Зачем растениям серотонин и как на них действуют антидепрессанты
Все живые организмы — родственники. Они происходят от общего предка, нуждаются в одном и том же: всем надо дышать, питаться, расти, размножаться, реагировать на внешние воздействия. Свои нужды они удовлетворяют за счёт сходных процессов, в которых нередко принимают участие одни и те же вещества. Растения кажутся очень далекими от животных, и в этом есть доля правды, но что-то животное есть и в них. Так, серотонин, дофамин и некоторые другие вещества, о влиянии которых на психику человека хорошо известно, находят и в растениях. Неужели цветок на вашем подоконнике тоже может грустить и радоваться? И стоит ли тогда подкармливать их, например, антидепрессантами?
Здесь мы будем говорить только про покрытосеменные (цветковые) растения. Они самые заметные и распространённые представители своего царства. К растениям относили (и по старым классификациям продолжают относить) огромное множество организмов, похожих друг на друга не больше, чем на людей. Поэтому обсуждать их все сразу не имеет смысла: получится сборная солянка.
Любой человек часть суток бодрствует, а часть — спит, и попытки пропустить или сократить одну из фаз ведут к проблемам со здоровьем. Процессы в нашем теле неумолимо периодичны, и ежедневным циклом сон-бодрствование руководит большая сеть генов, кодируемых ими белков и веществ других классов, которые образуются при содействии этих белков.
Пожалуй, самое известное соединение-переключатель такого плана — мелатонин, тот самый, который в составе таблеток пьют, чтобы поправить суточные ритмы и, например, быстрее прийти в себя после перелета из одного часового пояса в другой.
У нас мелатонин выделяют шишковидная железа (эпифиз, часть головного мозга) и кишечник, и делают они это в основном в темноте. При высокой концентрации мелатонина проще спать, при низкой — бодрствовать. Помимо этого мелатонин — антиоксидант, и вероятно, что он защищал ДНК клеток от повреждения кислородом и ультрафиолетом еще на заре земной жизни. Его находят не только у животных, но и у одноклеточных организмов, в том числе таких, ДНК которых не окружена дополнительным средством защиты — ядерной оболочкой.
У растений мелатонин тоже нашелся. Из тех, что встречаются в средней полосе России, его много (десятки тысяч нанограмм на грамм сухой массы) в молодых мяте, мелиссе, шалфее и тысячелистнике, а также в сушеных корнях вербены. Кроме того, он часто встречается у видов, характерных для горного альпийского пояса, и у обитателей Средиземноморья. В листьях и стеблях некоторых растений, наоборот, мелатонина очень мало, не больше нанограмма на грамм сухой массы, либо его вообще не получается выявить.
Если бы мелатонин был нужен растениям как переключатель «сна» и «бодрствования», содержание этого вещества в них, вероятно, у разных видов различалось бы не так сильно. Кроме того, он бы вырабатывался периодически: в темное время суток интенсивнее, на свету — в меньших количествах. Но такое ежедневное колебание концентрации обнаружили лишь у горстки видов: мари красной, винограда и эйхорнии.
Скорее всего, основное назначение мелатонина у цветковых растений — защищать организм от неблагоприятных воздействий, в первую очередь от активных форм кислорода, и от ультрафиолета. Это объясняет, почему его много у горных и средиземноморских видов: вспомните, как часто бывают нужны солнцезащитные кремы и очки в горных походах, при катании на сноуборде или горных лыжах, ну или, в конце концов, летом в Италии.
У любимого физиологами растений арабидопсиса (резуховидки) Таля, а также у дурмана и люпина мелатонин активирует работу генов, позволяющих справиться с действием низких температур, а у риса — высоких.
Нашелся и растительный рецептор к мелатонину — CAND2/PMTR1. Этот белок встроен в мембраны клеток, и действие на него мелатонина приводит к тому, что растение закрывает устьица — щели в покровах листьев (а иногда и других надземных частей растения). Поскольку через них из листа может выходить вода, закрытие устьиц помогает максимально ее сохранить.
И хотя «сонным» веществом растений мелатонин, судя по всему, не является, кое-какой покой он им обеспечивает. В семенах он не дает собраться микротрубочкам веретена деления и этим мешает разнести хромосомы по новым ядрам — а следовательно тормозит деление клеток и рост зародыша. Когда содержание мелатонина падает, семя выходит из периода покоя (но в этом замешаны и другие вещества).
Серотонин — известный под именем «гормон радости» — это нейромедиатор, концентрация которого важна для поддержания нормального, не подавленного, эмоционального состояния. Он же — тканевый гормон, запускающий сокращение гладких мышц в различных внутренних органах.
У цветковых растений — а у них нет ни мышц, ни тем более эмоций — серотонин тесно связан с созреванием и старением. Его много (до нескольких десятков микрограммов на грамм сырой массы, без вычета воды) в плодах грецкого ореха, пекана, банана, сливы, вишни и томата, но по мере созревания содержание серотонина в них падает. Высокие его уровни находят также в цитоплазме клеток старых корней и побегов риса и мимозы.
