Историк из Принстона переосмыслила природу римских ларов и пенатов
Осенью 2017 года в издательстве Принстонского университета вышла монография Гарриет Флауэр (Harriet Flower) под названием «The Dancing Lares and the Serpent in the Garden: Religion at the Roman Street Corner» («Танцующие лары и змей в саду: религия на углу римской улицы»). Книга, как следует из названия, посвящена одному аспекту древнеримских верований: что представляли собой лары — «духи-хранители», или «домовые», как их называют в отечественной литературе. Несмотря на узко заявленную тему, Флауэр ставит гораздо более широкие вопросы: как народная религия соотносится с государственными культами, как государство использует народную религию в своих целях и почему элиты плохо представляют себе, во что верят «широкие народные массы». Кроме того, Флауэр демонстрирует читателю, что не существует статичной, завершенной истории античности, и объясняет, зачем науке необходима постоянная ревизия.
Сведения о ларах дошли до нас благодаря литературе и археологии. Ларов упоминают такие авторы, как Плавт, Катон, Варрон, Гораций, Овидий, Тибулл, Проперций, Плиний и другие. Благодаря раскопкам мы знаем, как выглядели ларарии — специальные домашние святилища, фрески, статуэтки, монеты с изображениями ларов. Уцелели некоторые алтари и посвятительные надписи. Но ни те, ни другие источники не дают единой картины: где-то лары упомянуты или изображены поодиночке, а где-то — парами; иногда рядом с ними стоит гений (дух-защитник хозяина дома, paterfamilias), иногда к ним ползут змеи; им приносят в жертву как свиней, так и крошки хлеба. У ларов нет имен, но есть эпитеты-функции: «домашние», «сельские», «дорожные». Их по-разному чтили в столице и в провинциях, в доме и на улице.
Объединяло все формы культа общее представление о ларах как защитниках границ дома и улицы, наблюдавших за сменой времен года и переменами в жизненном статусе (из детства в юность, от девичества в замужество и так далее). Лары — скромные и неприхотливые покровители, охотно довольствующиеся самой малостью, которая найдется даже у самого бедного раба. Ларов изображали веселыми молодыми людьми, нередко танцующими, часто держащими в руках рог и блюдо, символы достатка и сытости. Неудивительно, что эти симпатичные защитники были так популярны среди крестьян, рабов, простых горожан и вольноотпущенников всех мастей. Прозорливый Октавиан Август, гибкий и дальновидный популист, использовал их в рамках своей грандиозной религиозной реформы, реформировав культ ларов в Риме и превратив их в lares augusti.
Еще в начале XX века специалисты по римской религии разделились на два лагеря: одни вслед за Эрнстом Замтером считали ларов духами уже умерших и довольно сердитых родственников, которых надо постоянно задабривать. Вторые вслед за Георгом Виссовой полагали ларов доброжелательными малыми божествами-помощниками, коих у римлян было бесчисленное множество (замечательные примеры собраны М.Л. Гаспаровым в «Капитолийской волчице»). До сих пор в авторитетных изданиях вроде Оксфордского словаря классических древностей (Oxford Classical Dictionary) о ларах пишут осторожно: мол, может, и духи предков, а может, и божества. Гарриет Флауэр посвящает этой проблеме вводную главу своей книги. С точки зрения принстонской исследовательницы, лары — бесспорно божества и совершенно точно благоволящие к своим подопечным, кем бы они ни были: рабами, вольноотпущенниками или свободными, путниками или домовладельцами, невестами или матронами. Не исключено, что после монографии Флауэр версия о беспокойных духах предков окончательно останется в прошлом.
