«Иконографический беспредел. Необычное в православной иконе»

На некоторых православных иконах встречаются удивительные образы: святой Христофор с головой пса, Богородица с тремя руками и рыбьим хвостом, рогатый пророк Моисей и многое другое. Это значимая часть русской иконописной культуры Средних веков, которая начиная с XVI века оказалась под запретом. Неугодные иконы переписывались или уничтожались, но множество свидетельств существования диковинных сюжетов сохранилось до наших дней. Удивить могут, впрочем, не только древние, но и современные иконы — с танками, изображением техногенных катастроф, политиками и футболистами. В книге «Иконографический беспредел. Необычное в православной иконе» (издательство «Эксмо») культурный антрополог Сергей Зотов рассказывает, как появились наиболее странные, как нам сейчас кажется, сюжеты православной иконы. Оргкомитет премии «Просветитель» включил эту книгу в «длинный список» из 25 книг, среди которых будут выбраны финалисты и лауреаты премии. N + 1 предлагает своим читателям ознакомиться с отрывком, посвященным зверообразным евангелистам.

Химерическая святость

Иногда на православной иконе можно увидеть странных гибридных существ. Например, на этом образе, который называется «Единородный Сыне», в руках у Иисуса находится удивительный голубь с четырьмя головами — птицы, вола, льва и человека. Над каждой из них есть нимб. Как понимать такую зооморфную святость?

Это необычное создание — ангел одного из высочайших чинов под названием тетраморф, то есть «существо четырех видов». Его описание впервые появляется в ветхозаветной книге Иезекииля. В ней пророк в видении узревает самого Господа на колеснице и окружающих ее тетраморфов (херувимов особого вида):

Облик их был, как у человека; и у каждого четыре лица, и у каждого из них четыре крыла; а ноги их — ноги прямые, и ступни ног их — как ступня ноги у тельца… И руки человеческие были под крыльями их, на четырех сторонах их; и лица у них и крылья у них — у всех четырех… Подобие лиц их — лице человека и лице льва с правой стороны у всех их четырех; а с левой стороны лице тельца у всех четырех и лице орла у всех четырех …ободья их у всех четырех вокруг полны были глаз» (Иез. 1:5–10, 18).

Это чрезвычайно запутанное описание было сложно визуализировать. Поэтому каждый художник рисовал его по-своему. На Западе тетраморфов могли изображать как четырех парящих рядом друг с другом крылатых существ, окруженных ободьями-колесами, также описанными у Иезекииля (в богословских трактовках это — ангельский чин Престолов). Их ступни напоминали коровьи копыта, у каждого было по четыре головы, но только одна изображалась как «главная». Другие миниатюристы представляли тетраморфа более человекообразным — его «основой» была фигура херувима, к которой с боков крепились все остальные головы. Cтремясь подчеркнуть ангельскую природу тетраморфа и приуменьшить его монструозность, мастера пытались замаскировать три звериные головы, рисуя их как часть прически.

Из этого более благообразного варианта родились средневековые изображения тетраморфа на православном Востоке. В греческом монастыре Богородицы Олимпской XIII в. можно увидеть изображение херувима, из-за спины которого выглядывают телец, лев и орел с томами своих Евангелий. Почему же они держат книги?

Дело в том, что в Откровении Иоанна Богослова видение Иезекииля было переосмыслено и четвероглавого тетраморфа «разделили» на четыре отдельные существа. Во II в. богословы соотнесли их с четырьмя Евангелиями, а затем и с евангелистами, которые их писали. Так лев стал обозначать Марка, бык — Луку, орел — Иоанна, а ангел — Матфея (согласно самой распространенной трактовке — существовало и несколько других).

Вскоре похожие образы появляются во всем православном мире — от малоазиатской Каппадокии до средиземноморской Италии или до северного Новгорода. Новгородская фреска конца XIV в., украшавшая храм, уничтоженный в дни Второй мировой войны, — единственное на Руси изображение четырехвидного ангела, сохранившееся только на черно-белых фотографиях. На нем мы видим все ту же композицию, распространенную в разных уголках Византии: существо с очами на крыльях и четырьмя главами демонстрирует книги Нового Завета.

