Скончался крупнейший российский лингвист Вяч. Вс. Иванов
Седьмого октября в Лос-Анджелесе скончался один из крупнейших российских лингвистов и антропологов Вячеслав Всеволодович Иванов. Сложно перечислить все области и направления, в которых он работал и которыми интересовался, но особенно значителен и известен его вклад в индоевропейское языкознание — дисциплину, которой он занимался на протяжении всей своей долгой научной жизни. Подробнее о достижениях Иванова в этой области для N + 1 рассказал старший научный сотрудник Лаборатории востоковедения и компаративистики РАНХиГС Артем Трофимов.
Объемный двухтомник «Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры» (Тбилиси, 1984), написанная Вячеславом Всеволодовичем Ивановым в соавторстве с Тамазом Валериановичем Гамкрелидзе, может считаться самым крупным достижением ученого и самым крупным достижением советского и российского индоевропейского языкознания, по крайней мере за последние сто лет. Он получил международное признание, был переведен на английский язык известным типологом Дж. Николз и уже более тридцати лет служит настольной книгой для лингвистов, связанных с вопросами лингвистической компаративистики и палеонтологии.
Реконструкция индоевропейского праязыка — самая почтенная лингвистическая дисциплина в современном смысле этого слова, корни которой восходят к началу XIX века. Она позволяет вести речь об облике древних языков, от которых не осталось никаких письменных свидетельств. Сравнение форм родственных языков между собой позволяет прийти к представлению о звучании и словарном составе исчезнувшего праязыка путем использования научных методов. Сопоставление морфем, содержащихся в словах и имеющих тождественное или близкое значение, по определенным правилам, которые называются фонетическими законами, приводит к реконструкции морфем и слов праязыка.
Например, слово *mēn-s «луна; месяц» может быть реконструировано на основании таких слов, как древнеиндийское mā́s- «луна; месяц», греческое mēn «месяц» и латинское mēnsis «месяц» (звездочкой в начале слова в лингвистике обозначаются реконструированные звуки, слова и т.д.).
Рассмотрение реконструированного таким образом лексикона давно исчезнувшего языка позволяет рассуждать о его материальной и духовной культуре и происхождении его носителей. Именно комплексному рассмотрению обозначенных проблем и посвящен труд «Индоевропейский язык и индоевропейцы».
В нашей статье будут рассмотрены три идеи, изложенные в этом двухтомнике и повлиявшие на развитие индоевропейского языкознания. Наиболее известным и признанным научным достижением Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова в области индоевропеистики является формулировка так называемой глоттальной теории. Впервые она была изложена авторами в серии статей 1972-1973 годов, практически одновременно с работавшим независимо от них американским индоевропеистом П. Дж. Хоппером. Авторы предложили новую интерпретацию системы серий праиндоевропейских смычных согласных (смычные согласные образуются путем смычки языка с другими органами речи, например, зубами или нёбом), подготовленную новыми представлениями о системности реконструкции и важности привлечения данных типологии для ее проверки.
На тот момент традиционно восстанавливали следующую систему смычных:
p | t | k̑ | k | k°[h] |
[b] | d | g̑ | g | gw |
bh | dh | g̑h | gh | gwh |
В первом ряду располагаются глухие, во втором — звонкие, в третьем — звонкие придыхательные. Исследователи обратили внимание на тот факт, что такая система несвойственна известным языкам. Практически не реконструировался звонкий *b, звонкие согласные не могли встречаться в одном корне, а у звонких придыхательных в системе не было глухих соответствий. Эти соображения делали реконструированную систему неправдоподобной.
Поэтому исследователи предложили трактовать звонкую серию как серию глоттализованных эйективных (абруптивов); такие звуки характеризуются «резким» произношением из-за участия гортани и встречаются среди прочих языков в арабском и языках Кавказа. В то же время обычные глухие и звонкие придыхательные интерпретировались Гамкрелидзе и Ивановым как глухие и звонкие с необязательным придыханием:
p[h] | t[h] | k̑[h] | k[h] | k°[h] |
|
d’ | g̑’ | g’ | g’° |
bh | dh | g̑h | gh | gwh |
В итоге выяснилось, что реконструкция индоевропейских смычных должна в немалой степени опираться не только на данные таких языков, как древнеиндийский, но и на материал армянского и германских языков, которые ранее считались сильно изменившими свою структуру, а оказались в данном отношении достаточно архаичными.
