За чистоту языка

Более полутора веков назад родился Лазарь Заменгоф, врач-окулист и создатель искусственного международного языка — эсперанто, который до сих пор считается самым успешным лингвистическим проектом подобного рода. Заменгоф хотел, чтобы созданный им язык был максимально прост в освоении, а главное, чтобы говорящие на нем представители самых разных народов и континентов с легкостью понимали друг друга. Но для того, чтобы второе условие было выполнимо, эсперанто должен сохранять самотождественность, не распадаясь на региональные ветви или диалекты. Тем не менее, это живой язык, которым пользуются сотни тысяч, если не миллионы человек по всему миру; не меняться он не может. О том, как же изменился эсперанто за прошедшие десятилетия и не грозит ли ему расщепление на множество узусов, мы попросили рассказать Вячеслава Иванова — лингвиста, преподавателя эсперанто и ведущего блога Amikeco.ru, посвященного различным языкам мира.

Единственная реформа

Первая книга по языку эсперанто была опубликована в Варшаве в 1887 году. С тех пор в эсперанто случилась всего одна официальная реформа: почти сразу после выхода проекта в свет его автор, Лазарь Маркович Заменгоф, поменял слово kian «когда» на kiam в ответ на справедливые критические замечания о том, что kian совпадало бы с формой винительного падежа от kia «какой» (показателем винительного падежа в эсперанто является окончание -n).

Можно ли говорить, что после той реформы эсперанто больше никак не менялся? Конечно, нет. Уходя в живое употребление, лингвопроект становится «плановым языком», в нем происходят стихийные изменения под влиянием практики, которые потом фиксируют уже грамматики другого рода — не предписывающие, а описательные. Если у Заменгофа в первой книге «La lingvo internacia» было 16 правил на одной страничке (их до сих пор часто упоминают в статьях об эсперанто), то впоследствии были изданы такие описательные грамматики как «Plena Analiza Gramatiko» (1980) и «Plena Manlibro de Esperanta Gramatiko» (2006), в которых анализ реального употребления языка занимает уже сотни страниц.

Объем описательных грамматик радовал одних говорящих — они наконец находили в них ответы на спорные вопросы, и смущал других — им казалось, что такой подход угрожает простоте изначального заменгофовского описания языка («Fundamento»). В 1980-х годах была активна группа, известная как Аналитическая школа, целью которой стало «[добиваться,] чтобы международный язык, ныне более известный как эсперанто, был стабильным, устойчивым, неизменным на основе «Fundamento»; чтобы он не расходился на диалекты и не деградировал под влиянием вредных иноязычных привычек». Влияние национальных языков, интерференция с родным языком говорящего, признавались вредными всеми, но авторы описательных грамматик признавали существование такого влияния и пытались его описывать.

В развитии эсперанто выделяют два «национальных» периода, когда влияние конкретного национального языка было особенно велико. Это «русский период» до 1895 года и «французский» примерно до 1905-го. Хотя это может быть не заметно внешнему наблюдателю (люди чаще всего отмечают, что «эсперанто напоминает испанский или итальянский»), русское влияние на эсперанто очень велико. Этому способствовало не только то, что Заменгоф, по-видимому, думал на русском, но и то, что первыми эсперантистами стали жители Российской империи. По русскому образцу работает в эсперанто согласование времен («Он не знал, что она придёт» Li ne sciis (прош. вр.), ke ŝi venos (буд. вр.); сравните с английским «He didn’t know that she would come»), глагольные приставки (pri «о, на тему», ridi «смеяться», priridi «осмеять»; sub «под», aŭskulti «слушать», subaŭskulti «подслушивать»; el «из», teni «держать», elteni «выдержать»), некоторые готовые решения переведены пословно с русского — например, «прежде чем войти» antaŭ ol eniri. Тут мы видим предлог со значением «впереди», служебное слово ol с основной функцией сравнения (pli alta ol la monto «выше, чем гора») и глагол eniri, составленный из предлога en «в» и глагола iri «идти»).

В 1905 году состоялась первая большая международная встреча говорящих на эсперанто, и с этого момента отсчитывается «международный период». В эсперантской литературе тогда, например, появилось сразу несколько талантливых венгров, сообщества эсперантистов появились в Швеции, Персии, Японии, Китае. Говорить об особом влиянии какого-то языка уже было нельзя.

