Как телеигра «Артлото» маскировала свой статус лотереи и демонстрировала прозрачность
Мнение редакции может не совпадать с мнением автора
Советская массовая культура периода застоя, которую часто противопоставляют неофициальной культурной жизни, вовсе не была скучной и шаблонной. Историк Крис Эванс на примере популярных телепередач того времени показывает, что она могла быть экспериментальной и творческой. В книге «Между „Правдой“ и „Временем“: история советского Центрального телевидения» (издательство «НЛО»), переведенной на русский язык Владиславом Третьяковым, она анализирует новостные программы, многосерийные фильмы и игровые шоу брежневской эпохи, которые, по ее мнению, заложили основу для постсоветской системы СМИ и реформ Михаила Горбачева. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом, посвященным передаче «Атлото», которая совмещала в себе музыкальный концерт и лотерею.
Учитывая символические связи между телеиграми и советской системой, создание в 1971 году телеигры, основанной на лотерее, было чем-то действительно странным. В конце концов, азартные игры были идеологически противоположны социалистической экономике, планировавшей производство и отвергавшей финансовые рынки. И в самом деле, азартные игры занимали видное место в негативном изображении капиталистического Запада. В 1974 году советское Центральное телевидение выпустило короткометражный Фильм доступен на сайте: http://cccp.tv/video/Imperija_azarta.
В действительности же после революции 1917 года советские люди не переставали играть в азартные игры; более того, советское государство разрешало и поощряло азартную игру — в определенное время и в определенных Московский ипподром, одно из мест, где азартная игра была публичной и легальной, оставался открытым на протяжении большей части советского периода, а карточные игры и бильярд были важными увлечениями советской политической и культурной элиты, что нашло отражение как в советской литературе, так и в постсоветских мемуарах. См., например, «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова и «Вор» Леонида Леонова; см. также: Аросева О. Без грима на бис. М.: АСТ; Зебра Е, 2007.
Как и другие азартные игры, «Артлото» предлагало своим зрителям и игрокам отделенное от повседневной жизни пространство, где действовали другие правила и где человеческая деятельность управлялась (или, по крайней мере, должна была управляться) не идеологией, политической властью или исторической необходимостью, а Здесь я опираюсь на ту традицию в истории и философии игры и азартных игр, которая направлена на понимание культурных функций игры и ее привлекательности для игроков. Лучший обзор этой традиции применительно к азартным играм и вообще играм, основанным на принципе случайности, см. в: Reith G. The Age of Chance: Gambling in Western Culture. L.: Routledge, 1999. P. 1–13, 127–173.
Как и в «Спортлото», в «Артлото» зрителям демонстрировалась сетка формата семь на семь, в которой каждый квадрат имел свой номер — от 1 до 49. Каждое число соответствовало имени певца или названию вокально-инструментального ансамбля. Вместо того чтобы покупать билеты для участия в телевизионной лотерее, зрители должны были до пятнадцатого числа месяца прислать в отдел музыкальных программ Центрального телевидения почтовую открытку с выбранными ими шестью номерами. Программа выходила в эфир двадцатого числа; сначала проводился (в прямом эфире) розыгрыш, а за ним следовали (записанные заранее) выступления исполнителей, чьи номера были угаданы. Зрители, угадавшие от трех до шести номеров, получали призы, среди которых были проигрыватели, пластинки, выпущенные советской государственной студией «Мелодия», фотографии звезд с автографами, а позднее и возможность присутствовать на съемках будущей передачи. Благодаря этим редким призам «Артлото» получило Первый розыгрыш получил 900 000 открыток, несмотря на то что первый выпуск транслировался в неудачное время и без какой-либо рекламы, не считая упоминания в печатной телепрограмме об «эстрадном концерте» (Обзоры писем телезрителей за 1971 год // ГАРФ. Ф. 6903. Оп. 36. Д. 1. Л. 462a).
В первых выпусках программы много времени уделялось обоснованию того, что звучавшие в ней песни были выбраны в результате лотерейного розыгрыша, а не цензорами или другими закулисными инстанциями. Сценарии часто включали в себя шутки, подчеркивающие, что выбор был и впрямь случайным. Во втором выпуске телеигры появилась Ольга Аросева, знаменитая комедийная актриса, в образе «пани Моники» — ее героини из популярной музыкально-юмористической программы «13 стульев». Персонажи «13 стульев» были известны склонностью к мелкой коррупции, и на протяжении всего выпуска «пани Моника»/Аросева пыталась разыскать человека по имени Жребий, настолько, как она слышала, влиятельного, что он мог обеспечить выбор исполнителя, которого она желала услышать. В последующих выпусках ведущие программы укоряли телезрителей, жаловавшихся в письмах на то, что одни исполнители вообще не разыгрывались в лотерее, а другие появлялись по нескольку раз. Игроки в лотерею часто наблюдают эти странные закономерности, и азартным игрокам всегда трудно принять их бессмысленность в рамках законов вероятности, но особенно актуально это было в условиях, когда справедливость игры была под большим вопросом. «Таких писем много», — заметил ведущий. Причина, по его словам, состояла в следующем: «Не все наши зрители поняли, что „Артлото“ — это не концерт по заявкам, а игра. Программу никто не составляет. Программа составляется в результате розыгрыша. Одним исполнителям везет, другим нет».