Правомерность глоттальной теории в том или ином виде признана большинством индоевропеистов. Сегодня ведутся дальнейшие исследования, направленные на ее уточнение и улучшение представлений о реконструированной системе смычных согласных.
В области морфологии и синтаксиса наиболее интересное достижение Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова — определение индоевропейского праязыка как языка активной типологии. Наблюдение над окончаниями реконструированных существительных показало, что в мужском/женском и в среднем роде в системе склонения присутствуют любопытные параллели и пересечения. Так, у некоторых имен мужского/женского рода присутствует окончание *-s, а у некоторых *-os. Например, в слове *t’ent[h]-s «зуб», превратившемся в латинском в dēn-s, засвидетельствовано первое, а в слове ek̑[h]u̯-os «конь», отразившемся в латинском же equus, — второе. При этом окончание винительного падежа этих имен, *-m и *-om соответственно, совпадает с показателем именительного падежа имен среднего рода *-om, что трудно счесть случайностью.
Это наблюдение позволило реконструировать два класса имен: активный с маркерами *-s и *-os и инактивный с окончанием *-om, которое впоследствии было перенесено также на винительный падеж активного класса. Слова активного класса обозначают «одушевленные» сущности и предметы, способные к активной деятельности; напротив, к словам неактивного класса относятся «неодушевленные» существительные. Стоит привести наиболее примечательные примеры данного распределения.
Так, для индоевропейского праязыка реконструируется два названия огня и воды:
Отнесение их к двум вышеописанным типам позволяет объяснить распределение следующим образом: в случае *n̥k’ni- речь идет о «действенном», «одушевленном» огне, именно поэтому в древнеиндийском языке эта основа служит для образования имени бога Агни, а в латыни может значить «молния». Вторая же основа, *p[h]H̥Hur-, имеет инактивное, нейтральное значение. То же справедливо по отношению к двум словам для обозначения воды: первое очень часто обозначает в языках-потомках «реку» или «поток», то есть воду в движении. Активное и неактивное имя могут быть образованы внутри праязыка от одного корня:
*p
et’-s «нога», активный класс (лат. pēs, род. п. ped-is «нога, ступня»), и *p
et’-om «след», инактивный класс (хеттск. pedan «след»).
Описанное наблюдение позволяет глубоко проникнуть в устройство древнего языка и увидеть взаимовлияние между языком и культурой в доисторические времена.
Во втором томе В. В. Ивановым в полной мере реализована концепция «семантического словаря» для праязыка. Его предназначение — восстановить значительный список индоевропейских лексем, организованный по большим семантическим разделам: живые существа разных типов (люди, боги, животные дикие и домашние, растения), окружающая среда, небесные тела, хозяйственная деятельность и материальный быт, социальная организация и система родства, духовные, мифологические и религиозные понятия. В конце словаря предпринимается попытка реконструировать некоторые устойчивые элементы текстов, сложенных на праязыке.
Надо сказать, что на момент составления В. В. Ивановым и Т. В. Гамкрелидзе их версии семантического словаря наиболее актуальным и проработанным изданием подобного рода оставался «Реальный лексикон» Шрадера, опубликованный в 1917–1929 годах. Он отличается от работы В. В. Иванова большей описательностью. В значительной степени к семантическому словарю, составленному авторами в обсуждаемой работе, примыкает книга крупного французского исследователя Эмиля Бенвениста «Словарь индоевропейских социальных терминов», которая посвящена лексико-семантическим разысканиям в области хозяйства, семьи, общества индоевропейцев, а также установлению системы устройства власти, права и религии. При том, что книга Бенвениста характеризуется большой виртуозностью в использовании данных индоевропейских языков, раскрывает содержание многих понятий с новой точки зрения и открывает новые пути в изучении индоевропейского общества в широком смысле, она все еще не достигает такой степени формализованности, позволяющей осознать те базовые принципы, которые лежат в основе организации системы изучаемых терминов. Именно такая реконструкция была предложена В. В. Ивановым во второй части рассматриваемой книги.
В рамках каждого из этих разделов исследователь добивается реконструкции определенного принципа, согласно которому организована индоевропейская лексика. Выясняется, что при наличии достаточного количества материала основные лексико-семантические разделы могут быть формализованы как иерархия бинарных или тернарных признаков, которая в ряде случаев ветвится достаточно глубоко. Продемонстрируем их с содержательной точки зрения на примере проведенной реконструкции мира «живых существ».