На первом же Всемирном конгрессе эсперанто в 1905 году была принята Булонская декларация (дело происходило в городе Булонь-сюр-Мер на севере Франции). Она состоит из пяти пунктов, призванных застраховать эсперанто от влияния какой-либо идеологии («эсперанто никому не принадлежит, любой может пользоваться им для какой угодно цели») и от угрозы реформ («единственным постоянным авторитетом является «Fundamento de Esperanto» [описание языка и первые опубликованные на нем тексты], в который никто не имеет права вносить изменения»). Перед этим относительно успешный лингвопроект волапюк, тоже имевший тысячи сторонников, уже успел расколоться на фракции и фактически погибнуть от разнонаправленных проектов его изменения.

В то же время Булонская декларация добавила говорящим свободы: «Если какой-то языковой вопрос никак не освещен в «Fundamento», говорящий вправе сам решать, как ему быть, точно так же, как это происходит в национальных языках». Ближайшие годы видели всплеск творчества на эсперанто, уже в 1907 году был опубликован первый роман, написанный на эсперанто Анри Вальеном. Множилось число встреч эсперантистов, периодических изданий, переводных словарей. Это способствовало и активизации процессов по изменению эсперанто как живого языка. Интересно, что изменения в эсперанто предсказал знаменитый швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр в своих лекциях по структурной лингвистике.

Как же изменялся эсперанто с тех пор?

Лексика, словообразование

В первом учебнике эсперанто Заменгоф написал, что от одного корня можно образовать разные части речи сменой окончания: iri «идти», iro «ходьба» (о — окончание существительного), ira «относящийся к ходьбе» (а — окончание прилагательного), ire «на ходу» (е — окончание наречия). Он также снабдил учащихся несколькими текстами для примера. При этом довольно скоро люди обратили внимание, что смена окончания не всегда приводит к одинаковому результату: так в глаголах iri «идти», ludi «играть», paroli «говорить» смена их окончания на -o приведет к образованию названия этого действия («ходьба», «игра», «говорение/речь»), но с глаголами adresi «адресовать», sangi «кровоточить», marteli «бить молотком» мы получаем adreso «адрес», sango «кровь» и martelo «молоток» (имя действия от них тоже можно получить, но уже добавлением специального суффикса: adresado, sangado, martelado).

Попытка добиться полной оборачиваемости корней (среди прочих причин) привела к созданию наиболее известного лингвопроекта на основе эсперанто — идо. С объяснением эсперантского словообразования очень своевременно выступил в 1910 году швейцарский математик и эсперантолог Рене де Соссюр (брат лингвиста Фердинанда де Соссюра). В своей работе «Логические основы словообразования в эсперанто» он открыл, что корни эсперантских слов уже несут в себе значение качества, действия или предметности — и таким образом делятся на субстантивные (как martel- и sang-), адъективные (как bon-, bel-) и глагольные (как ir-, lud-, parol-).

Современные словари эсперанто устроены по гнездовому принципу (все производные слова собраны в статье о корне), причем первым приводится слово с присущим его корню окончанием — например, «martel||o — молото́к; мо́лот», и где-то ниже производные от него другие части речи.

Так люди сначала стали говорить на эсперанто, а потом разобрались, как он работает.

В лексике эсперанто происходили и другие изменения помимо переосмысления устройства словообразования. У части слов значение сузилось (leono estas granda kato «лев — большая кошка»; сейчас для «кошачьих» есть слово feliso, и granda kato можно сказать разве что фигурально, как и в русском); у других возобладало переносное и стало основным (krispa «кучерявый» о волосах, хотя изначально это было описание брыжей — пышной кружевной отделки; sproni «пришпорить» за неимением в повседневной жизни лошадей стало чаще означать «активизировать, подвигнуть, навести на мысль»); в отношении третьих уточнилось употребление (korekta означает «относящийся к редактуре, корректорской работе», хотя и встречается под влиянием других языков в значении «верный, правильный» — но правильное, и более частое, слово для этого значения ĝusta). Глагол ŝati, у Заменгофа означавший «дорожить, уважать», получил более сниженное значение «любить» (в смысле «нравиться», англ. to like — о вещах, еде, напитках; для любви к особым людям в нашей жизни есть глагол ami): mi ŝatas kafon «я люблю кофе, мне нравится кофе». Глагол elrigardi («из» + «смотреть»), построенный как калька с русского «выглядеть», практически вышел из употребления (вместо него используются ŝajni «казаться» и aspekti «смотреться, выглядеть») — и будет понят сейчас только буквально, как «выглядывать из (окна, укрытия и т. д.)».