В то же время сценаристы и редакторы «Артлото» настаивали: это не просто лотерея, а скорее концерт, содержание которого, определяемое действительно справедливым способом, должно прийтись по вкусу всем. Несмотря на постоянное присутствие в эфире лотерейных розыгрышей и объявления победителей, остроумные репризы ведущих часто включали в себя обсуждение того, как можно «выиграть» в «Артлото» и возможно ли «проиграть», учитывая, что результат каждой такой игры — доставляющий удовольствие концерт. Действительно, характер участия зрителей был совершенно неясен: участвовали ли они в лотерее, используя систему угадывания номеров, основанную на вероятностном расчете или какой-то иной стратегии, или же стараясь предсказать исполнителей, которые, скорее всего, будут представлены, поскольку повсеместно присутствовали в музыкальных программах Центрального телевидения? Или они всего лишь просили показать любимых исполнителей и позволяли случаю определить, чьи любимцы будут отобраны? В письмах телезрителей, зачитывавшихся в эфире и собранных в ходе внутреннего анализа писем Центрального телевидения, встречались заявления, что тот или иной зритель придумал систему угадывания номеров. Однако еще до первого розыгрыша «Артлото», в 1971 году, было зачитано письмо другого зрителя в качестве правильного истолкования того, как работает телеигра: «По существу, — писал он, — ваша игра — это концерт по заявкам. Ведь каждый из нас пишет вам фамилии своих любимых исполнителей, которых он хочет увидеть в передаче. Но это очень справедливая форма, так как заявки отбираете не вы сами, а жребий. Никому из нас не обидно».
Чтобы подкрепить это утверждение, в «Артлото» вместо жюри была создана «Вся авторитетная комиссия», в которую вошли ведущая Центрального телевидения Анна Шилова, представитель отдела пропаганды «Спортлото» (программа была не только лотереей и концертом, но еще и рекламой), а также писатель и сатирик Аркадий Арканов. Будучи своеобразным праздничным политбюро, комиссия «Артлото», казалось, была создана для демонстрации собственной ненужности. В юмористическом номере, показанном в первом выпуске, члены комиссии поклялись выполнять свои обязанности — следить за соблюдением правил и улаживать любые конфликты со зрителями. В то же время они выразили надежду, что механизм будет работать без их участия и что эти обязанности «отпадут сами собой», как само государство с приходом коммунизма.
В первые годы выхода «Артлото» в эфир эта комиссия выполняла формальную и бесполезную работу мелкой и слегка коррумпированной партийной организации. Ее члены называли друг друга шуточными бюрократическими титулами вроде «первый заместитель по хорошему настроению». Проводили шуточные партийные собрания за «отчетный период» предыдущего года. Иногда принимали новых членов на шуточных церемониях посвящения. В одном случае в качестве таких новичков выступили юмористы Борис Владимиров и Вадим Танков, которые торжественно принесли присягу на верность, поклявшись не «работать так, что от моей работы „Артлото“ будет только в выигрыше» (как попросила их Шилова), а «работать так, чтобы остаться в выигрыше». В одной сценке члены комиссии предстали в клубах табачного дыма (клише закулисной политики); они обсуждали, как ответить на анонимку с обвинениями в том, что «Артлото» не является «честной лотереей», поскольку включает в себя заранее записанные выступления, а не собирает всех звезд на сцене для ежемесячного концерта. В ответ на это возражение (точнее, в порядке уклонения от него) комиссия отправилась в полуторачасовое телевизионное путешествие по СССР, чтобы «найти» нескольких исполнителей и «привезти» их в Москву для участия в передаче.
