Черный ворон не пролетал?

Когда праздничное застолье подходит к концу, гости и хозяева начинают вспоминать народные песни — песни, хотя бы пару куплетов из которых помнит любой говорящий по-русски. Многие из них, хотя и живут сегодня как вполне фольклорные тексты, имеют авторов. Литературоведы называют их «песнями литературного происхождения». Входит в них и общеизвестная «казачья» песня о черном вороне. Имя ее автора уверенно называли составители сборников «литературных народных песен» с середины XX века, приводя заодно и ее полный текст. Фольклорист Михаил Лурье из Европейского университета в Санкт-Петербурге изучил историю песни и обнаружил, что автор «Черного ворона» на самом деле не имел к ней никакого отношения. Рассказываем, как песня сначала нашла автора, как потом его потеряла, и почему правильный ответ на вопрос о ней в нашем тесте на самом деле неверен.

Баллада «Черный ворон», в которой умирающий на поле боя воин в последние минуты жизни просит зловещую птицу слетать на родину и известить родных о его гибели — возможно, самая известная фольклорная песня, представляющая национальную песенную традицию.

Популярность этой песни и ее завидную сохранность в культурной памяти можно объяснить, вероятно, тем, что первый куплет из нее прозвучал в культовом фильме братьев Васильевых «Чапаев», вышедшем на экраны в 1934 году.

Сегодня варианты «Ворона» записывают в экспедициях и публикуют в сборниках фольклористы, ее поют на домашних праздничных застольях, ее исполняют звезды эстрады и народные хоры (более 60 записей различных исполнений песни можно посмотреть здесь), ее истории, интерпретациям и исполнениям посвящено несколько обширных журналистских и блогерских публикаций в сети и статья в русской Википедии.

И в любительских публикациях, и в наиболее вероятном их источнике — авторитетном, близком к академическому формату, фольклористическом сайте о песнях a-pesni.org — о «Черном вороне» пишут, что баллада представляет собой «укороченный вариант песни, восходящей к стихотворению Николая Веревкина „Под зеленою ракитой“ (1831)».

Соответственно, песня «Под ракитою зеленой» на том же сайте подписана так: «Солдатская и казачья песня, сочинена Николаем Веревкиным 14 мая 1831 года после битвы под Остроленкой в ходе подавления польского восстания 1830–31 годов. Строфы, представляющие собой обращение солдата к ворону, бытуют также как самостоятельная песня — „Черный ворон“».

Кто такой Николай Веревкин

О жизни и творчестве унтер-офицера Николая Веревкина публикаций в сети довольно много. Интерес к нему проявляют как любители русской литературы и фольклора, так и ревнители истории и памяти Невского пехотного полка, где он служил.

Например, автор сайта «Первый полк русской армии» Игорь Иванов в конце раздела, посвященного Веревкину, не без гордости пишет о песнях его авторства, получивших общенародную известность (точнее, пишет о них как об одной песне, известной под двумя названиями):

Основным источником сведений о Веревкине была и остается публикация шести его «солдатских песен», вышедшая в 1837 году в журнале «Библиотека для чтения». Она включает, во-первых, три песни о военных походах: «Песня о Персидской кампании», «Песня о кампании в Азиятской Турции» и «Песня о Польской кампании», — проходивших одна за другой с 1826 по 1831 год под командованием генерал-фельдмаршала Паскевича, которому автор воздает должное славословие в каждой из этих трех песен. Во-вторых — три песни, воспевающие отвагу русских солдат, их преданность Государю, а также веселую солдатскую жизнь и добрых, справедливых командиров: «Песня на сбор войск», «Песня после учения» и «Песня боевая».

Здесь же, в примечании, указаны имя автора, подразделение, в котором он нес службу, и его воинский чин на тот момент: «Эти песни поются солдатами всего корпуса, и сочинены корпусным поэтом, унтер-офицером Невского пехотного полка Николаем Веревкиным. Они были литографированы в Вильне по приказанию корпусного командира барона Гейсмара».

Спустя 75 лет эту журнальную публикацию заметил филолог Николай Трубицын. Он первым упомянул о Веревкине как о самодеятельном сочинителе «из народа» в монографии, вышедшей в 1912 году. По-видимому, из упоминания в книге Трубицина узнал о существовании поэта-любителя Веревкина и советский литературовед Александр Ревякин, автор очерка о крестьянской литературе, вышедшего в 1931 году:

Более благосклонна к Веревкину небольшая энциклопедическая статья о нем, появившаяся несколькими десятилетиями позже, на излете советской эпохи:

Эта статья и более информативна. С опорой на архивные документы в ней сообщается, что Веревкин, причисленный Ревякиным к «выходцам из крестьянства», — сын подпоручика.

