«Русский всадник в парадигме власти»

Мнение редакции может не совпадать с мнением автора

Когда-то святые защитники Руси изображались пешими, однако где-то в XI веке, вместе с формированием культуры всадничества, пересели на лошадей. С тех пор всадник занял центральной место в русской национальной мифологии, проделав путь от образа «змееборца», небесного покровителя Руси, до конного царя-триумфатора, который объединил в себе имперский пафос и выражение мощи нации и государства. В книге «Русский всадник в парадигме власти» (издательство «НЛО») историка культуры, доцента РГГУ Бэллы Шапиро описывается, как в отечественной культуре формировался и функционировал образ всадника. Автор книги анализирует процесс культурной трансформации, охватывая период от Московского царства до последних императоров.N + 1 предлагает своим читателям ознакомиться с отрывком, посвященным конным забавам и состязаниям московитов.

«Коньное уристание»: конные забавы, состязания и конный бой

В последнюю четверть XVII в., в эпоху беспрерывных войн, европейские монархи-военачальники стремились развивать «кавалерийский дух и распространять конные знания, связанные с войной». В войнах этого периода от конницы в целом и от каждого конкретного всадника требовались прежде всего выучка и техничное маневрирование. Основой обучения всадника становится манеж, где отрабатываются приемы конного боя.

Уровень задает французская школа, прежде всего знаменитый Salle du Manège, существующая с 1594 г. Академия верховой езды в Тюильри; на волне популярности манежной езды ее мощностей становится недостаточно. С 1674 г. вновь открывается академия верховой езды в Сомюре. После ее угасания в 1680 г. открывается школа неподалеку, в Анже.

В 1679–1683 гг. в Версале строятся Великие конюшни, объединяющие академию верховой езды, Большие и Малые Конюшни. В 1682 г. при Версальской академии открывается École des Pages — Школа пажей, дворянских недорослей, которых обучали верховой езде и действию оружием. Здесь преподавал великий Дюплесси, которому Людовик XIV доверил конное образование дофина. Версальский комплекс стал знаковым для своего времени, превратившись в ведущий культурный центр.

Еще одним признанным центром манежной подготовки была Вена; в 1680–1681 гг. здесь коренным образом перестраивается, расширяясь, манеж в Хофбурге — зимней и основной резиденции Габсбургов. Эти два центра выездки, Вена и Версаль, оказывали самое существенное влияние на обучение всадников всей Европы; имели они вес и в России.

Относительно существования московских школ подготовки всадника и его лошади сведения противоречивые. С одной стороны, по свидетельству иностранцев, побывавших при московском дворе, лошади у московитов были недоездки, т. е. не обученные до конца, или вовсе «не учены ни в упряжь, ни подверх», или «выезжены дурно». Говорили, что в Москве «нет [даже у знатных людей] учителей верховой езды (берейторов), и красивая, или искусная, поступь не известна ни лошади, ни кому-либо из всадников» и поэтому для всадников достоинства лошади заключались в том, чтобы они «больше играли и ржали». Но все же московиты любили верховую езду, особенно быструю, и всегда ездили «очень шибко, всегда во всю прыть, как только можно».

Как считалось, большой популярности верховой езды у московитов способствовали русские кони, поскольку «в самой Московии родятся лошади, весьма замечательные по быстроте» и особое конское убранство, такое как «маленькие барабаны, прикрепленные у луки седла; от их звука лошади бегут скорее». Московские всадники, «сидя верхом, гарцевали и красовались тем, что, ударяя в литавры, заставляли лошадь делать внезапный прыжок, и при этом кольца, цепочки и колокольчики на ногах лошади издавали звуки», поскольку считали «всего для себя славнее вдруг погонять лошадей во всю прыть или заставлять их делать безобразные и вовсе неискусные скачки, чтобы тряслись и бренчали от их движения серебряные из больших колец цепочки, украшающие их в виде других уздечек». Любо пытным кажется применение заимствованных у скандинавов звучащих плетей, где к верхнему кольцу крепилась обойма для бича и шумящие подвески: лошадь была приучена реагировать не на удар, а на взмах.

В отсутствие берейторов царским лошадям, участвующим в процессиях, «по чрезмерной их дикости им приходилось связывать на известном расстоянии самые ноги»: эти животные, «под персидскими, богато убранными сапфирами и дорогими камнями седлами [следовали резвясь и играя]… хотя и спутанные веревкою по ногам и ведомые кроме того конюхами, обращали однако на себя особенное внимание зрителей благородной и величавой статью».

