Гульфик: история взлета и падения

Редкий современный любитель живописи не обращал на него внимания. На картинах Пармиджанино или Брейгеля Старшего он принимает настолько экстравагантные формы, что не сразу и осознаешь, — а что, собственно, изображено. Еще сложнее понять исторический контекст, в котором мог появиться такой необычный элемент мужского гардероба. Виктория Миллер из Кембриджского университета решила разобраться с тем, как и откуда гульфик появился, какой след он оставил в литературе и живописи, и почему так быстро исчез под веяниями новых мод. Поскольку диссертация Миллер пока доступна только в виде пересказа ее доклада на сайте университета, мы решили просто его перевести.

***

Хотя гульфик в моде был недолго, он оставил заметный след в изобразительном искусстве, литературе и, совсем недавно, в телемелодраме. Виктория Миллер, аспирант Кембриджского университета, сфокусировалась на этом претензиозном мужском аксессуаре и выработала новые идеи по поводу становления и заката этого символа мужественности.

В пьесе елизаветинской эпохи «Wily Beguiled» (что можно вольно перевести как «Коварный обманут»), персонаж по имени Уилл Крикет хвастается, что женщины находят его привлекательным, потому что у него «приятное лицо, хорошая борода, миловидное тело и пьянящий гульфик». Про гульфик говорилось много интересных вещей, не в последнюю очередь благодаря телепостановке «Wolf Hall» Хилари Мантел. Объясняя преднамеренное уменьшение гульфика Томаса Кромвеля в постановке, актер Марк Райланс сослался на то, что современные аудитории, особенно в Америке, «могут не знать, что это вообще такое там внизу».

Пять веков назад гульфик был обязательной частью мужского платья, которая одновременно прикрывала и привлекала внимание к той части тела, о которой нельзя было упоминать в обществе. В 1580-х Мишель де Монтень писал, что гульфик – «это пустая и бесполезная модель того члена тела, который не имеет даже приличного наименования, но которой, тем не менее, мы бравируем на публике».

На конференции [которая прошла в Кембриджском университете] 30 апреля Виктория Миллер, аспирант на факультете истории, предложила новый взгляд на популярность этого мужского аксессуара, отдельно исследовав его упоминания в европейской литературе и появление на исторических портретах и гравюрах.

Диссертация Миллер изучает милитаристкое влияние на гражданское мужское платье в Италии и Германии XVI века, и гульфик – главный компонент ее исследования. На конференции по истории и полу она предложила новое объяснение его удивительно быстрому закату в последней четверти века, когда он превратился в жалкое подобие своей прежней формы и к 1600 году не исчез вовсе.

Мода может быть описана в терминах подъема и спада, а также смещения фокуса с одной части тела на другую. Исторический консенсус во взгляде на происхождение гульфика состоит в том, что он был призван заполнить нишу и, по крайней мере сначала, оберегать мужскую скромность. С этого и началась история гульфика как отдельного модного аксессуара (в английском — codpiese; «cod» — одновременно треска, стручок и сленговое обозначение мошонки).

В XV веке одежда мужчин состояла из двубортного дублета или туники (надеваемой на верхнюю часть тела), брюк, мантии или плаща. Брюки (плундры) состояли из двух раздельных шерстяных или льняных штанин, каждая из которых прикреплялась к двубортному дублету. По мере того, как дублет становился короче, длина мантии также сокращалась, постепенно выступающие части тела джентльмена становились видны под его одеждами.

«Неудивительно, что такая откровенность была не всем по вкусу. Моралисты очень быстро начали осуждать ее» — говорит Миллер. В своей проповеди 1429 года Бернард Сиенский осуждал родителей, которые одевали своих сыновей в «дублет, который доходит лишь до пупа [и] чулки с небольшим куском впереди и одним позади, так что они показывают много плоти содомитам». В 1463 году в Англии, парламент Эдварда IV сделал обязал мужчин прикрывать «свои сокровенные члены и зады».

Изобразительные и литературные свидетельства показывают, что первые гульфики были сделаны из треугольного куска ткани, именовавшегося «braye». Нижний угол треугольника присоединялся к штанам, а остальные углы – к дублету. Этот треугольный платок был заменен дизайном с вкладышами, чтобы держать то, что Монтень называл «наши секретные части».

Маскулинность была очень сильна в Европе XVI века – наряду с концепциями рыцарства, чести и «романтизма». Гульфики очень быстро и самым вульгарным образом были приспособлены для демонстрации маскулинности. Наиболее усложненные версии их дизайна были в этом смысле самыми наглядными — портреты показывают, как гульфик в середине XVI века достиг эпических (почти приапических) размеров. На украшение гульфиков денег не жалели: их изготавливали из дорогих шелковых тканей, украшали драгоценностями или вышивкой. Даже мальчикам предписывалось носить их.

