«Почему им можно, а нам нельзя?»

Сила воздействия социальных установок неодинакова в разных культурах. Одни общества превыше всего ценят соблюдение установленных норм, в других не существует жестких границ, а потому инициатива чаще всего приветствуется и редко наказывается. Почему люди держатся социальных норм даже вопреки здравому смыслу? Как формируются поведенческие модели? В книге «Почему им можно, а нам нельзя? Откуда берутся социальные нормы» (Альпина Паблишер), переведенной на русский язык Е. Деревянко, ответить на эти и другие вопросы берется психолог Мишель Гельфанд. N + 1 предлагает читателям отрывок из книги, где автор рассказывает об исследовании культур через дихотомию «жесткость — свобода» и показывает, почему все на самом деле так непросто.

Прошлое и настоящее: чем больше все меняется, тем больше все по-прежнему

В 1994 году молодой уроженец города Дейтон в штате Огайо оказался в центре крупного международного скандала. Восемнадцатилетнего Майкла Фэя, который жил с матерью и отчимом в Сингапуре и учился в школе для иностранцев, обвинили в воровстве и порче имущества граждан. Вместе с другими учениками-иностранцами Фэй признал себя виновным в том, что на протяжении десяти дней отчаянно веселился, разрисовывая автомобили аэрозольными красками и закидывая их яйцами. За свои преступления Фэй получил стандартный по сингапурским меркам приговор — четыре месяца тюрьмы, штраф в 3500 сингапурских долларов и шесть ударов ротанговой палкой.

В Соединенных Штатах это известие вызвало праведный гнев и возмущение. New York Times, Washington Post и Los Angeles Times разразились статьями, осуждающими варварское, с их точки зрения, наказание: осужденного связывают в позиции на четвереньках и со всей силы бьют по ягодицам палкой, скорость движения которой может достигать больше полутора сотен километров в час. Это может привести к огромной кровопотере, разрывам тканей, обмороку и чревато длительными физическими и психологическими страданиями. В дело включились президент Клинтон и многочисленные сенаторы, пытавшиеся заставить сингапурские власти про явить милосердие к Фэю. Однако Сингапур, который гордится своей низкой преступностью и общественным порядком, стоял на своем. Официальные лица указывали, что палочные наказания помогают сохранять в стране низкий уровень преступности — в отличие от Нью-Йорка, где царит такой бардак и хаос, что «объектами актов вандализма становятся даже полицейские машины». В конце концов сингапурское правительство смягчило приговор Фэю с шести ударов до четырех. Но этот инцидент стал причиной резкого разлада и длительного охлаждения между странами, долгое время находившимися в союзнических отношениях.

Случай с Майклом Фэем наглядно продемонстрировал фундаментальный культурный конфликт: по одну сторону оказалась нация со строгими нормами и наказаниями, а по другую — более мягкая и терпимая к девиантному поведению. Этот резкий контраст в отношении к установлению правил и их соблюдению является одной из важнейших особенностей развития человеческих сообществ с доисторических времен до наших дней.

От страны штрафов к бескрылым птицам

Сингапур — крохотная страна с населением около 6 миллионов человек — может похвастаться исключительной дисциплиной и общественным порядком. На самом деле он заслужил прозвище «штраф-сити» из-за огромных штрафов, которые налагаются за, казалось бы, самые мелкие правонарушения. Плевок на улице может обойтись в тысячу долларов штрафа. Человеку, пойманному на ввозе в страну жевательной резинки, грозит штраф до ста тысяч долларов и (или) тюремное заключение сроком до двух лет. С 22:30 до 7:00 нельзя употреблять алкогольные напитки в общественных местах, а в выходные это вообще полностью запрещено в многочисленных «зонах контроля над спиртным». Любого пойманного на контрабанде наркотиков может ожидать смертная казнь. За шум в общественных местах, пение неприличных песен и продажу непристойных фото полагается или тюремный срок, или штраф, или и то и другое. Даже акт мочеиспускания является объектом тщательного контроля. Забыв спустить воду в общественном туалете, вы заплатите штраф до тысячи долларов. А если в хорошем подпитии вам приспичит справить малую нужду в лифте, то знайте: некоторые сингапурские лифты оборудованы системами мочеобнаружения, которые блокируют двери и оставляют бессовестного нарушителя порядка дожидаться приезда представителей власти.