Вот, собственно, и все, что мы знаем о Николае Веревкине и его творчестве. Точнее, почти все: ни в одной из этих публикаций нет ни слова о «полной версии» «Черного ворона» — песне «Под ракитою зеленой», авторство которой и делает Веревкина фигурой, интересной широкой российской публике.

Народная песня «Под ракитою зеленой»

На протяжении ХХ века эта песня не раз фиксировалась фольклористами и попала в ряд научных изданий. В упомянутых выше и других сетевых публикациях приводится и приписывается Веревкину текст, через несколько звеньев заимствований восходящий к сборнику «Городские песни, баллады, романсы», изданному московскими фольклористами.

Известны записи вариантов «Под ракитою зеленой», бытовавших на Первой мировой, гражданской и Великой Отечественной войнах.

Впервые указание на литературный источник этой песни появляется в в 1965 году в сборнике «Песни и романсы русских поэтов». Составитель книги, известный фольклорист Виктор Гусев, в комментарии к песне пишет:

Благодаря этому небольшому фольклористическому открытию Гусева, наличие у народной песни литературного источника авторства Веревкина становится доступной информацией, которую воспроизводят большинство исследователей, позднее публиковавших записи песни «Под ракитою зеленой».

При этом из комментариев следует, что фольклористы, включая Гусева, считали «Под ракитою зеленой» и «Черного ворона» версиями одной песни, восходящей к веревкинскому поэтическому опусу.

Странные куплеты

При всех расхождениях в количестве куплетов, в отдельных строках и словах, все варианты этой песни, записанные в разное время в разных местах, обнаруживают единую структуру текста. Первая часть — экспозиция, рисующая смертельно раненного на поле битвы солдата и кружащего над ним ворона, вторая — обращение умирающего воина к ворону. В большинстве случаев экспозиционная часть ограничивается двумя куплетами, и диалог начинается сразу после упоминания ворона.

Однако в одной из фольклорных записей, сделанной в конце 1940-х годов, текст немного отличается. Первая часть песни здесь состоит не из двух, а из четырех строф и включает дополнительный эпизод — воин пытается подняться и вновь вступить в бой.

Составительница сборника, где опубликована эта запись, фольклорист-музыковед Клавдия Свитова увидела в нем редкую вариацию «Черного ворона». Публикуя обе песни одну за другой, в примечаниях она определяет «Черного ворона» как «известную старинную песню, возрожденную в годы Великой Отечественной войны», а «Под ракитою зеленой» характеризует как «вариант песни „Черный ворон“, по сюжету редко встречающийся образец».

Такое приращение текста и действия, избыточное для композиции песни, равно как и неочевидные для песенного фольклора обороты «клич военный» и «как мертвец среди могил», а также произносительный вариант зарифмованного к «военный» причастия «прислоненный» (а не прислонённый), что намекает на поэтическую практику XVIII — первой половины XIX века, — выглядят подозрительным и заставляют фольклориста обратиться к первоисточнику фольклорного текста.

Авторское стихотворение «Под зеленою ракитой»

Как же выглядел этот первоисточник — текст, опубликованный в «Русском инвалиде» и вдохновивший художника (или издателя) лубочных картин?

Очевидно, что Виктор Гусев обнаружил его не среди тысяч номеров военной газеты «Русский инвалид», а именно на лубочной картинке, упомянутой в описании «песенных» лубков, выполненном Сократом Клепиковым. Государственный литературный музей, в коллекции которого хранится лубок со стихотворением Веревкина, любезно согласился предоставить N + 1 его электронную копию.

«Стихотворение поэта первой половины XIX века Николая Веревкина» (произведение, которое, вероятно, никто, кроме Виктора Гусева, не видел, но все упоминали) из фантомного текста превратилось таким образом в реальный. Теперь становится понятно, откуда в народной песне записи середины XX века взялись «клич военный» и «к раките прислоненный» воин, встающий как «как мертвец среди могил»: это не «новации» фольклорного текста, а, наоборот, сохранившиеся «пережитки» его литературного источника.

Становится ясно, и какие строки этого текста имел в виду Гусев, когда писал об «официально-патриотическом содержании оригинала».

Как ворон оказался над ракитой

Однако очевидно теперь и другое: в этом литературном источнике нет ни малейшего намека на разговор воина с вороном — то есть на главную часть песни, ее сюжетное и лирическое ядро.