Как и в случае с праздничным музыкальным конкурсом Центрального телевидения «Песня года», главная зрительская претензия к «Артлото» касалась выбора артистов-участников, а точнее — состава таблицы с сорока девятью исполнителями: в выборе из этих сорока девяти вариантов могла царить чистая случайность, но чьи имена попадали в таблицу, очевидно, решала другая инстанция. Жалобы на состав таблицы зачитывались в эфире начиная уже с первых выпусков, и со временем формат телеигры стал меняться. Первым ответом на эти жалобы были концерты-в-концерте, в которых участвовали исполнители, в том числе зарубежные, не попавшие в таблицу. В 1974 году таблица была пересмотрена — она стала включать в себя не имена отдельных исполнителей, а жанры и другие специальные категории (например, «Гость Москвы»); затем телеигра начала экспериментировать с дополнительными конкурсами для телезрителей и зрителей в студии по угадыванию исполнителей, которые будут появляться каждый месяц.
Еще одним способом ответить на претензии зрителей к составу исполнителей в «Артлото» было (опять-таки) ограниченное зрительское голосование. Как и в других программах — музыкальных конкурсах начала 1970-х годов, в «Артлото» стали проводить зрительское голосование в студии; сперва это были студенты МГУ, выдвигавшие новых исполнителей, достойных, по их мнению, включения в таблицу. Во втором сезоне продюсеры принялись экспериментировать со зрительским голосованием как способом обновления таблицы. В сезоне 1973 года был проведен еще один конкурс по ее обновлению, на этот раз в два этапа: публика в студии выбирала трех финалистов из семи конкурсантов, а затем телезрители писали письма, чтобы из числа этих финалистов выбрать победителя.
Введение этих разных альтернативных форм власти (слепого случая, голосования зрителей) сопровождалось соответствующим акцентом на прозрачности и подтверждении подлинности результатов. В передаче, вышедшей в эфир в июле 1973 года, голосование зрителей в студии проводилось с помощью восьми ассистенток, каждая из которых держала в руках номер, соответствующий одному из восьми участников, и которые ходили по аудитории, собирая голоса за «своего» участника. Эти голоса были представлены не как голоса, а как «билеты» на финал, но в режиссерских указаниях подчеркивалась необходимость прозрачности сбора этих билетов и передачи их комиссии. «Девушки с собранными билетами собираются вокруг комиссии „Артлото“, — гласил сценарий. — Это необходимо показать крупно и подробно, чтобы не вызвать сомнений у телезрителей». Эта же забота о подлинности распространялась и на розыгрыш лотереи, который в том же, 1973-м, году стал проводиться вызванным на сцену зрителем, и на сортировку лотерейных заявок для определения счастливых победителей, которая в 1974 году проводилась прямо на сцене командой почтовых работников. Разумеется, как и в «А ну-ка, девушки!», ни одно из этих явных усилий по обеспечению прозрачности и легитимации процедур определения победителей и проигравших не делало телеигру действительно прозрачной или полностью подчиненной нейтральной власти случая. Независимо от того, насколько четко были показаны на камеру лотерейные розыгрыши или процедуры голосования в студии, они легко могли быть (и, как правило, были) сфальсифицированы или иным образом заранее определены продюсерами и цензорами программы.
«Артлото» и сам формат лотереи указывают на специфические значения, которые могли приобретать в советском контексте азартные игры. Исследователь телевидения Джон Фиск утверждает, что в «конкурентных и демократических» обществах телеигры, основанные на удаче, выполняют гегемонистскую функцию, помогая смягчить суровость идеологии, обвиняющей неэлиту в неспособности пробиться наверх своими силами. Лотереи демонстрируют, что «вознаграждение в этой системе, по сути, доступно всем, независимо от таланта, класса, пола, расы и т. д.». «Артлото» и другие советские телеигры с их обещанием дефицитных и желанных призов, доступных теперь советским гражданам в отдаленных и сельских районах, вероятно, тоже выполняли эту функцию; впрочем, многие зрители жаловались, что призы на самом деле были для них недоступны по причинам, никак не связанным с невезением.
Между тем «Артлото», как и другие советские лотереи, создавало ряд проблем для советской идеологии, которая вроде бы выступала против непроизводительной экономической деятельности, а также результатов, определяемых силами, отличными от человеческих действий или исторических законов. Как и «Спортлото», «Артлото» часто пыталось замаскировать свой статус лотереи, предполагая, что игроки всего лишь выражают свои культурные вкусы в отношении различных видов спорта или конкретного певца. В одном из эфиров 1974 года ведущий «Артлото» Федор Чеханков поздравил победителей лотереи, сказав: «Знаю, как вам было трудно, но вы проявили недюжинную волю к победе над лототроном, и вы победили», — как будто лотереи, подобно истории, зависят от человеческой воли.
Подробнее читайте:
Эванс, К. Между «Правдой» и «Временем»: история советского Центрального телевидения / Кристин Эванс; пер. с англ. Владислава Третьякова. — М.: Новое литературное обозрение, 2024. — 432 с.: ил. (Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»).