Государственное регулирование распространяется и на частную жизнь. Если вас заметят разгуливающим нагишом по собственному дому с незадернутыми занавесками, ждите штрафа. За гомосексуальные действия можно получить до двух лет тюрьмы. Сесть можно и за инакомыслие в интернете — это, в частности, произошло с шестнадцатилетним экс-актером Амосом Йи, которого приговорили к четырем неделям ареста за видео, в котором он отозвался о премьере как о «властолюбивом злоумышленнике». Государство пробует себя даже в роли свахи. В 1984 году в составе сингапурского правительства был создан Отдел социального воспитания, задачей которого является организация свиданий и разъяснительная работа среди населения относительно того, что представляет собой удачный брак.

Жесткая культура Сингапура не мешает его гражданам любить свою страну. Не всегда соглашаясь с решениями правительства, более 80% жителей выражают ему свою поддержку.

Теперь давайте совершим перелет в Новую Зеландию — страну, в высшей степени нестрогая культура которой являет собой разительный контраст с сингапурской. В Новой Зеландии можно ездить за рулем с открытой бутылкой спиртного при условии, что уровень алкоголя в крови не превышает официально разрешенного. Новозеландское общество — одно из наиболее сексуально раскрепощенных в мире. Однополые браки легализованы, а дискриминация геев и лесбиянок с 1994 года незаконна. У новозеландских женщин самое большое число сексуальных партнеров — в среднем 20,4 на протяжении жизни против 7,3 в целом по миру. Проституция декриминализована уже давно: по уникальной «новозеландской модели» ею может заниматься любой человек старше восемнадцати, пользуясь при этом всеми трудовыми льготами и государственным медицинским страхованием. Порнография разрешена и процветает. Жители Новой Зеландии регулярно посещают портал Pornhub, на котором в 2015 году страна уступала по числу просмотров на душу населения только Соединенным Штатам, Великобритании, Канаде и Ирландии.

«Киви», как шутливо называют себя новозеландцы (по имени бескрылой нелетающей птицы), обычно моментально знакомятся друг с другом и предпочитают обходиться без формальных обращений. На улицах, в магазинах и банках можно встретить людей, разгуливающих босиком. Общественные разногласия и протесты частое явление. В новозеландских университетах получил широкое распространение обычай жечь диваны по случаю победы своей футбольной команды. А в 1970-х годах некий мужчина в костюме мага начал путешествовать по городам страны, занимаясь разного рода выкрутасами — от шаманского камлания на регбийных матчах и строительства огромного гнезда на крыше библиотеки до вылупления из скорлупы размером в человеческий рост на вернисаже в художественной галерее. От него не бегали как от ненормального. Наоборот, в 1990 году новозеландский премьер Майк Мур провозгласил его официальным чародеем страны с обязанностью «оберегать правительство, благословлять новые предприятия… радовать население и привлекать в страну туристов».

В любой культуре социальные нормы являются своего рода клеем, скрепляющим разные группы населения. Однако примеры Сингапура и Новой Зеландии со всей очевидностью свидетельствуют о том, что сила этого клея может быть очень разной. Сингапур с его многочисленными правилами и строгими наказаниями — жесткая культура. Новая Зеландия со своими либеральными законами и высокой степенью вседозволенности — свободная культура. Путешествуя по миру, я наблюдала такие различия своими глазами — в поездах токийского метро царят тишина и практически стерильная чистота, а в громыхающих не опрятных вагонах манхэттенской подземки люди орут такое, что волосы встают дыбом.

Но это не более чем личные впечатления. Чтобы получить более объективную картину, я с помощью коллег из большого числа стран (Австралии, Гонконга, Голландии, Южной Кореи, Мексики, Норвегии, Украины, Венесуэлы и многих других) разработала и провела одно из самых масштабных исследований культурных норм. Я хотела разработать показатели, позволяющие прямо сопоставить силу социальных норм различных культур, исследовать их эволюционные корни и идентифицировать преимущества и недостатки относительно жестких и слабых норм. Изначально мы фокусировались на национальных особенностях, но постепенно перешли к всестороннему изучению различий между жесткостью и свободой — в разрезе государств, социальных классов, организаций и локальных сообществ.

