«Цивилизация, или Война миров»

Цивилизация — относительно молодое понятие, которое появляется в европейских языках во второй половине XVIII столетия, а в русском фиксируется только в 1830 году. Книга специалиста по интеллектуальной истории России и Европы Нового времени, профессора НИУ ВШЭ Михаила Велижева «Цивилизация, или Война миров» (Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге) описывает историю термина, который столь прочно закрепился в языковом обиходе, что кажется, будто он был с нами всегда. Редакция N + 1 предлагает своим читателям ознакомиться с отрывком (страницы 24-29), в котором автор рассказывает о формировании цивилизационного дискурса еще до появления термина «цивилизация».

Ингредиенты «цивилизации»: жизнь до рождения

Понятие «цивилизация» связано с представлением о дистанции. Цивилизованный народ или человек является таковым только потому, что есть народ или человек «нецивилизованный», «варвар», «другой», от которого «мы» отличаемся, в лучшую или худшую сторону. Цивилизация как процесс разделяет нации, вводит представление об «отставании» или «первенстве», то есть о качественном отличии. Без варварства нет и цивилизации. Если мы отвлечемся от эволюции конкретного слова и обратимся к разговору о концептуальном различении «своего» и «чужого», то, конечно, «цивилизация» обретет весьма почтенную историю.

Как известно, первоначально жители Эллады называли варварами всех тех, кто не говорил на греческом языке. Они не понимали варварскую речь, она напоминала им бессмыслицу. Варвар, хотя и отличался от грека, однако необязательно был ему по определению враждебен. Акцентированная оппозиция «варварство» vs эллинская «цивилизация» формируется в начале V века до нашей эры, когда греки сталкиваются с персами и другими восточными народами, в культурном и политическом отношении весьма далекими от жителей полисов. Термин «варварство» изобретается в конкретных исторических обстоятельствах — военного противостояния с Ахеменидами и необходимости укрепить греческую идентичность.

Помимо языка, существенным отличием варваров от греков служило политическое устройство. Как отмечает историк Эдит Холл, «у греков была демократия и эгалитаризм, у варваров — тирания и иерархия». Одновременно представление о превосходстве эллинов соотносилось с устройством местного социума: наличие рабов, как правило имевших варварское происхождение, укрепляло убеждение греков в том, что они «лучше» жителей других регионов Средиземноморья. Таким образом, понятие «варварство» заключало в себе идею о качественных культурных и политических различиях между народами и представление об иерархи ческой структуре общества.

Тема варварства достаточно богата, чтобы стать предметом специального исследования. Приведу еще несколько существенных, на мой взгляд, примеров из более позднего времени. В начале XIX столетия наполеоновские завоевания перекроили карту Европы. В 1806 году прекратила свое существование Священная Римская империя, унизительное поражение потерпела Пруссия. Германские интеллектуалы попытались истолковать произошедшую с Австрией и Пруссией военно-политическую катастрофу: немцы отличаются от французов более интенсивной умственной жизнью и особым духом, который невозможно покорить с помощью меча. Последовательное стремление развивать собственную «культуру», отличавшуюся от интеллектуальных стандартов французского Просвещения, приобрело решающее значение для формирования национальной идентичности немцев.

Более того, «варвары» и носители «цивилизации» становятся взаимозаменяемыми. Неслучайно одним из самых устойчивых культурных мифов в идеологическом и военном противостоянии Российской империи и наполеоновской Франции была идея о «мнимых» варварах. Французы считают русских варварами, однако в действительности дело обстоит ровно наоборот: «просвещенные» завоеватели, оказавшись в Москве, проявляют свою «звериную», «дикую» сущность — разрушают город и ведут себя вопреки всем правилам цивилизованного поведения. Вослед немцам местные идеологи начинают развивать теорию о национальной исключительности, в которой подлинно «благородными», «лучшими» людьми становятся сами русские, а французы описываются как современные варвары.

В XX столетии категории окончательно смешиваются, вплоть до известного тезиса немецкого философа Вальтера Беньямина (1892–1940) о том, что «нет ни одного документа цивилизации, который не был бы одновременно документом варварства» («О понятии истории», 1940): культура победителей всегда зиждется на бесправии и угнетении проигравших. Оба члена оппозиции превращаются в знаки, лишенные исторического содержания, — символы мнимого превосходства, подлинного величия или диалектики политического. Варварство и цивилизация оказываются неразличимы, дистанция, о которой я писал выше, исчезает.

