Мнение редакции может не совпадать с мнением автора
23 апреля 1906 года России высочайшим решением была «дарована» конституция. Почти сразу же начала свою работу Государственная дума. Считается, что сформированные тогда представительные учреждения наряду с конституцией не имели реальной силы, а явились всего-навсего номинальной уступкой самодержавия в угоду требованиям постреволюционного общества. Книга доктора исторических наук, главного научного сотрудника Института российской истории РАН Кирилла Соловьева «Самодержавие и конституция: политическая повседневность в России в 1906–1917 годах» рассказывает о преимуществах и недостатках новых политических институтов, которые в какой-то мере обусловили кризис государства в 1917 году. N + 1 предлагает читателям ознакомиться с отрывком из этой книги, где Соловьев описывает работу думских депутатов и роль печатной прессы в политической жизни страны в межреволюционный период.
В Думе существовало работоспособное ядро, которое несло основное бремя законотворческой деятельности. Понятно, что они составляли меньшинство. Большинство же никак не отметились в истории Думы. За все годы работы Третьей Думы 1 депутат из фракции правых выступал 374 раза на пленарных заседаниях, 1 прогрессист — 324 раза, от 251 до 300 раз выступали 2 депутата, от 201 до 250 — 3, от 151 до 200 — 7, от 101 до 150 — 11, от 51 до 100 — 48, от 26 до 50 — 54, от 11 до 25 — 78, от 4 до 10 — 92, 3 раза — 22 депутата, 1 — 48 народных избранников. 93 депутата Думы ни разу не выступили на пленарном заседании.
Еще более интересна информация о докладчиках. Один октябрист выступал с докладом 171 раз. 4 депутата выступали от 81 до 120 раз, 10 депутатов — от 40 до 80, 25 — от 21 до 40, 28 — от 11 до 20, 33 — от 6 до 10, 53 — от 3 до 5 раз, 33 — 2 раза, 39 — 1 раз. 261 депутат ни разу не выступил с докладом. За все время работы Третьей Думы октябристы сделали 1882 доклада, националисты — 341 доклад, кадеты — 150, правые — 141, члены польско-литовско-белорусской группы и польского кола — 85, правые октябристы — 60, прогрессисты — 55, представители мусульманской фракции — 10, трудовики — 9, беспартийные — 12. Члены социал-демократической фракции не выступали с докладами на пленарных заседаниях Думы. Такой фракционный перекос вполне объясним: оппозиция не возглавляла думские комиссии и, соответственно, не участвовала в распределении докладов.
Депутаты не отличались особой дисциплинированностью. Нередко так случалось, что народные избранники подъезжали на извозчике к Таврическому дворцу, оставляли его у дверей, регистрировались (дабы избежать штрафа за прогул) и тут же уезжали домой. Некоторые из них расписывались в журнале на следующий день. В таком случае требовалось лишь найти соответствующий список в думской канцелярии. Проблема возникала при поименном голосовании. Тогда приходилось обзванивать мнимо присутствовавших по телефону и в срочном порядке вызывать их в Думу. В обычные дни депутатов насчитывалось 100–180 человек (для кворума требовалось 140). Изредка их число достигало 280. В период работы Третьей Думы «рекорд» был поставлен в момент выборов А. И. Гучкова председателем палаты: тогда проголосовали 340 депутатов.
Особенно депутаты не любили ходить на вечерние заседания, что порой приводило к недоразумениям. Вечером 25 апреля 1912 года на заседании практически отсутствовал думский центр и было мало правых. В итоге, неожиданно для себя, решения принимала оппозиция. М. В. Родзянко, не чувствуя поддержки большинства, предпочел не мешать весьма дерзкому выступлению социал-демократа И. П. Покровского. В конце заседания в зале общего собрания оказался пьяный Г. В. Скоропадский (октябрист). Он непременно желал выступать с трибуны, что не вызывало восторга в президиуме. Но товарищи по фракции предложили ему «плюнуть на Думу и уйти лучше в буфет опохмелиться».
С приближением каникул — рождественских, пасхальных или летних — депутатов становилось еще меньше. В середине декабря и конце мая было чрезвычайно трудно обеспечивать кворум. К концу мая 1914 года, за месяц до окончания сессии, взяли отпуск более 100 депутатов. Недовольный Родзянко приказал отпуска не выдавать. Это возмутило депутатов, и председателю пришлось пойти на попятную. Буквально через несколько дней официально отдыхали уже 124 народных избранника. Сотрудники канцелярии Думы упрашивали по телефону Н. А. Хомякова приехать на заседание, а бывший председатель отвечал: «Ну их к черту».