Наша выборка из примерно 7 тысяч человек из 30 стран на пяти континентах охватывала широкий диапазон занятий, полов, возрастов, религий, сект и социальных классов. Опросник был переведен на двадцать с лишним языков — от арабского, испанского и китайского до эстонского, норвежского и урду. Наряду с вопросами об отношении к жизни и мировоззрении у людей интересовались, насколько они свободны или ограничены в самых разнообразных ситуациях социального взаимодействия. И главное — им предлагали дать непосредственную оценку степени жесткости норм и наказаний, существующих в их стране. Вот некоторые из вопросов, которые мы задавали:

1. Насколько много в данной стране социальных норм, обязательных к соблюдению?
2. Существуют ли в ней абсолютно ясные ожидания относительно поведения человека в большинстве ситуаций?
3. Если поведение человека не соответствует ожиданиям окружающих, насколько сильное неодобрение это вызовет?
4. Свободны ли жители данной страны в выборе своего поведения в большинстве ситуаций?
5. Действительно ли поведение жителей данной страны почти всегда соответствует социальным нормам?

Результаты, опубликованные в журнале Science в 2011 году и вызвавшие интерес мировых СМИ, показали, что в основе ответов людей на наши вопросы лежит некая базовая закономерность. В некоторых случаях люди были согласны с тем, что в их стране существуют четкие всеобъемлющие социальные нормы, а их несоблюдение часто влечет наказание. Иначе говоря, их страны были жесткими. В других случаях люди соглашались, что норм в их странах не так много, они не слишком четкие, а случаи отклонения от них нередки и не обязательно наказуемы. Это были «свободные» страны.

Результаты опроса дали нам возможность сгруппировать страны по степени жесткости существующих в них норм. На основе полученных ответов мы присвоили каждой из 33 стран оценку по шкале «жесткость — свобода». В соответствии с нашими данными, в число наиболее жестких стран попали, в частности, Пакистан, Малайзия, Индия, Сингапур, Южная Корея, Норвегия, Турция, Япония, Китай, Португалия и Германия (бывшая Восточная). Самыми свободными оказались Испания, Соединенные Штаты, Австралия, Новая Зеландия, Греция, Венесуэла, Бразилия, Нидерланды, Израиль, Венгрия, Эстония и Украина. «Жесткость — свобода» — диапазон, по краям которого располагаются экстремальные случаи, а внутри множество разных степеней.

Мы также исследовали полученные данные в разрезе региональных культур. Наибольшая жесткость характерна для народов Южной и Восточной Азии, за которыми следуют ближневосточные, североевропейские и германские. В отличие от них латиноевропейские, англоязычные и латиноамериканские культуры значительно менее жестки, а наиболее свободными культурами отличаются народы восточноевропейских и бывших коммунистических стран.

Данные также позволили судить о том, насколько свободно или скованно ощущают себя люди в более чем десятке типичных ситуаций социального взаимодействия, например в парках, ресторанах, библиотеках, банках, лифтах, автобусах, кинотеатрах, школьных классах и на вечеринках. По каждой ситуации респонденты рассказывали нам, насколько свободны в выборе поступков, существуют ли четкие правила поведения и обязаны ли они «следить за своим поведением». Кроме того, они рассказывали нам, насколько уместны или неуместны в данных ситуациях различные варианты поведения, например, споры, ругань, пение, смех, плач, слушание музыки или прием пищи.

Данные четко указывали, что в жестких культурах значительно меньше приемлемых вариантов поведения. Любопытно, что даже в ситуациях, где диапазон приемлемых вариантов поведения существенно ограничен во всех культурах — например, на собеседовании при приеме на работу, занятиях в библиотеке или в учебном классе, — в более свободных он все равно шире. (Как преподаватель могу подтвердить, что в американских учебных аудиториях может царить полный дурдом — студенты приходят на занятия в пижамах, строчат сообщения в телефонах, слушают музыку в наушниках или едят. Я не замечала почти ничего подобного, читая курс лекций в Пекине.)

При этом в жестких культурах имеется больше ограничений для ситуаций, в которых их обычно меньше, — например, на прогулках в парке, на вечеринках или на городских улицах. Образно говоря, в наиболее жестких культурах люди по большей части чувствуют себя так, будто находятся в библиотеке, а в наиболее свободных они чувствуют себя как в парке, где гораздо больше возможностей вести себя как заблагорассудится.

Разумеется, большая часть наций находится где-то между этими крайностями. И это местонахождение не обязательно неизменно. Культурная ментальность глубоко укоренена, но, тем не менее, культуры могут менять свое положение в рамках диапазона «жесткость — свобода». Сложившееся соотношение может резко измениться под воздействием ряда факторов, в том числе и макиавеллианского толка. Кроме того, точно так же, как индивид может быть большую часть времени экстравертом с отдельными моментами интровертного поведения, у наций есть возможности ослаблять жесткость или зажимать свободу.