Как и мелатонин, серотонин защищает растительный организм, только немного по-другому. Его концентрация тоже повышается в ответ на стресс, а кроме того, он накапливается в растительных средствах обороны — например, вносит вклад в жгучесть волосков крапивы. Кроме того, серотонина много в листьях риса, заражённых какими-либо патогенами. Там он встраивается в стенки клеток и тем самым укрепляет их.
Роль своеобразного нейромедиатора, вероятно, серотонин играет и у растений. Его вместе с норадреналином — у нас это вещество активирует работу мозга и мышц для реакций борьбы и бегства — в значительных количествах находят в листьях мимозы стыдливой, горошка посевного и альбиции. Эти бобовые могут двигать усиками и складывают листья при касании, изменении освещенности или какой-либо другой стимуляции.
Ну а где серотонин, там и антидепрессанты. Многие из них в организме человека влияют на обратный захват серотонина нервными клетками или его разрушение в этих клетках. При этом не все молекулы «антидепрессивных» действующих веществ разлагаются в организме пациентов: некоторые выходят с мочой в неизменном виде. Из канализации они попадают в водоемы и почву и оттуда добираются до местных растений и животных. Известно, что рыбы и водные моллюски накапливают антидепрессант флуоксетин (а также диклофенак и триклозан — обезболивающее и обычный компонент бытовой химии соответственно).
Растения, как выяснилось на примере плевела и огородной редьки, тоже аккумулируют подобные вещества. Но как флуоксетин действует на зеленые организмы, неизвестно: перемещения серотонина по растению пока не слишком подробно изучены, и есть вероятность, что механизмов обратного захвата молекул этого вещества, аналогичных животным, у растений просто нет. В таком случае антидепрессанты вроде прозака, в котором флуоксетин выступает действующим веществом, вряд ли влияют на перемещения и активность серотонина в растительном организме.
И мелатонин, и серотонин способствуют росту различных органов растений, но делают акцент на разных их частях. Так, визуализация распространения этих веществ, в которой были задействованы квантовые точки, показала: если корень «покормить» мелатонином, это вещество распространится по периферии этого органа и будет управлять его ростом в толщину. А если дать корню серотонин, тот накопится в кончике, за счет которого корень удлиняется. Температурный стресс меняет картину: если корни (опыты проводили на зверобое) нагреть до 37 или охладить до 4 градусов Цельсия, два вещества “перемешиваются”, различия в их распределении теряются.
Кроме серотонина и мелатонина в растениях содержатся и другие близкие по строению молекулы, в том числе дофамин. Его нашли в гигантском кактусе карнегии, где дофамин, видимо, сигнализирует о ранениях: в местах повреждений его концентрация повышается в полтора раза по сравнению с остальными тканями.
Вырабатывается у растений и адреналин (он помогает корням всасывать воду, заставляя содержимое клеток совершать “насосные” движения), и гистамин (он, как и серотонин, содержится в жгучих волосках, а ещё накапливается при засухе).
У людей и ряда других животных гемоглобин — белок-переносчик кислорода, он содержится в красных кровяных тельцах, эритроцитах. Но растениям, у которых каждая зеленая клетка сама делает себе кислород, такой белок вряд ли нужен. Он мог бы пригодиться разве что для корня, к которому обычно не приходит свет (а значит, и фотосинтеза, в ходе которого получается кислород, там не идет), или для внутренностей одревесневших стеблей. Но кислород может перемещаться по жидкостям растительного тела свободно, без связи с белками, и этого обычно хватает для жизнеобеспечения: в конце концов, обмен веществ у растений далеко не такой интенсивный, как у животных.
И тем не менее применение гемоглобину в зеленых организмах нашлось. Оно касается корней — тех из них, что связаны с бактериями-симбионтами, способными переводить азот в удобоваримую для растений форму. Эти организмы — их называют азотфиксаторами — дают растениям соединения азота, которые те могут использовать для построения белков и других органических веществ, а растения, в свою очередь, поставляют азотфиксаторам богатые энергией соединения, которые «собрали» в ходе фотосинтеза.
Особая форма гемоглобина — леггемоглобин, в от английского leguminous hemoglobin, гемоглобин бобовых, — образуется клетками утолщений корней и других частей бобовых растений, где сидят бактерии-азотфиксаторы. Как и обычный гемоглобин, он содержит железо и придает тканям красный цвет.
Захватывая молекулы кислорода, леггемоглобин доставляет их к бактериям и тем самым бесперебойно обеспечивает их газом, нужным для дыхания — и забирает свободный кислород, снижающий эффективность работы нитрогеназы, главного фермента в фиксации азота.
Функционально животный и растительный гемоглобин похожи, а кодирующий эти белки ген был еще у общего предка двух групп организмов. Но они заметно отличаются в плане порядка аминокислот. У растений ген гемоглобина
тотальной перестройке, и последовательность нуклеотидов в нем совпадает с последовательностью животной версии только в 20 процентах случаев. Ко всему прочему, у каждого вида она индивидуальна.
Ростом, содержанием глюкозы в клетках, кровяным давлением, созреванием сперматозоидов и яйцеклеток, чувством сытости и даже привязанностями и оргазмом у нас управляют пептидные гормоны — небольшие белки или их фрагменты. Их выделяют гипоталамус, гипофиз, надпочечники, желудок и кишечник.