Многие депутаты были так или иначе связаны с работами на земле: кто-то был земледельцем, а кто-то — землевладельцем. Уже по этой причине им часто приходилось навещать родные места, чтобы контролировать ход полевых работ. Более всего депутатов волновали частные и региональные вопросы. Как вспоминал С. П. Мансырев, «большинство ограничивало свою деятельность хлопотами и ходатайствами о разнообразных, большей частью мелких нуждах своего района: какая-нибудь церковь, школа, железнодорожная ветка, а то и просьба по частному делу. Поэтому в общих собраниях и комиссионных заседаниях их почти не было видно: они являлись только тогда, когда их лидеры считали нужным мобилизовать все силы, и послушно голосовали по указке своих софракционеров. Прочее время они проводили в бесконечных посещениях разных канцелярий и министерств. А ведь таких было более четвертой части членов Думы».
Парламентарии «интеллигентных профессий» испытывали острую нехватку средств и нуждались в дополнительном заработке: депутатского жалованья им не хватало. Депутат Второй Думы Н. И. Иорданский вспоминал, как сразу после заседания, в 7 часов вечера, он по телефону диктовал статьи московской редакции «Русских ведомостей» (писал же он их во время самих заседаний). В Третьей Думе депутатам было назначено фиксированное жалованье в 4200 рублей. Однако в ряде случаев и его не хватало. Некоторым пришлось сложить с себя депутатские полномочия. Другие планировали найти дополнительный заработок: «За членами Думы не мелкого калибра была большая погоня на должности всяких директоров, членов правления в финансовых предприятиях, очень охотно принимали их в состав сотрудников редакций всяких газет».
Немногие депутаты прославились на ниве законотворчества. У народных избранников не было не только опыта, но подчас и желания посвятить себя этому делу. Для большинства частные интересы стояли выше общегосударственных. Однако этот бесспорный факт не умаляет значения дореволюционной Думы и выборов в нее. Самая честная избирательная кампания не дает гарантий качества депутатского корпуса. Чаще всего выбирают не самых умных, не самых опытных, не самых талантливых. Здесь важнее другое: депутатов все же выбирают. Это их заставляет хотя бы изредка задумываться о собственной репутации в глазах избирателей, а значит — время от времени представлять региональные или корпоративные интересы, в том числе в диалоге с правительством. В то же время исполнительная власть помнит о выборах, а следовательно, так или иначе учитывает потребности различных групп населения. И самое главное: диалог правительства с депутатами разворачивается в публичном пространстве. За ним наблюдают газеты, а вместе с ними и вся страна. Конечно, не обо всем журналисты узнают. Многое от них намеренно скрывается, о чем-то они даже не могут догадаться. Однако даже то, что представляет верхушка «айсберга», вынуждает участников законотворческого процесса учитывать фактор общественного мнения.
Вокруг газет строились партии, с журналистами пытались подружиться министры, корреспондентов побаивались политики… Массовая газета — важный знак времени и прежде всего новых, неведомых ранее скоростей передачи информации, складывания общественного мнения. Начиная с эпохи Великих реформ в России неуклонно росло число периодических изданий. В 1870 году таковых насчитывалось 350, в 1894-м — 785, а в 1901-м — 1002. Однако даже с учетом этой динамики взрывообразный рост 1906 года представляется революционным. В 1905 году в Санкт-Петербурге издавалось 419 периодических изданий, а в 1906-м — больше на 106 газет и 250 журналов. Иными словами, число печатных органов практически удвоилось. Аналогичные явления имели место в Москве и провинции. Конечно, в большинстве случаев эти издания не были долговечными. Тем не менее такой рост сам по себе весьма красноречив, он свидетельствует о том, как менялось российское общество.
Даже столица не успевала прочитывать все выходящие издания. 7 июня 1906 года писатель С. Р. Минцлов записал в дневнике: «Книжный рынок пресытился, захлебнулся тем страшным количеством книг и брошюр, что выбрасывается на него теперь ежедневно. Перестали даже идти разные социальные брошюры — еще так недавно нарасхват разбиравшиеся публикой. Мы пережили период книжной вакханалии: печать вырвалась из проклятых лап цензуры и закрутилась, как дервиш в пляске».
У газет и журналов чаще всего был свой очевидный политический окрас. Петербургская газета «Речь» — фактически официоз партии кадетов. Примечательно, что в подготовке этого издания принимали участие не только кадровые политики. Так, логотип газеты придумал художник Л. С. Бакст. С «Речью» тесно сотрудничали художник А. Н. Бенуа, музыкальный критик В. Г. Каратыгин, литературные критики Ю. И. Айхенвальд и К. И. Чуковский. Много писал для газеты сатирик А. Т. Аверченко. На ежегодно отмечаемых днях рождения «Речи» выступали известные артисты (бас Ф. И. Шаляпин, начинающий композитор С. С. Прокофьев), по стенам были развешены карикатуры из газеты. Политика и искусство часто пересекались — в особенности на страницах периодических изданий.