Например, в странах жесткой культуры существуют островки вседозволенности, где граждане могут сбрасывать напряжение социальных норм. Обычно свободная обстановка таких мест выглядит тщательно сконструированной. Вот, например, токийская улица Такэсита. В пределах этой узкой пешеходной торговой улочки японские требования порядка и единообразия не действуют вообще. Народ разгуливает по Такэсита в самых безумных нарядах — здесь можно встретить и персонажей аниме, и сексапильных служанок, и клонов панкмузыкантов. Толпы японской молодежи и знаменитости со всего мира (в том числе Леди Гага, Рианна, Ники Минаж и звезда кей-попа Джи-Дрэгон) стягиваются сюда, чтобы посумасбродствовать и прикупить что-нибудь нетривиальное из продающихся здесь нарядов, аксессуаров и сувениров. Кроме того, японская культура поощряет своих застегнутых на все пуговицы бизнесменов снимать стресс предписанным в этих случаях образом — выпивкой, иногда до полного беспамятства. Подпольные пространства свободы существуют даже в наиболее жестко регулируемых обществах. В условиях суровой цензуры в столице Ирана Тегеране активно развивается яркая культурная жизнь. Актом творчества является уже само по себе умение обойти строгие государственные предписания относительно политического, религиозного и сексуального содержания спектаклей, песен, литературных произведений и кинофильмов. Театральные коллективы и музыканты выступают перед огромными аудиториями, которые собираются и на заброшенных полях, и в туннелях, и в горных пещерах. Более миллиона лайков собрала страничка в Facebook «Моя тайная свобода», на которой иранские женщины публикуют свои фото без хиджаба или в иные моменты запретной для них свободы.

Аналогичным образом и в более свободных обществах есть жестко регулируемые области. Хотя на первый взгляд их выбор может показаться случайным, они тем не менее отражают важнейшие ценности граждан и регулируются во избежание их утраты. Взять, к примеру, высоко ценимое американцами право на неприкосновенность частной жизни. В этой сфере присутствуют жесткие правила: нарушителей соответствующих норм наказывают, а сами мы презираем людей, которые вторгаются в наше личное пространство, отнимают слишком много времени и являются в дом без приглашения. В Израиле, где люди терпеть не могут ограничений в поведении и прославляют нонконформистов, существуют жесткие законы относительно многодетных семей, а служба в армии остается строго обязательна для всех, кто к ней способен. Даже в Австралии, известной своим попустительским отношением к правилам поведения, люди строго придерживаются своих эгалитарных убеждений — вплоть до того, что для людей, выставляющих напоказ свое богатство или статус, имеется специальная уничижительная кличка — tall poppies.

Невзирая на то, что в любых странах существуют относительно жесткие и свободные области, они различаются между собой степенью значимости, которая придается жесткости или свободе в целом.

Подход «жесткость — свобода» дает возможность по-новому увидеть ту или иную культуру в глобальном масштабе. Например, не существует прямой зависимости между оценкой страны по шкале «жесткость — свобода» и состоянием ее экономики. Такие жесткие страны, как Сингапур и Германия, экономически успешны, но этого же нельзя сказать о жестких Пакистане и Индии. К «свободным» нациям относятся и богатые Соединенные Штаты с Австралией, и Украина с Бразилией с их относительно низкими показателями ВВП. Этот новый подход отличается и от всех предыдущих, которые использовались учеными для сравнения культур — например, характеризуя их как культуры индивидуализма или коллективизма (в культуре коллективизма первоочередное значение имеют родственные связи; культура индивидуализма делает акцент на самодостаточности индивида). В каждый из четырех квадрантов попадает множество стран: коллективистские и жесткие (Япония и Сингапур), коллективистские и свободные (Бразилия и Испания), индивидуалистские и свободные (Соединенные Штаты и Новая Зеландия) и индивидуалистские и жесткие (Австрия и Германия).

Подробнее читайте:
Гельфанд, М. Почему им можно, а нам нельзя? Откуда берутся социальные нормы / Мишель Гельфанд ; Пер. с англ. [Е. Деревянко] — М. : Альпина Паблишер, 2019. — 300 с.