Чаще всего на Руси символы евангелистов рисовали как четырех отдельных существ. В то время как на Западе авторов новозаветных книг могли изображать в виде звероголовых монстров, художники на Руси предпочитали изображать их или как людей, или как животных (позднее, по указу 1772 г., последнее будет запрещено — и животное станут рисовать только рядом с евангелистом-человеком). Причем появлялись они не только в храмах или церковных книгах. Часто символы евангелистов можно обнаружить и в расписных интерьерах крестьянских домов. К примеру, на севере Саратовской области есть музей «Дом со львом», и лев, нарисованный на стене жилого помещения начала XX в. — это не просто экзотический мотив, но изображение Марка, рядом с которым соседствуют вол, птица и ангел.

Зверообразные евангелисты — не единственные химерические святые, появившиеся в православной иконографии под воздействием западной. Во второй половине XVII в. на польско-украинском пограничье начинают встречаться изображения рогатого Моисея. Отчего же вдруг библейский пророк вообще стал рогатым?

По самой распространенной версии, рога на его голове появились в результате ошибки, которую в V в. сделал святой Иероним Стридонский, переводя Ветхий Завет с древнееврейского на латынь. В книге Исход рассказывается, как Моисей поднимался на гору Синай за скрижалями с заповедями Господними. Затем он спустился к своему народу — и дальше происходит самое интересное. В русском синодальном переводе, сделанном не с латинского перевода Ветхого Завета, а с греческого, мы читаем: «Моисей не знал, что лице его стало сиять лучами от того, что Бог говорил с ним» (Исх. 34:29). Но на латыни это же место выглядит так: «Моисей не знал, что лице его стало рогато от того, что Бог говорил с ним».

Странно подумать, что знаток языков Иероним мог бы допустить такую нелепую ошибку. На самом деле он ее и не допускал. В древнееврейском тексте в этом месте стоит уникальный глагол «каран», образованный от существительного «керен» — «рог». Стремясь описать Божью благодать, осенившую Моисея после того, как он спустился с Синая, Иероним остановился на слове «рог» вполне осознанно, и его перевод по сути более точен, чем греческий. Иероним изучил все библейские метафоры, связанные со словом «рог» — а его порой использовали даже для обозначения могущества самого Господа («вознесет рог Христа Своего» [1 Цар. 2:10]).

Так или иначе, с XII в. в западной культуре рога стали настолько узнаваемым атрибутом Моисея, что художники порой рисовали их даже в сценах из детства пророка. Так его можно было сразу отличить от других персонажей — даже тем людям, которые не умели читать. В православной иконографии рога пророку рисовали редко — незнакомой с латинском переводом Библии аудитории они казались чересчур уж демоническим атрибутом. Однако в регионах, близких к католическому миру, с бесчисленными рисунками рогатого Моисея в церквях, местные мастера копировали знакомые образы, не видя в них ничего предосудительного. Так рога у Моисея появились на нескольких украинских иконах — впрочем, они всегда очень аккуратные и напоминают скорее завитки волос, чем бараньи рога на западных изображениях.

В XVIII в. в редчайших случаях Моисей становится рогат на русской иконе. К примеру, на этом аллегорическом образе «Премудрость созда себе храм», в какой-то мере основанном на европейских гравюрах, у пророка видны — пусть и едва заметные — рожки. Они больше напоминают лучи, чем рога — но почему?

Уже в XI в. западные богословы озаботились попытками объяснения странной «ошибки» латинского перевода Библии. В своих толкованиях на книгу Исход еврейский теолог Раши, живший во Франции, объединил оба варианта — «сияние» и «рога» — в один, представив, что сияние Моисея напоминало своей формой что-то вроде рогов. Вскоре многие художники под воздействием его интерпретации стали изображать пророка с лучами-рожками. Эта мода дошла и до России: по сей день на восстановленном храме Христа Спасителя в Москве можно видеть Моисея с достаточно длинными рогообразными лучами, будто бы растущими прямо из головы. Так удивительная ветхозаветная метафорика сохранилась в декоре главного храма России.

Подробнее читайте:
Зотов, С. Иконографический беспредел. Необычное в православной иконе / Сергей Зотов — М: Эксмо, 2021.