Это не было привилегией «Речи». Карикатуры, литературные пародии, фельетоны, написанные популярными авторами, — необходимый атрибут любой серьезной общественно-политической газеты того времени: например, авторитетнейшего московского издания «Русские ведомости». Оно тоже представляло либеральную общественность, преимущественно симпатизировавшую Конституционно-демократической партии. «Голос Москвы» — газета Гучковых, отстаивавшая позицию «Союза 17 октября». На его страницах едко высмеивались деятели партии кадетов — основные конкуренты октябристов на выборах в Думу в Первопрестольной. Газета существовала практически исключительно на средства Гучковых.
Прочие московские промышленники ей не симпатизировали (как, собственно, и «Союзу 17 октября»). С 1907 года в Москве на деньги П. П. Рябушинского издавалась газета «Утро России». Это была газета молодого поколения московских предпринимателей, которая с 1912 года представляла партию прогрессистов. Петербургское «Новое время» — пожалуй, единственное сравнительно авторитетное издание, занимавшее консервативные и националистические позиции. В целом правомонархические газеты и журналы большой популярностью в России не пользовались.
Впрочем, «Новое время» сложно однозначно отнести к какому-либо лагерю. Газета занимала гибкую позицию и часто ее меняла в зависимости от конъюнктуры. Для «Нового времени» и его издателя А. С. Суворина на первом месте стоял коммерческий успех, что подразумевало необходимость угадывать настроения публики. Не случайно к 1906 году в газете все громче звучали оппозиционные голоса, которые вскоре быстро затихли.
Схожую позицию занимал И. Д. Сытин, издававший в Москве газету «Русское слово». Тактика себя оправдывала: газета стала по-настоящему массовой. К 1916 году ее тираж достиг 700 тысяч экземпляров. Такое издание было доходным мероприятием, дававшим немалое жалованье авторам и редакторам. Даже в далеко не самой популярной газете «Речь» ведущие сотрудники получали приличные оклады: И. В. Гессен — 13 тысяч рублей в год, П. Н. Милюков — 9 тысяч, А. Н. Бенуа — 6 тысяч (для сравнения: депутаты Думы получали 4200 рублей в год, генералы в должности командующего корпусом — 7500, губернаторы — около 12 тысяч, министры и члены Государственного совета — около 18 тысяч. — прим. автора). Авторы же зарабатывали до 50 копеек за статью.
В начале XX века в русской журналистике появились фигуры, пользовавшиеся широкой популярностью: например, Влас Дорошевич и Александр Амфитеатров. «Дорошевич — эпоха; Дорошевич — российское изобретение. Эпоха — потому что ни до него, ни после него так не писали и не будут писать; а российское изобретение — потому что нигде в мире нет и не может быть явления Дорошевича. Он глава школы, новатор, творец фокуса, короновавшего его королевской короной… В этом смысле он выше… и своего ворога — Амфитеатрова», — так писал о своих коллегах И. И. Колышко, тоже весьма влиятельный и популярный журналист. За Дорошевича сражались петербургские и московские газеты, но он так и остался в «Русском слове» у Сытина, который не жалел средств для своего самого известного сотрудника. Не меньшей славой пользовался Амфитеатров. По словам все того же Колышко, «на Руси не было писателя… который бы извлек из своего пера столько золота, как Амфитеатров. Пожалуй, и не было писателя, который бы столько извел чернил и бумаги. (На амфитеатровском пальце имелся подлинный мозоль от пера.) А об амфитеатровских получках из издательских касс, равно как и о размахе амфитеатровской жизни ходили легенды». Характерно, что свою карьеру Амфитеатров начинал в консервативном «Новом времени», продолжил в газете «Россия», финансируемой Саввой Мамонтовым. Там он прославился фельетоном «Господа Обмановы», в котором можно было усмотреть сатиру на царскую семью. Цензура статью пропустила, но в Министерстве внутренних дел спохватились, арестовали Амфитеатрова и сослали в Минусинск. Так сотрудник Суворина волей-неволей стал оппозиционным журналистом. При первой возможности он выехал за границу, где издавал журнал с говорящим названием «Красное знамя». Амфитеатров поселился в Италии, в Феццано, где его соседом и приятелем стал лидер эсеров В. М. Чернов. В 1916 году, в самый разгар Первой мировой войны, он вернулся в Петербург, где оказался чрезвычайно востребован. По настоянию министра внутренних дел А. Д. Протопопова Амфитеатров получил особняк и автомобиль. Публицист должен был возглавить газету «Русская воля» — печатный орган, подконтрольный столь непопулярному в России министру.
Таких влиятельных и широко известных журналистов, конечно, было немного, но все же следует еще назвать несколько значимых имен: М. О. Меньшиков, А. А. Пиленко, В. В. Розанов, С. Н. Сыромятников…
Подробнее читайте:
Соловьев, Кирилл. Самодержавие и конституция: политическая повседневность в России в 1906–1917 годах / Кирилл Соловьев. — М.: Новое литературное обозрение, 2019. — 352 с.