Приведенный в «Fundamento» словарик определял животное miogalo как выхухоль на русском и как ондатру на французском. В итоге это привело к введению слова ondatro, но, говорят, ошибка чуть ли не до сих пор бродит по словарям.

В парах антонимов обычно один из них образуется при помощи приставки mal- (bona «хороший», malbona «плохой»; dekstra «правый» — maldekstra «левый»). Это здорово сокращает количество корней, которое нужно выучить, чтобы заговорить на эсперанто. Но в то же время не устраивает художников слова, которые придумали для большинства слов на mal- непроизводные синонимы, часто несколько (liva «левый», mava «плохой», olda «старый», trista «печальный», frida «холодный»). Что интересно, большинство этих слов широкого признания не получили, часто используется разве что trista, а от frida образован холодильник fridujo (об этом мы еще поговорим).

Есть специальные слова для обозначения реалий движения эсперантистов — например, gufujo «пристанище сов», о ночном кафе для неторопливых разговоров на большой эсперанто-встрече; или antaŭkongreso — «предконгресс», экскурсионно-развлекательная часть конгресса эсперанто за несколько дней до начала конгресса; aliĝilo (из al-iĝ-il-o «средство/инструмент присоединения») — «анкета участника, заявка на участие».

Для многих новых понятий в эсперанто удается найти хорошее название на основе уже имеющихся морфем. Например, русскому слову «мессенджер», заимствованному из английского, соответствует tujmesaĝilo «средство для обмена мгновенными сообщениями» (из tuj «сразу, тут же», mesaĝ/o «сообщение, послание», il/o «средство, инструмент»).

На уровне предложения

Сочетания прилагательное + глагол «быть» все чаще сокращаются до одного глагола: ĉielo estas blua > ĉielo bluas «небо голубое», la tago estas bona > la tago bonas «день хорош». Глаголы могут образовываться и от существительных основ: mi trajnis ĉefurben «я ехал поездом в столицу» от trajno «поезд» (в полном стиле будет скорее mi veturis per trajno al la ĉefurbo). Наконец, в один глагол можно стянуть существительное и предлог пространственного отношения — ni altabliĝis «мы сели за стол» («пристолились»), от tablo «стол» и предлога направления al.

При этом в языке сформировались регистры: и в официальном документе вроде резолюции конгресса не будет стяженных форм вроде bonas — только estas bona.

Бертил Веннергрен в «Полном справочнике эсперантской грамматики» отмечает популяризацию сочетаний неопределенной формы глагола на -i с предлогами. Например: Ni ĝoje babilis dum promeni tra la flughaveno — «Мы радостно болтали, пока прогуливались по аэропорту» (более привычно: Ni ĝoje babilis dum ni promenis…, с формой изъявительного наклонения, или Ni ĝoje babilis promenante…, с деепричастием). Ранее с инфинитивом сочетались только четыре предлога (чаще всего предлог цели por: Li venis por informi «Он пришёл, чтобы сообщить»). Веннергрен отмечает, что речь идет скорее о традиции — и использование других предлогов с инфинитивами не противоречит грамматике; хотя такие формы пока звучат непривычно, они могут распространиться в будущем.

Боналингвисмо

Заменгоф разрешил заимствовать «международные» слова в эсперанто 15-м правилом своего первого учебника. С распространением эсперанто по континентам и с ростом представлений эсперантистов о родных языках друг друга появились люди, сомневающиеся в международности международных слов. Появился термин eŭropocentrismo, и избегать европоцентризма стало хорошим тоном: так, в эсперантских текстах почти не встречаются римские числа как слишком европейские.

В своем экстремальном виде борьба с европоцентризмом выражается в работе группы «bona lingvo» (хороший язык, по названию основополагающей работы швейцарского автора Клода Пирона, 1989). Участники группы, боналингвисты, предлагают альтернативу излишним, по их мнению, словам, заимствованным из европейских языков, в виде сложных лексем, образованных средствами эсперантского словообразования из базовых корней (aberacio → devojiĝo de normo, «аберрация → отход от нормы»).

Боналингвисты довольно влиятельны, их представители есть среди администраторов эсперантской Википедии, что приводит к правкам вроде переименования статьи «printilo» (принтер) в «presilo» («печатное устройство»). Статья «fridujo» «холодильник» на треть состоит из пояснения, что лучше называть это устройство malvarmujo (потому что frid- — «лишний» корень, его нет в «Fundamento», да и другие производные от него слова объективно не используются на практике).

