Профессиональные музыканты обошли дилетантов в эмоциональной восприимчивости

 

Голландские ученые обнаружили, что профессиональные музыканты точнее, чем люди без музыкального опыта и образования, интерпретируют сочетания визуальных и звуковых стимулов. Также музыканты легче считывают эмоции другого человека по его изображению и звучанию его голоса. Статья вышла в журнале Psychology of music.

Психологи и музыковеды часто обращаются к особенностям восприятия у музыкантов, чтобы понять, как оно зависит от профессии или, наоборот, как влияет на исполнение. Однако практические исследования в основном выполняются на музыкальном материале (например, как музыканты, сравнительно с немузыкантами, оценивают запаздывающую или опережающую звуковую дорожку в видеозаписи исполнения музыкального произведения на фортепиано). В редких случаях для эксперимента используют человеческий голос. Как правило, довольно очевидные выводы гласят, что музыканты лучше воспринимают информацию на слух.

Авторы нового исследования решили предложить испытуемым сочетание визуального и звукового образа — фотографию человеческого лица и нечленораздельное мычание, по которым участникам эксперимента предстояло определить, какую эмоцию они выражают.

Для того чтобы узнать, как люди интерпретируют эмоциональную аудиовизуальную информацию, используется адаптированный тест Струпа. В оригинальном исследовании 1935 года американский психолог Джон Ридли Струп проанализировал, мешают ли (и насколько) адекватной обработке информации конкурирующие зрительные стимулы. Обнаруженное явление получило название «эффект Струпа»: оно состоит в том, что человеку сложнее прочесть название цвета, если буквы выкрашены иначе, — например, когда слово «зеленый» написано красным. Позднее тест стали использовать, чтобы оценить, какой вывод делают люди, если сигналы, проходящие по разным каналам восприятия, противоречат друг другу. Выяснилось, в частности, что при оценке эмоций другого человека видимое чаще становится базой для интерпретации, чем слышимое.

В эксперименте голландских психологов приняли участие две группы людей, по 16 человек в каждой, в которых было поровну мужчин и женщин. В первую группу вошли музыканты, непрерывно учившиеся профессиональной игре не менее пяти лет и занимавшиеся музыкой не менее 2,5 часа в неделю. Во второй были люди, не имевшие профессионального музыкального образования (если кто-то из них и брал уроки музыки, то не больше двух лет подряд и не подходил к инструменту в течение последних двух лет и более). Каждый из испытуемых должен был оценить эмоции людей, в диапазоне «грустно», «обычно», «весело», по фотографиям, записям голосов или сочетанию того и другого вместе. В последнем случае испытуемых просили интерпретировать изображение, а звук игнорировать, или наоборот. При этом иногда изображение и звук совпадали по настроению, а иногда противоречили друг другу.

Оказалось, что, оценивая сочетания звука и изображения, музыканты показывают лучший результат, чем обычные люди, причем даже в том случае, когда их просят ориентироваться не на звуковую, а на визуальную составляющую стимула. Кроме того, выяснилось, что музыканты и немузыканты не показали значимых различий в тех случаях, когда стимулы были только звуковыми или только зрительными.

Так, музыканты верно определяли, какую эмоцию выражает голос, почти в 95 процентах случаев, если лицо на фотографии ее подтверждало, и более чем в 85 процентах случаев, если изображение противоречило звуку. Немузыканты отставали примерно на 10 процентов в обеих ситуациях. Определяя эмоцию по изображению, музыканты показали примерно те же 95 процентов правильных ответов, если звук не противоречил изображению, и чуть более 90 процентов верных ответов, если противоречил. Немузыканты отстали на пару процентов в случае с совпадающими стимулами и почти на 5 процентов, если стимулы противоречили друг другу.

Ученые видят три возможных объяснения тому, что музыканты лучше справляются с конкурирующими или дополняющими друг друга стимулами. Во-первых, занятия музыкой развивают зрительное восприятие, так как тренируют навык превращать видимый стимул (нотную запись) в звук (исполняемую музыку). Во-вторых, если музыканты лучше воспринимают и интерпретируют звучащую информацию, то этот навык распространяется и на обработку информации, поступившей по другим каналам восприятия. Наконец, обучаясь музыке, люди приспосабливаются не только вычленять нужные звуковые нюансы, но и игнорировать лишние звуки или просто помехи.

Что касается совпадающих результатов у музыкантов и немузыкантов в случае с единственным стимулом (только звук или только изображение), то они вступают в противоречие с выводами предыдущих исследований. Однако ученые отмечают, что их задание могло быть слишком простым для обеих групп. Также авторы статьи признают, что испытуемые сильно различались по возрасту и что необходимы дальнейшие исследования на более широкой выборке. Ведь при интерпретации результатов следует учитывать, что в группах было всего по 16 человек.

Исследования эмоциональных аспектов музыки как самого абстрактного из искусств проводятся постоянно. Так, ученые, придерживающиеся разных научных подходов, до сих пор спорят, идентичны ли эмоции, которые мы проживаем в реальности и слушая музыку.

 Алла Бурцева