Ларов почитали вблизи домашнего очага, они, по крайней мере отчасти, и были божествами очага как центра дома. Флауэр отмечает, что в богатых римских домах очаг переместился из середины дома в кухню (об этом мы знаем из раскопок) и туда же переехали маленькие алтари домашних ларов, которым ежедневно приносили скромные жертвы: несколько капель вина, крошки или кусочки хлеба, чуть-чуть благовоний, гирлянду цветов. В парадном же центре дома стали устраивать небольшие святилища с бронзовыми статуэтками богов, которых почитали в данной семье. Эти группки богов и называли пенатами. Комбинация пенатов была вполне произвольна и зависела от того, где жили и чем занимались хозяева. Например, в Помпеях особо чтили Венеру, покровительницу города, и Меркурия, защитника торговли.
Интересно, что Катон Цензор, знаменитый римский политик II века до нашей эры и автор первого дошедшего до нас прозаического латинского текста — трактата «De Agri Cultura», «О земледелии», поручает уход за ларами, точнее, за их алтарями и жертвоприношениями, управляющим имений — рабам или вольноотпущенникам. Несмотря на традиционалистскую интонацию «назад, к древней простоте», Катон адресовал свое сочинение новому поколению римской элиты — осевшим в столице владельцам нескольких имений, разбросанных по Италии. Катону представлялось очень важным отправление культа ларов, но поскольку хозяев дома или усадьбы часто не было на месте, он перепоручал это действие тем, кто неотлучно был при очаге. Гарриет Флауэр вслед за многими современными исследователями сельского хозяйства в Древнем Риме думает, что Катон вовсе не был глубоким знатоком земледелия, как считали в XIX веке. Его «De Agri Cultura» полна энтузиазма, но пестрит лакунами и ошибками. В тонкости и историю культа ларов Катон не вникал, как не вникал в тонкости сельского хозяйства.
Впрочем, после Катона никто из дошедших до нас авторов, включая энциклопедиста и антиквара I века до нашей эры (в значении «знаток древностей») Марка Теренция Варрона, не оставил непротиворечивых сообщений о ларах. Неудивительно, что и Овидий, крупнейший поэт рубежа нашей эры, писал, что ему непонятно происхождение ларов и неясна их иконография. В «Фастах», поэтическом календаре римской религии, Овидий размышляет: «у подножия Ларов стоит из камня собака — //Как объяснить, почему вместе здесь Лары и пес?» (V, 137-138, пер. Ф.А. Петровского). Гарриет Флауэр замечает, что Овидий, говоря об особой любви собак к перекресткам, явно иронизирует и что к свидетельствам поэта надо относиться точно так, как он этого хотел: отдавая себе отчет в его лукавстве и фантазии, а также изрядной горечи по отношению к Риму. Овидий, как мы знаем, начал писать «Фасты» в столице, а правки вносил уже в ссылке, из которой не вернулся. Наконец, напоминает Флауэр, имеющиеся в нашем распоряжении рукописи «Фастов» — поздние (не раньше IX века нашей эры) и не лучшим образом сохранившиеся. Об этом обстоятельстве современный читатель часто забывает: античные тексты дошли до нас за редчайшими исключениями только в средневековых копиях, от оригиналов их отделяют тысяча и больше лет и неведомое количество промежуточных списков.
После анализа текстов Флауэр разбирает археологические свидетельства. Картина получается еще более сложная и неоднородная. Например, в Помпеях уцелело множество домашних фресок с изображением ларов, гениев и змей, причем сцены довольно однотипны: лары смотрят, как гений возливает на алтарь вино и укладывает еду, а змеи ползут сквозь густые садовые заросли с тем, чтобы, видимо, полакомиться приношениями. Оказывается, в античной литературе нет ни одного пояснения к подобной сцене: что это за змея (или змеи, они часто нарисованы парами) и какова ее связь с ларами и домом. (Есть знаменитая сцена в «Энеиде» Вергилия , но доказательно связать ее с культом ларов невозможно.) Причем выясняется, что изображения змей и ларов характерны для Помпей и окрестной Кампании, но не для других регионов. Скажем, на острове Делос, где исследовано немало домов, принадлежавших в начале новой эры богатым римским вольноотпущенникам, обнаружено несколько хорошо сохранившихся фресок с ларами. На этих изображениях есть хорошо узнаваемые лары, есть жертвы, которые им приносят благодарные домочадцы, но нет ни змей, ни сада. И в самом Риме змей с ларами не находят. Флауэр заключает, что никаких жестких иконографических правил относительно ларов в нормальном домашнем быту не было и никто их не стремился ни формализовать, ни соблюсти.
