначе выделенный клетками глутамат может смешаться с тем, которым используют для стимуляции.
В результате в ответ на стимуляцию рецепторов во всех визуализированных астроцитах увеличивался уровень кальция, но глутамат выделяла только треть клеток — это и была та самая субпопуляция. Когда ученые стимулировали нативные рецепторы астроцитов, они видели то же самое: высвобождение глутамата происходило не во всех клетках.
Если ген нативного рецептора удаляли, астроциты больше не реагировали на стимуляцию. Они переставали выделять глутамат и в том случае, когда ученые выключали везикулярный транспортер глутамата VGLUT1 — то есть мешали везикулам заполниться нейромедиатором.
Затем авторы перешли к экспериментам на бодрствующих трансгенных мышах. Если астроцитам мешали выделять глутамат, интенсивность синаптической передачи снижалась, а у мышей ухудшалась память: спустя сутки они хуже помнили неприятный стимул. Кроме того, при отключении глиотрансмиссии у грызунов усиливались эпилептические приступы, которые ученые вызывали с помощью препаратов. Общая продолжительность приступов была такой же, как у контрольных животных, но отдельных эпизодов (внутри каждого приступа) у мышей с выключенным геном было больше, и они были длиннее, а промежутки между ними — короче. То есть глиотрансмиссионный путь передачи импульса если и не критичен для работы мозга, то точно важен.
Наконец, ученые проверили, есть ли такие же астроциты и в других частях мозга. Для этого они изучили нейронную цепь, которая соединяет черную субстанцию с дорсальным полосатым телом. Эта цепь контролирует произвольные движения, а ее дегенерацию наблюдают при болезни Паркинсона. Астроциты этой области экспрессировали в основном другой транспортер глутамата — VGLUT2. Когда ген этого белка удалили, глутамат из астроцитов выделяться перестал, а нейроны рядом стали гиперактивны.
Тогда исследователи попробовали простимулировать рецепторы глутамата на самих нейронах (глиотрансмиссии все еще не было) — и активность нейронов пришла в норму. А когда рецепторы на нейронах, наоборот, заблокировали, клетки возбуждались еще сильнее. Авторы пришли к выводу, что именно глиотрансмиссия не дает нейронам этой цепи гиперактивироваться — то есть глутамат, выделенный астроцитами, связывается с рецепторами нейронов и снижает их возбуждение.
Получается, в мозге мышей действительно есть астроциты, высвобождающие глутамат. Это высвобождение зависит от уровня кальция в клетке и влияет на нейронную активность в норме и при патологии.
Проанализировав базы данных секвенирования РНК человеческих астроцитов, авторы нашли глутаматергические астроциты и у них, но эксперименты пока не ставили.
Вольтерра с коллегами доказали, что глиотрансмиссия есть даже во взрослом мозге мышей. Значит, трехсторонний синапс работает. Правда выделять глутамат способны не все астроциты, а лишь определенная субпопуляция, экспрессирующая все нужные для этого гены. Скорее всего, именно поэтому в предыдущих исследованиях глиотрансмиссию обнаруживали не всегда.
То, что глиотрансмиссия влияет на нейропередачу, тоже удалось доказать. Глутамат астроцитов может помогать нейронам возбуждаться — и таким образом поддерживать работу памяти, а может — тормозить активность нейронов и так снижать интенсивность приступов эпилепсии. Пока непонятно, почему возбуждающий нейромедиатор — еще и в малых количествах — способен так по-разному влиять на нейроны. Также неизвестно, как распределены глутаматергические астроциты по мозгу и насколько ощутимо влияние глиотрансмиссии на работу мозга и поведение.
Возможно, в будущем глутаматергические астроциты смогут стать терапевтической мишенью и помогут нам лечить расстройства памяти (ведь не зря эти астроциты сосредоточены именно в гиппокампе), болезнь Паркинсона и эпилепсию. Но до тех пор многое предстоит выяснить. Пока понятно одно: некоторые астроциты могут передавать сигнал, подобный синаптическому. А значит, когда речь заходит о нарушениях синаптической передачи, не всегда виноваты нейроны.