В первом случае мы имеем граф со структурой, на вершине которой располагается прилагательное *k’°ī̆-u̯o- «живой», образованное от глагольного корня *k’°ei̯- «жить»; это одно из наиболее устойчивых индоевропейских слов. Данный класс далее подразделяется на дышащих, одушевленных существ и на «растения» (по-видимому, на прауровень корень *b[h]el- лучше перевести как «лист»), обладающие отличительным признаком [-одушевленный].
А далее класс «одушевленных существ» распадается на «диких животных», название которых, *g̑[h]u̯er-, в русском языке отразившееся в слове зверь, может быть противопоставлено состоящей из двух элементов поэтической формуле *u̯ī̆ro-p[h]ek̑[h]u-, буквально переводящейся как «скот и люди». На этом членение получившегося графа еще не заканчивается. Мир «людей и скота» представлен В. В. Ивановым на третьем графе, имеющем более сложную структуру:
Можно видеть, что, по представлению индоевропейцев, есть класс «недиких существ», в который входят, с одной стороны, люди и скот, обозначаемые соответственно праформами *u̯ī̆ro- и *p[h]ek̑[h]u- а с другой — одомашненные животные. Класс «людей», который обладает дифференцирующими признаками [+говорящий] и [+разумный], делится, в свою очередь, на «богов», наделенных атрибутами [небесный] и [бессмертный], и «людей» с атрибутами [земной] и [смертный]. Наконец, «земные люди» могут быть свободными, полноправными членами общины, а могут быть несвободными, то есть «рабами». Реконструкция всех этих понятий основана на надежном индоевропейском материале: праформу *p[h]ek̑[h]u- продолжают древнеиндийское слово paśú, готское faihu «скот»; реконструированная основа *u̯ī̆ro- дала латинское слово vir и литовское výras «мужчина; муж»; *t’i̯eu̯- переходит в хеттское šiu- «имя божества», а вариант *t’ei̯u̯- в латинское deus и ирландское dia «бог». Примеры можно было бы умножить. Наконец, установленная иерархия заканчивается разветвленной структурой названий домашних и диких животных.
Можно видеть, что подразделение домашних животных получается очень подробным, что связано с их важностью для индоевропейского общества; используются многочисленные различительные признаки, отделяющих одни классы от других. Справа оказываются в основном копытные, имевшие особое значение для хозяйства и ритуала.
Напротив, менее значимое для повседневной жизни и ритуальных практик семантический класс «дикие животные» уже не имеет такой подробной и глубоко ветвящейся структуры. Интересно, что представление о трех мирах отражается во многих древних индоевропейских традициях.
Продемонстрированный метод составления семантического словаря для индоевропейского языка и конечные результаты представляют крупное достижение В. В. Иванова. Ему удалось показать, что система наименований живых существ в индоевропейском представляла собой иерархическую классификацию, напоминающую по виду другие лингвистические структуры. Представление лексики того или иного семантического класса в таком виде позволяет вскрыть отношения между элементами системы, которые при подходе от формы к семантике не могут быть вскрыты.
За последующие три десятилетия, прошедшие с выхода книги Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова, их идеи обсуждались многими исследователями и приводили к новым достижениям. Глоттальная теория и производные от нее модели остаются одной из повесток фонетической реконструкции индоевропейского праязыка. Коллектив под руководством Д. Адамса и Дж. Мэллори в 1997 году составил «Энциклопедию индоевропейской культуры», посвященную интегральному описанию индоевропейских исследований в области языка, археологии и культуры. Безусловно, не все идеи авторов выдержали проверку временем, но это лишний раз доказывает смелость их научного поиска.