Помимо домашних ларов были еще и лары уличные, покровители улиц и перекрестков, а также отдельных районов города — «vici». Варрон рассказывает об интересном обычае в этой связи. Дело в том, что римляне редко праздновали пышные свадьбы. Обычно заключение брака состояло в скромной церемонии, частью которой была раздача трех бронзовых монет невестой. Одну монету невеста несла в руке и вручала ее жениху, вторую, спрятанную в башмаке, она подносила домашним ларам в своем будущем доме. Выйдя из нового дома, она направлялась к ближайшему уличному святилищу ларов и оставляла там третью монету, принесенную в специальном кошельке. Таким образом, невеста трижды препоручала себя защитникам: мужу, домашним богам и богам своего околотка.
Известно также, что в честь уличных ларов — lari compitalii — устраивали специальные, популярные в народе праздники Компиталии, отмечавшиеся в середине зимы. На околоточные алтари жители вешали куколки и шарики из шерсти, и, судя по всему, это было формой переписи населения: местный чиновник, vicomagister, пересчитывал эти приношения, чтобы представлять себе, сколько народу, как свободных, так и рабов, живет во вверенном ему районе. Тот же vicomagister распоряжался жертвоприношениями во время Компиталий и раздачей жителям жертвенного мяса.
Октавиан Август, как и Варрон, веривший в ценность традиционных устоев, одновременно создавал новое государство с новой идеологией, напоминавшей старую только внешне. Август видел в почитании римских lari compitalii нечто чрезвычайно для себя важное: их вневременность. Этим он и воспользовался, приказав превратить обычные многочисленные святилища уличных ларов в святилища августовых ларов — lari augusti. Так они стали одновременно старыми и новыми: традиционными и принадлежащими новой эпохе — его, Августа. Со временем они должны были превратиться и превратились из безымянных покровителей отдельных районов огромного города в постоянно возобновляемый источник памяти об императоре.
Гарриет Флауэр специально останавливается на некоторых аспектах провинциальных культов ларов, чтобы показать, как в далеких от Рима краях почитание ларов стало источником самоопределения населения как римлян. Нет ничего удивительного, заключает исследовательница, что солдаты Митридата Евпатора, отобрав в 88 году до нашей эры у римлян остров Делос, изуродовали изображения домашних ларов, лишив побежденных их символического родства с метрополией. Флауэр также подчеркивает, что, когда христианские императоры в 392 г. нашей эры запретили отправление культов ларов и пенатов, то это касалось всех язычников: то есть и тогда еще домашних божеств почитали широко, повсеместно и, что особенно важно, во всех слоях общества, а не только среди рабов, как часто полагали ученые в XIX и начале XX века. Закон должен был разорвать связь с одной из самых давних, глубоко укорененных и неброских традиций языческого Рима.
Одна из самых интересных сквозных тем в книге Флауэр — это неуловимость народных верований, от которых не осталось текстов, а только артефакты и история интерпретаций. Античные авторы безуспешно пытались подогнать ларов под лекала греческой мифологии, а позднейшие исследователи старались совместить сведения из древних источников с практиками примитивных обществ. Интерпретаторы стремятся создать универсальную картину, а ее не существует. Хороший современный историк, а Гарриет Флауэр из их числа, не боится ревизионизма и сам является ревизионистом. Как бы ни была далека от теории струн история римской религии, но точка зрения физика Леонарда Сасскинда годится для тех, и для других: «Неэлегантность и неоднозначность теории в конечном итоге следует рассматривать как ее сильные стороны. Честный и непредвзятый взгляд на реальный мир не предполагает математического минимализма» (из книги «Космический ландшафт. Теория струн и иллюзия разумного замысла Вселенной», перевод А. Пасечника).
Юлия Штутина