Растениям большая часть этих функций недоступна и не нужна. Даже самые ярые сторонники наличия у них разума пока не берутся утверждать, что при опылении цветы пребывают в сладостной неге, да и умереть от апоплексического удара зеленые организмы не могут. Так что пептидные гормоны им нужны немного для других целей — но главное, что эти вещества у растений тоже есть. По составу они не совпадают с нашими. А жаль! Если бы, скажем, обнаружился вид с высоким содержанием инсулина, его можно было бы использовать как источник этого гормона. Но инсулин у растений пока не нашли.
У пасленовых вроде томатов, табака, стручкового перца и картофеля пептидные гормоны системины мобилизуют клетки на защиту от насекомых. Соединение со сложным названием CLAVATA3 содержится в «стволовых клетках» образовательных тканей разных видов и управляют их делением и ростом. А пептид ENOD40 (ранний нодулин) помогает бобовым образовывать клубеньки, в которые заселяются уже знакомые нам бактерии-азотфиксаторы.
Богатый серой белок SCR выделяют клетки редьки, репы и других растений из рода капуста. Их он спасает от самооплодотворения — слияния собственных половых клеток, при котором принципиально новых комбинаций генов у потомства не получается, а энергии и времени на создание половых клеток уходит много — намного проще было бы тогда отрастить какой-нибудь вегетативный орган и размножиться им. Также SCR помогает справляться с грибами-паразитами.
Фитоэстрогены
Среди любителей поддержания красоты и здоровья в любом возрасте уже несколько лет можно говорить о фитоэстрогенах — веществах растительного происхождения, которые по действию на животные клетки отдаленно напоминают женские половые гормоны. На их основе пытаются создавать биодобавки, которые якобы безопаснее, чем наши родные эстрогены, а по эффективности не уступают им. С помощью этих добавок пытаются предотвращать гормонозависимый рак, прыщи, облысение и многое другое. Эти же вещества, содержащиеся в бобовых и хмеле, обвиняют в изменении гормонального фона женщин и мужчин: дескать, азиатки едят много сои и поэтому реже страдают от климакса, зато мужчины, злоупотребляющие хмельными напитками, отращивают грудь и животик и теряют интерес к половой жизни.
Однако фитоэстрогены, во-первых, не работают как гормоны в растениях, во-вторых, не заменяют женские половые гормоны животных, так как их действие на порядки слабее, и организму проще воспользоваться веществами собственного производства.
Нейромедиаторы и гормоны — это, конечно, хорошо, но кроме них существует много других важных соединений — в том числе гибельных для организма. Речь о прионах — инфекционных белках, которые подобно воннегутовскому Льду-9 «навязывают» всем молекулам одного с ними состава патологическую форму, уничтожающую все живое на своем пути. Принимая определенную конформацию, безвредные или полезные для организма белки начинают вызывать повреждения клеток и тканей, и те становятся похожи на губку. Мозги погибших от прионных заболеваний — к примеру, губчатой энцефалопатии — наглядно это демонстрируют.
Прионные болезни невозможно вылечить, а белки, которые их провоцируют, настолько устойчивы, что их с первого раза не берет даже варка. При этом для прионов не существует видовых барьеров, и белки коров или мышей могут навредить человеку, и только собаки по странному стечению эволюционных обстоятельств получили защиту от смертоносного действия прионов. Так что прионы в растениях тоже теоретически опасны.
На практике выяснилось, что травы всасывают корнями прионы из почвы, на которую помочились или опорожнились больные коровы и олени. Из корней эти вещества попадают в остальные части растения — стебли, листья и прочее. Если ими накормить хомячков, они тоже заболеют.
Собственные прионы растения, судя по всему, тоже производят. Растительные кандидаты на звание прионных белков — люминидепенденс, регулирующий интенсивность экспрессии генов в зависимости от сезона (по крайней мере, это показали опыты на дрожжах, а как он действует в самих растениях, еще точно не известно), и один из фрагментов белка ELF3, нужный, чтобы ощущать температуру.
Скорее всего, конкретно эти прионы не способны нанести человеку вред. В конце концов, и нам некоторые «родные» прионы нужны для благих целей, например запоминания информации. У растений, вероятно, прионоподобные соединения тоже могут что-нибудь хранить. Совсем недавно, летом 2020 года, российские ученые обнаружили такие вещества в семенах гороха. Амилоидоподобный белок вицилин, как и все остальные белки, содержит азот, но невероятная устойчивость вицилина делает его особенно удобным хранилищем азота.
Для этого пришлось сломать три ключевых для онкогенеза участка ДНК
Американские исследователи создали модель рака легкого у голого землекопа, известного своим долголетием и устойчивостью к заболеваниям. Чтобы преодолеть его защиту, им пришлось добавить в геном клеток легкого один онкоген и дополнительно сломать два ключевых онкосупрессора. В будущем эта модель может пригодиться для исследования устойчивости голых землекопов к раку. Результаты исследования опубликованы в журнале Cancer Discovery.