Артем Трофимов
У обычных людей мозг заметно активируется в ответ на родной язык по сравнению с незнакомыми
Когнитивные нейробиологи из США с помощью фМРТ исследовали, как мозг полиглотов реагирует на записи речи на разных языках. Оказалось, что чем более знакомый язык слышит полиглот, тем сильнее активируется языковая сеть мозга, а. родной язык вызывает менее сильный отклик, сравнимый с откликом на незнакомый, говорится в исследовании, опубликованном на bioRxiv. За обработку речи обычно отвечает левое полушарие мозга, но не целиком — височная и лобная доли его коры формируют так называемую языковую сеть. Эта сеть обычно сильнее откликается на речь на родном языке, чем на неразборчивые звуки или неизвестные языки. Не-языковые задачи не влияют на активность языковой сети. Не так давно был описан случай женщины, живущей без височной доли левого полушария — у нее за обработку языка отвечает правое. Именно потому, что лобная доля левого полушария не может обрабатывать язык без височной, она вовсе не была задействована в обработке речи. Изучать подобные отклонения от нормы полезно, чтобы понять саму норму. Однако люди с повреждениями мозга и нарушениями языковых систем встречаются (и исследуются) чаще, чем те, чьи языковые навыки, наоборот, выше среднего — а их тоже хотелось бы изучить. Хотя ученые активно исследуют особенности обработки языка у билингвов, не так много работ было сосредоточено на полиглотах. Теперь нейробиологи из Массачусетского технологического института под руководством Эвелины Федоренко (Evelina Fedorenko) заглянули в мозг людей, говорящих сразу на нескольких языках, чтобы выяснить, как он воспринимает и обрабатывает язык. С помощью функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ), которая измеряет мозговой кровоток, ученые просканировали мозг 25 полиглотов, 16 из которых были гиперполиглотами (то есть владели минимум пятью языками, включая собственный). Большинство — 19 человек — были носителями английского, другие 6 — французского, голландского, немецкого, китайского и испанского. В среднем участники знали 16,6 языков, а один владел более чем 50 языками. Лежа внутри аппарата фМРТ, полиглоты слушали серию 16-секундных записей на восьми языках. Это были либо фрагменты из Библии, либо из «Приключений Алисы в Стране чудес», которые читали носители этих языков. Среди восьми языков был родной язык участника, три известных ему языка и четыре незнакомых. Два незнакомых языка были родственными известным языкам, а еще два были из других языковых семей. Выяснилось, что в ответ на любой язык у полиглотов активируется языковая сеть мозга — та, что у всех людей отвечает за восприятие родного языка. Но активность в зависимости от языка различалась. Чем лучше участник владел языком, который слышит, тем активнее откликалась языковая сеть. На неизвестный язык, родственным родному языку участника, его мозг реагировал слабее, чем на знакомый язык, но сильнее, чем на чужой язык из не связанной языковой семьи. То есть ученые обнаружили, что уровень активности языковой сети был прямо пропорционален уровню знакомства с языком. Но родной язык стал исключением: на него мозг полиглотов реагировал слабее, чем на другие известные им языки и даже слабее, чем на неизвестный, но родственный родному. Это может означать, что для обработки языков, выученных в раннем детстве, требуется меньшая активность мозга. Ученые полагают, что это можно отнести и к более общему механизму: чем лучше мы в чем-то разбираемся, тем меньше ресурса (когнитивного и нейронного) нам требуется для этого. Также ученые подтвердили выводы предыдущего исследования о том, что мозг полиглотов реагирует на родной язык слабее, чем мозг не-полиглотов. В том же исследование авторы описывают и особенности обработки языка у билингвов — их языковая сеть реагирует на оба известных им языка сильнее, чем языковая сеть монолингвов реагирует на их родной язык. Эвелина Федоренко занимается системами человеческого языка и изучает мозг полиглотов уже много лет. Во время ее исследований она предлагает людям — и монолингвам и полиглотам — разные задачи, чтобы сравнить активность мозга во время них. Одна из таких задач — тест на невербальную память: испытуемый должен запомнить расположение квадратов на сетке, которые вспыхивают и гаснут. В этом испытании задействована нейронная сеть системы исполнительных функций — она не связана с языковой сетью, но поддерживает общий интеллект. Во время прослушивания текста на незнакомом языке эта сеть у обычных людей не активна, а у полиглотов она включается. Ученая предполагает, что так их мозг пытается уловить «лингвистический сигнал». Знание нескольких языков сопровождается и другими особенностями. Мы рассказывали, что билингвы, знающие шведский и испанский, определили временные промежутки в разных контекстах точнее, чем носители лишь одного из языков. Все дело в том, что в этих языках время описывается по-разному: как расстояние или как объем — и билингвам доступны оба концепта, между которыми они легко могут переключаться, как и между языками.