Он может вызывать энцефалит у пациентов
Американские, немецкие и нидерландские исследователи обнаружили, что выращивание Т-лимфоцитов на питательной среде может приводить к реактивации в них латентного человеческого герпесвируса 6 типа. Среди терапевтических Т-лимфоцитов с химерными антигенными рецепторами (CAR-T-лимфоцитов), в том числе одобренных к применению, проходящих клинические испытания или уже введенных в организм пациента, были найдены клетки, экспрессирующие большое количество этого вируса, что чревато серьезными осложнениями. Отчет о работе опубликован в журнале Nature. В течение первых лет жизни люди сталкиваются с эндемическими патогенами, которыми заражено прочти все население. Первичная инфекция обычно заканчивается после временных клинических или субклинических проявлений, однако вирусы из семейств герпесвирусов, полиомавирусов, аденовирусов, парвовирусов и некоторых других могут переходить в стабильное латентное существование у здоровых людей. Под влиянием стрессовых условий, таких как иммуносупрессия после пересадки кроветворных стволовых клеток, химических (в том числе лекарственных) или физических воздействий, такие вирусы могу реактивироваться, приводя к разнообразным, зачастую тяжелым клиническим состояниям. Недавно было показано, что терапия противораковыми CAR-T-лимфоцитами (подробно об этой технологии рассказано в материале «Химера против рака») зачастую связана с активацией латентного вируса герпеса 6 типа (HHV-6, проявляется розеолой у детей), который может вызывать энцефалит у пациентов. Механизмы и степень реального риска подобных осложнений при различных видах клеточной терапии остаются малоизученными. Чтобы разобраться в этом вопросе, Калеб Ларо (Caleb Lareau) из Стэнфордского университета с коллегами воспользовались данными сервиса Serratus, который проводит облачные вычисления последовательностей РНК и ДНК из открытых баз секвенирования в масштабах квадриллионов пар оснований для идентификации вирусов. Они обнаружили, что HHV-6 (особенно HHV-6B) чаще всего встречается в первичных культурах Т-лимфоцитов и в целом биообразцы этих клеток обогащены HHV-6 больше, чем другими вирусами. Исходя из этого, для последующего анализа исследователи использовали референсный геном HHV-6B. Повторный анализ данных секвенирования из нескольких предыдущих исследований, а также открытых баз данных подтвердил реактивацию и транскрипционную активность HHV-6B в культурах Т-лимфоцитов и в Т-лимфоцитах у пациентов с различными заболеваниями, в том числе бронхиолитом, реакцией «трансплантат против хозяина» и Т-клеточной лимфомой. ПЦР-мониторинг высокоочищенных CAR-T-лимфоцитов в течение 19 дней производства показал, что в некоторых образцах от здоровых доноров уровень ДНК HHV-6B, практически отсутствовавшей в клетках ранее, резко возрастает после двух недель культивирования. Моделирование с помощью транскриптомного анализа отдельных клеток выявило среди CAR-T-лимфоцитов субпопуляцию Т-хелперов (CD4+), названных суперэкспрессорами. Хотя они составляют лишь от 0,01 до 0,3 процента всех клеток, причем имеют разное клональное происхождение, именно на них приходится основная продукция в образцах вируса, который затем распространяется по культуре активированных Т-лимфоцитов. Также выяснилось, что продукция HHV-6B положительно связана с экспрессией генов HSPD1 и SLC3A2 и отрицательно — LY6E, STAT1 и IL32. При этом реактивация вируса оказалась не связана непосредственно с процессом изготовления CAR-T-клеток, а скорее, представляет собой стохастическое событие, на которое могут влиять различия в исходном состоянии клеток и факторы культуры. Выяснив это, авторы работы подвергли повторному анализу данные секвенирования биообразцов пациентов с B-клеточной лимфомой, получивших лечение одним из трех препаратов анти-CD19 CAR-T-лимфоцитов: одобренными к применению аксикабтагеном цилолейцелом и тисагенлеклейцелом и проходящим клинические испытания SJCAR19. Оказалось, что среди этих клеток есть суперэкспрессоры (примерно один из тысячи), в которых HHV-6 находится в латентном состоянии и транскрипционно активируется через неделю и более после введения пациенту. Дополнительные эксперименты показали, что добавление противовирусного препарата фоскарнета в культуру CAR-T-лимфоцитов значительно снижает распространение в ней HHV-6, однако для выработки практических рекомендаций необходимы дальнейшие опыты. В ходе скрининга баз данных Serratus исследователи обнаружили не только связь HHV-6 с Т-лимфоцитами. К примеру, они зарегистрировали реактивацию вируса простого герпеса 1 типа в перепрограммированных индуцированных плюрипотентных стволовых клетках и вируса Эпштейна — Барр (человеческого герпесвируса 4 типа) в Т-лимфоцитах, а также указания на множество потенциальных подобных ассоциаций, механизм которых необходимо подтверждать в отдельных исследованиях. Что интересно, в естественных киллерах (NK-клетках) и их продуктах не было найдено признаков реактивации ни одного вируса. Полученные результаты свидетельствуют о том, что культивирование человеческих клеток может создать благоприятные условия для реактивации латентных вирусов. Это значит, что, вероятно, экспериментальные и терапевтические клеточные продукты нуждаются в соответствующем скрининге на разных этапах производства и использования, а получающие их пациенты — в мониторинге на вирусные инфекции, заключают авторы работы. Подобные исследования направлены на повышение эффективности и безопасности клеточной терапии, не препятствуют ее развитию. CAR-T-лимфоциты уже помогают лечить и излечивать некоторые онкогематологические заболевания, а в перспективе могут стать действенным методом лечения рака, вирусных инфекций, фиброза и аутоиммунных заболеваний, а также замедления клеточного старения. За заслуги в разработке этой технологии Карл Джун (Carl June) и Мишель Саделен (Michel Sadelain) в 2023 году удостоились премии Breakthrough Prize.