Миллер пишет: «Идеи маскулинности были глубоко взаимосвязаны с представлениями о военной силе. Защитный гульфик был частью костюма немецких и швейцарских наемников. На поле боя бронированный гульфик был как защитным, так и придающим уверенности аксессуаром». В сатирическом тексте Франсуа Рабле один из персонажей говорит, что мужские гениталии нуждаются в защите такой же надежной («belles et fortes braguettes naturelles»), какой природа снабдила семена и орехи.

До нас дошло не много гульфиков. Редкие «выжившие» включают металлические версии, предназначенные для ношения с доспехами (гульфик Генриха VIII можно увидеть в Лондонском Тауэере) и нарядные шерстяные и бархатные гульфики Сванте Стенссона Стуре (был губернатором Эстонии во время Ливонской войны) и его двух сыновей в соборе города Уппсала.

Историки костюмов долгой время полагали, что гульфик вышел из употребления в связи с модой на женственность, которая стала распространяться при Французском и Английском дворе. Открытые круглые плиссированные воротники и галифе сместили фокус внимания на лицо и бедра. «По портретам Николаса Хилларда и других художников становится понятно, что в конце XVI века – начале XVII мода взяла другое направление», — говорит Миллер.

Но мода сложнее и тоньше, чем мы думаем. Проведя тщательное исследование исторических источников, Миллер обнаружила третью, прежде никем не замеченную стадию эволюции гульфика. Во время последней четверти XVI века гульфик сместился ниже, уменьшился в размерах и был затем окончательно вытеснен возникновением нового тренда, известного как «стручковый живот».

«Это был особый дублет, в котором тщательная набивка позволяла достичь округлого, сужающегося книзу силуэта, напоминающего переспевший стручок гороха, готовый лопнуть в любую минуту», — говорит она.

«Обе детали костюма конкурировали за одну и ту же анатомическую «недвижимость» —гульфику пришлось потесниться, чтобы разместить стручковый дублет. Новые, гораздо более скромные версии гульфиков часто были скрыты под волнами штанов с каждой из сторон. Даже в северных странах, где гульфики украшались сильнее всего, эта поздняя версия была относительно скрытой».

Исследование Миллер позволяет предположить, что «стручок» был не менее маскулинным символом, чем гульфик. Они часто встречаются вместе и сравниваются в предыдущих современных текстах. «Стручок был мощным сексуальным символом, связанным с мужскими генаталиями. Более того, гороховое поле было удобным местом для сексуальных утех, а фраза «чистить горох» употреблялась в качестве эвфемизма для полового акта. В пьесе «Непослушный ребенок», написанной Томасом Инделендом в 1570 году, герой, не расслышав собеседника, возмущенно восклицает «…with my madame laye in the peeas?», то есть «… с моей дамой возлежал в горохе?» (что фонетически близко к «laye in peace» — «покойся с миром»).

«Исследование дизайна платков в «The Fayre Mayde of the Exchange» (1607) Томаса Хейвуда историком Джуаной Грин показывает, что мотив стручка был не просто символом мужской силы, но также мог представлять символ помолвки, брака и плодовитости. Интересно, что оба стиля несут в себе сильную сексуальную коннотацию. Но не менее интересно изучить их отличия друг от друга — и как по-разному они «прочитывались» современниками».

Экстравагантные стручковые дублеты стали, как и гульфики, объектом насмешек. В стихотворении 1580 года кембриджский ученый Гебрией Харви с пренебрежением высказывается о «толстопузых стручковых дублетах». В те же годы моралист Джордж Стаббс писал: «какая может быть привлекательность в этих дублетах, которые выпячиваясь выступают за живот не менее, а возможно и более, чем мужские гульфики».

Около 30 лет спустя Роберт Хеймен писал в своем поэтическом произведении «Две грязных моды»:

В исторической литературе есть множество примеров того, как трепетно мужчины защищают свою маскулинность — особенно, когда речь заходит о размере. В манускрипте XV века «Detti Piacevoli», например, присутствует следующая шутка: «Даму спросили, какого размера пенисы предпочитают женщины — маленькие, средние или большие. Она ответила, что средние — самые лучшие. Когда же у нее уточнили причину, ответом было «Потому что больших не бывает».

Мода — это всегда способ коммуникации. «Мы используем одежду для создания внешнего образа образа того, как мы видим себя сами. Вещи, которые мы на себя надеваем, наполнены сложными культурными посланиями», — говорит Миллер. «Для меня самым интересным в мужской моде XVI века стало то, как в ней отразилось всё, что казалось важным мужчинам в то время — их озабоченность собственность маскулинностью, военной и половой силой».

Перевод — Андрей Рассанов