Эти сведения опровергаются другим очевидцем, который сообщает, что и московиты, и их лошади были хорошо знакомы с некоторыми элементами европейской Высшей школы верховой езды, например такими, как левада и испанский шаг. Упряжные лошади обучались «ходить тихо и торжественно», т. е. каретному шагу, нужному в церемониальных процессиях: «карету везли 6 фрисландских лошадей в золотой же сбруе, с султанами из белых перьев на голове; они выступали горделиво, при давая процессии много торжественности и, испуская благородное ржание, казалось, точно реяли по воздуху».

Также московитам был известен тренинг молодняка. Знали они и манежную «работу в руках» (обучение без всадника. — Б. Ш.), и вываживание, о чем современниками упоминалось неоднократно: «а как государь похочет куды ехать, прикажет конюшей яселничему, а яселничей прикажет стремянным конюхам оседлати под государя по повеленью, и оседлав, объездят перво стремянные конюхи, потом яселничей сам, а перед царьским седаньем конюшей». А также: «для приготовления к въезду в город… чистили всех лошадей, особенно фрисландских, и водили их по двору нашего подворья для того, чтобы они явились в приличном виде и выступали мирным шагом (при торжественном въезде на них особенно рассчитывали)». Лучшими для обучения признавались испано-неаполитанские лошади. Судя по времени появления в расходных документах царской казны сумм, выделенных на «конское учение», выездка как наука утвердилась в Москве к рубежу XVII–XVIII вв1.

1

Испытанным способом проверки возможностей лошади были конные ристания — поединки, военные игры, соревнования всадника и его коня в силе и быстроте, где «сила испытывается трудом, а быстрота сравнением». К одному из самых ранних описаний таких поединков относится рассказ венецианца А. Контарини, наблюдавшего за развлечениями московитов на льду Москвы-реки зимой 1476/77 гг. В число ледовых забав входили «конские бега и другие увеселения; случается, что при этом люди ломают себе шею», — вспоминал путешественник. Современники отмечали, что у московитов «вся молодежь упражняется в разнообразных играх и притом близких к воинскому делу, состязается в беге, борется и участвует в конском ристании», при этом «в каждой игре есть своя награда».

Знали следующие виды конных поединков: скачки на скорость (к сожалению, источники не дают возможности обозначить принятое сегодня разделение на гладкие и барьерные скачки), гонки упряжек, противоборства всадников и стрельба в цель на полном скаку. Конные лучники ездили, несколько поджав ноги, на коротких стременах: эта манера сообщала им определенные преимущества при стрельбе с коня. Возможно, привычка была перенесена из военного времени.

Поединки, как «всякое играние», запрещались правилами № 50 и 51 «О еллинском бесновании» Святого вселенского шестого собора VII в. Запрет был обновлен решением Стоглавого собора в 1551 г. 2. «Коньная уристания» порицалась сразу тремя различными списками Кормчей XII–XIII вв., поскольку «не подобаеть на оуристание коньное въсходити, еже есть игрище», «да инъ людьскыи позор да не сътваряеться».

2

Категорически против поединков выступал и Домострой XVI в., однозначно относя к богомерзким делам «коньские уристания» наряду с блудом, нечистотой, сквернословием и срамословием, бесовскими песнями, плясками, гудением, игрой на музыкальных инструментах, вождением медведя, охотой с ловчими собаками и птицами, ибо «все вкупе будут во аде, а здесь прокляты». Наказанием для участников поединков было отлучение от церкви, а убитым «в примерных схватках» обещалось, что «к сим иерей не ходит и службы за них не творит». При этом церковью не одобрялось не только участие в ристаниях, но даже наблюдение за ними.

Стоит отметить, что ристания бытовали и как наследие славянской погребально-поминальной тризны3, так называемого «бойования»4, состоящего из военных сцен, где главное место принадлежало конским состязаниям. Традиция проведения военных поединков в честь умершего на месте его захоронения продолжалась и в первые столетия после принятия христианства6. Затем обычай трансформировался и, в новом варианте, бытовавшем до XVI в. включительно5, потерял привязку к месту погребения.

3


4


5

Традиция проведения конных соревнований, несмотря на запреты и трансформацию культурных норм, не прекращалась, обнаруживая всеобщую склонность московитов к верховой езде.

Подробнее читайте:
Шапиро, Б. Русский всадник в парадигме власти / Бэлла Шапиро; послесловие И. Кондакова. — М.: Новое литературное обозрение, 2021. — 704 с.: ил. (Серия Historia Rossica)

Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.