На кончике языка

Вспомните ситуацию, когда вы очень хотите что-то сказать собеседнику, но не можете подобрать нужное слово: оно никак не приходит вам в голову, но как будто «вертится на кончике языка». Это обычный пример когнитивного искажения (а точнее — искажения памяти), которое для простоты так и называется — «на кончике языка». О том, что это такое и какие когнитивные механизмы участвуют в возникновении этого феномена, читайте в нашем блоге.

Феномен «на кончике языка» (в английском языке для него используется весьма благозвучное и игривое 'tip-of-the-tongue') впервые был описан «отцом американской психологии» Уильямом Джеймсом в труде «Принципы психологии». Строго говоря, Джеймс не называл описываемый им феномен так, как принято сейчас, но высказался о нем довольно ясно — как об «имени, которое не соответствует своей форме». Действительно, в случае, когда слово вертится у нас на кончике языка, мы можем описать его (иногда даже как будто бы выдержками из словарной статьи), подобрать к нему синонимы, которые отражают суть, но не выражают его полностью, или воспроизвести что-то созвучное.

Отличный пример иллюстрации этого искажения — рассказ Антона Павловича Чехова «Лошадиная фамилия». Один из его персонажей, пытаясь вспомнить фамилию знахаря, умеющего заговаривать зубную боль, опирается на то, что она как-то связана с лошадьми. Прежде чем вспомнить ее (спойлер для тех, кто не читал: Овсов), он перебирает все возможные варианты вроде Копытина, Уздечкина и Меринова. Если оценивать этот (да и любой другой) пример с точки зрения языковых знаков (здесь можно опереться на Фердинанда де Соссюра), то можно сказать, что означаемое не находит в человеческом сознании свого точного означающего, пусть оно и маячит где-то поблизости.

В целом, «на кончике языка» отражает несовершенство механизмов человеческого мышления и памяти. В данном случае — лексического доступа (lexical access). Информацию, которая хранится в семантической памяти человека, можно представить в виде словарных карточек (их еще используют для изучения новых слов в иностранном языке): с одной стороны — то, что из себя представляет объект, то есть означаемое, а с другой — форма, в которой этот объект может существовать в нашем лексиконе (или в качестве визуального образа, запаха, звука — в общем, всего, что можно хоть как-то представить), то есть означающее. В сознании обе стороны такой словарной карточки связаны воедино и в процессе производства и обработки речи используются вместе.

К примеру, представьте, что в разговоре с вами кто-то упомянул шляпу; вам может казаться, что знание того, что такое «шляпа», интуитивно и не требует никаких дополнительных процессов мышления. На самом деле это не так: чтобы понимать, о чем идет речь, при обработке лексической оболочки какого-либо объекта соответствующую карточку в сознании необходимо найти и перевернуть, пусть это и происходит довольно быстро. То же самое происходит и при производстве речи: к примеру, в том случае, если вы хотите рассказать говорящему про шляпу собеседнику о другом головном уборе, например шапке. Феномен «кончика языка» показывает, что этот процесс не такой автоматический, как нам кажется, и что нужная карточка находится и переворачивается не сразу.

Слово при этом, разумеется, известно: об этом свидетельствует либо то, что в конечном итоге слово все-таки вспоминается, либо нечто похожее на прозрение (или eureka effect), когда это слово нам напоминает кто-то другой. О том, что слово известно, говорит и то, что по ходу мы вспоминаем множество другой (схожей, но ненужной) информации: как будто перебираем те самые словарные карточки в поисках необходимой.

Разумеется, как и любой другой феномен человеческого мышления, «на кончике языка» неоднократно изучался. Первая экспериментальная работа была проведена в 1966 году Роджером Брауном (Roger Brown) и Дэвидом Макнилом (David McNeil) из Гарвардского университета. В их исследовании добровольцам необходимо было вспомнить определенное сказанное им слово. Ученые заметили, что когда участники не могли вспомнить требуемое слово сразу, они пытались «нащупать» его иными способами — например, называли количество слогов в нем, первую букву или другое, созвучное с ним слово. Эта работа также показала, что подобная ситуация возникает не потому, что слово отвечающему неизвестно, а потому, что он не может осознать и воспроизвести его в определенный момент. Работа Брауна и Макнила рассматривает «на кончике языка» с точки зрения «прямого доступа» (direct access) к слову, который в процессе возникновения феномена перекрывается. 

Противоположный подход к изучению подобного искажения — эвристически-метакогнитивный: говоря простым языком, в его рамках возникновение «на кончике языка» объясняется не доступом к одному лишь слову, но вообще ко всей информации, которая с ним связана, — неким подсказкам, которые потенциально могут «достать» нужную форму из нашего сознания. Осмысленность такого подхода в 1977 экспериментально показали Ашер Кориат (Asher Koriat) и Израэль Либлих (Israel Lieblich): новые слова в их исследовании чаще оказывались «на кончике языка» добровольцев, если их определения были длиннее (соответственно, хуже запоминались). Последние работы, касающиеся феномена, достаточно часто объединяют два этих подхода, указывая на то, что «на кончике языка» — комбинация нарушений прямого доступа как к самому слову, так и к информации, которая с ним связана.

Достаточно часто этот эффект наблюдается и при попытке извлечь из памяти слово на неродном языке. Действительно, исследования с участием билингвов показывают, что на кончике языка чаще оказываются слова из второго, менее доминантного языка. Сказать, что слово неизвестно, как мы уже выяснили, при этом нельзя, но можно с уверенностью утверждать, что карточка с ним запрятана чуть дальше просто потому, что ее реже используют.

Частота возникновения феномена также зависит от возраста говорящего (это по большей части связано с когнитивным угасанием — память, в том числе семантическая, уже не та, что раньше). «На кончике языка» иногда даже сопровождает один из видов афазии, но в любом другом случае — это совершенно безобидное явление. Так что если вы когда-нибудь почувствуете себя глупо из-за того, что не сможете вовремя выговорить слово «синхрофазотрон» или «экзистенциализм», при этом прекрасно понимая, о чем идет речь, то не печальтесь: истина все равно где-то рядом.