А ведь именно эта часть, как принято считать, оказалось настолько самодостаточной, что смогла «отпочковаться» в качестве самостоятельной песни, которая в результате получила значительно бóльшую популярность. Куда же она делась в исходном тексте? Точнее, откуда взялась в более поздних версиях, если в оригинале ее не было?

Ответ на этот вопрос может дать только обращение к более ранним источникам. В период Первой мировой войны песня «Под ракитою зеленой» не только бытовала в армии, но и публиковалась в песенниках — по меньшей мере, в одном песеннике 1916 года, составленном Василием Симаковым, известным собирателем-любителем и публикатором песен и частушек.

Как нетрудно заметить, соотношение и расположение частей здесь иное, чем в фольклорных вариантах середины—конца ХХ века: строф, восходящих непосредственно к стихотворению Веревкина, здесь пять (включая и «официально-патриотическую»), а обращение солдата к ворону представлено лишь одним куплетом.

В сборник Симакова этот вариант, по-видимому, попал из другого песенника, озаглавленного по названию одной из песен «Проститутка» и вышедшего десятью годами раньше. Песня об умирающем, но не побежденном русском воине напечатана там практически в идентичном виде.

Наконец, картина становится более ясной, когда мы находим интересующие нас тексты в более ранних публикациях — сборниках 1880-х годов, где они представлены, по уверению составителей, в том виде, в котором были записаны ими от «народных» исполнителей, в частности — солдатских запевал. Представим их для наглядности в виде таблицы.

И опубликованные в этих изданиях тексты, и приведенные в двух из них (сборниках солдатских песен) нотировки напевов не оставляют сомнения, что до определенного момента песня о геройской смерти русского воина и песня о разговоре умирающего воина с вороном бытовали в качестве совершенно самостоятельных песен.

Выводы следствия

Подведем итоги и попробуем рассказать историю «Черного ворона» заново с самого начала.

• 14 мая 1831 года после боя под Остроленкой, унтер-офицер Невского пехотного полка Николай Федорович Веревкин написал стихотворение «Раненный русский воин», которое в том же году было опубликовано в «Русском инвалиде», а оттуда быстро попало на лубочную гравюру. В этом стихотворении ворон упоминается единожды и во множественном числе («враны»), герой ни в какие разговоры с ними не вступает. Через практику солдатского коллективного пения в том воинском подразделении, где на тот момент служил сочинитель, и/или через посредство «народной картинки» текст стихотворения стал самостоятельной песней, в основном бытовавшей в солдатской и, позже, в казачьей среде.

• Не позднее второй половины XIX века в фольклорном обращении, в частности, в армии, распространилась другая песня, текст которой представляет собой диалог умирающего воина с вороном. В тексте этой песни использованы хорошо известные фольклорной традиции метафора смерти как свадьбы и мотив просьбы героя, умирающего вдали от родного дома, передать семье весть о его гибели. К этой песне творчество Веревкина не имеет никакого отношения.

• В определенный момент (не позднее начала ХХ века) произошла контаминация текстов этих двух песен. Она стала возможной благодаря, во-первых, комплементарности сюжетных ситуаций (и там и там речь идет об умирающем на поле боя воине), во-вторых — единству стихотворного размера (четырехстопный хорей), в-третьих — общей среде бытования (армия, казачество). Возникшая в результате этой контаминации «комбинированная» версия оказалась устойчивой, получила большое распространение, и вытеснила из фольклорного обращения исходную версию песни на слова Веревкина (без диалога с вороном). В то же время песня о черном вороне в своей изначальной версии (без экспозиции) продолжала бытовать и не только не утратила популярности, но и умножила ее благодаря использованию в фильме «Чапаев».

• До тех пор, пока исследователи не знали о существовании литературного источника песни «Под ракитою зеленой», они могли видеть в ней расширенный вариант «Черного ворона». После того, как Виктор Гусев в комментарии упомянул о стихотворении Веревкина, но текст его продолжал оставаться вне поля зрения, общим местом стало, наоборот, считать «Черного ворона» сокращенной версией «веревкинской» песни «Под ракитою зеленой».

Теперь, когда мы увидели исходный текст стихотворения Веревкина, становится ясно, что его текст в какой-то момент «присоединился» к «Черному ворону», но не удержался. Сегодня в большинстве случаев эта песня поется без «веревкинских» фрагментов, а мы должны исключить «Ворона» из числа «песен литературного происхождения».

Редакция выражает благодарность Государственному музею российской литературы имени В. И. Даля за предоставленную копию лубка со стихотворением Николая Веревкина.