Такая «цивилизация» не исторична, а философична. Это базовая категория современного мышления о мире, а обращение к ней не зависит от наличия или отсутствия в языке прошлого самого понятия «цивилизация» (например, мы не знаем, пользуются ли пришельцы из космоса словом «цивилизация», но это не мешает нам определять их с помощью интересующего нас термина). Существенно, впрочем, что важнейшей составляющей цивилизационного дискурса служило представление о национальной элитарности: одни народы «лучше» других, поскольку являются носителями «правильного» взгляда на мир и его устройство. Эта часть пазла сложилась до того, как в европейских языках появилось соответствующее слово.

Кстати, о словах. Понятие «цивилизация», civilisation, во французском языке нельзя назвать полностью новым. Как читатель уже понял, имя существительное образовалось от довольно распространенного корня civil. Так, во французском уже с XIII–XIV веков фигурировали слова, имевшие латинское происхождение: прилагательное civil («гражданский») и существительное civilité («вежливость»). В XVI столетии уже встречаются глагол civiliser («цивилизовать») и причастие civilisé («цивилизованный»). Глагол относился к юридической сфере и использовался тогда, когда некое дело переставало быть уголовным и становилось гражданским (термин «цивилист», специалист по гражданскому праву, существует по сей день).

Понятия с корнем civil довольно рано стали связываться с теми явлениями, которые мы сейчас объединяем с помощью слова «цивилизация». Согласно определению Жана Старобинского (1920–2019), в том же XVI веке глагол civiliser означал также «приводить в цивилизованное состояние, делать цивильными и мягкими нравы и манеры людей». Норберт Элиас в своем труде «О процессе цивилизации» уточнял, что понятие civilité главным образом относилось к повседневному поведению и выражало «недовольство варварством», задавая стандарты «цивилизованного» способа коммуникации с другими людьми (за столом, на улице, в придворной сфере и пр.). Таким образом, с точки зрения истории слов, «цивилизация» появилась отнюдь не на пустом месте.

Еще один важный элемент «цивилизации», возникший до рождения термина, — это масштабные концепции мировой истории, предполагавшие, что в ее основе лежит определенный закон развития. Еще до середины XVIII столетия в оборот входят такие черты цивилизационного подхода, как стадиальность эволюции, идея прогресса и совершенствования разума, наук, нравов, искусств и пр. Чаще всего в рубрике «цивилизация до “цивилизации”» фигурируют труды немца Готфрида Вильгельма Лейбница (1646–1716) и итальянца Джамбаттисты Вико.

Так, в текстах Лейбница встречаются глаголы civiliser и débarbariser (в частности, в связи с реформами Петра I). Философ часто использовал термин «варварство», имплицитно подразумевавший и противоположное понятие:

1. как обыкновенный и распространенный антоним «культуры», то есть в значении «дикость», «недостаток в законах, искусствах и разумном политическом устройстве»;
2. как жестокость, лишь на первый взгляд предосудительная, но на деле граничащая с мужеством, подчас редким в современной Лейбницу реальности (в этой перспективе «положительные» качества варваров требовалось совместить с «цивилизованными» нравами европейцев);
3. как «новое варварство» в философии, под которым немецкий философ понимал прежде всего средневековую схоластику.

Вико интерпретировал «цивилизацию» (используя термин civilta) в контексте традиции итальянского гуманизма, опиравшейся на сочинения римских философов (прежде всего, Цицерона). Речь идет о постепенном развитии качеств, заложенных в природу человека, о процессе становления индивида как существа нравственного (уже в христианском смысле), общественного и политического. Вико был убежден, что все нации, при очевидных различиях в истории и традициях, тем не менее шествуют по одному пути и проходят идентичные стадии развития, раскрывая потенциал, заложенный Богом в человеческую природу.

Итак, термин «цивилизация» имел свою предысторию, причем довольно богатую. Осознание глобальности процессов, происходящих в мире, не было внезапным. Следует говорить об определенной линии преемственности и об окончательной кристаллизации расхожего представления. Впрочем, уместно спросить, что все-таки подтолкнуло европейцев к тому, чтобы в середине XVIII века изобрести прежде никогда не существовавшее слово.

Подробнее читайте:
Велижев М.Б.Цивилизация, или Война миров / Михаил Велижев, [под научной редакцией Дмитрия Калугина] — СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2019. — 160 с.