Напор боналингвистов не мог остаться без ответа. С эссе по вопросу в 1999 году выступил писатель, ныне редактор престижного литературного альманаха «Beletra Almanako», Хорхе Камачо. Эссе называется «La Mava Lingvo» (плохой язык), и уже в своем заголовке содержит нефундаментальный (и действительно реже используемый, однако узнаваемый корень mav- вместо malbon-). Писатель призвал смело пользоваться накопленными богатствами языка и не обзывать «неологизмами» лексемы, бытующие десятилетиями.

С примирительным текстом в 2007 году выступил Тоньо дель Баррио, его эссе (отмеченное литературной премией Всемирной ассоциации эсперанто) называется «La Normala Lingvo». Пафос эссе можно свести к одной фразе из него: «Я бы сказал, что правы все четверо, даже если кажется, что они отстаивают противоречащие друг другу тезисы».

Продолжая спорить о лучшем пути развития эсперанто, эсперантисты разговаривают на общем языке — и прекрасно понимают друг друга, чтобы вовлекаться в эмоциональные споры.

Этнолекты («диалекты эсперанто»)

При изучении любого иностранного языка в игру вступает интерференция с родным. Люди переводят по словам родные предложения, и в результате фразы не всегда получаются в духе изучаемого языка. Буквальный перевод с русского на эсперанто при этом иногда может сработать (отчасти из-за упомянутого «русского периода» развития эсперанто).

В худших случаях (а худших случаев в эсперанто-сообществе немало, ведь почти все учат эсперанто в свободное время и не всегда достигают хорошего уровня владения) люди просто пытаются вместо забытого слова вставить родное (или английское) с подходящим эсперантским окончанием. Вспоминается evaluado в конце учебного семинара по интернет-технологиям в Швеции — так организаторы назвали опрос участников по аналогии с английским evaluation. Должно быть enketado «анкетирование, опрос», opinisondo «опрос, изучение мнений» или pritakso «оценка». Бывают, конечно, менее очевидные случаи.

Например, влиянием родного языка может объясняться предпочитаемый порядок слов в предложении. Русский эсперантист скорее скажет Mi ŝatas la verkitan de Kabe vortaron «Мне нравится написанный Кабе словарь», а немецкий — Mi ŝatas la de Kabe verkitan vortaron «Мне нравится Кабе написанный словарь», причем наиболее удачным (но не обязательным) будет порядок Mi ŝatas la vortaron verkitan de Kabe [За этот пример я благодарен писателю и литературоведу Стену Юханссону].

При этом такая интерференция может восприниматься другими эсперантистами как интересный элемент индивидуального стиля и даже получать распространение за пределами «этнолекта». Скажем, с выносом субъекта перед причастием (de Kabe verkitan) я впервые столкнулся в письме из редакции эсперантской службы Международного радио Китая («Ĉina Radio Internacia»). И к тому же такой вынос мне показался изящным.

Влиянием родных языков объясняется то, как русские эсперантисты чаще используют слово ebleco в значении «возможность, шанс» на месте ŝanco, eblo, oportuno у других носителей языка. Дело в том, что русский язык обозначает одним словом и «(не)возможность чего-то» (ebleco) и «предоставленную возможность» (eblo, ŝanco). Oportuno, конечно, чаще употребляется теми, у кого opportunity в родном (эсперанто-русский словарь это слово признаёт и переводит «удобный, подходящий случай»).

Важно понимать, что это скорее региональные тенденции, «этнолекты», чем устоявшиеся отдельные диалекты. Перед публикацией эсперантских текстов их приводят к международному виду через вычитку редактором с другим родным языком: например, мои переводы рассказов Джонни Рамонова перед публикацией в «Beletra Almanako» читали венгр и испанец, в обсуждении с ними я тогда узнал много нового о своем эсперанто (как все русские, я скуповат на определенный артикль la, например).

Наиболее очевидно влияние родного языка в произношении. Русские говорят с узнаваемым русским акцентом, а британцы — с узнаваемым английским. При этом стихийно сложилось представление о произносительной норме, к которой приближаются многие эсперантисты вопреки влиянию родной фонетики. Есть французы без картавого /r/, англичане с ясным /o/ (а не дифтонгом /ow/) и даже русские, выговаривающие безударную /о/.

Исследованию этого феномена посвящена кандидатская диссертация О. В. Буркиной «Произносительная норма в эсперанто» (2009). В ходе работы выяснилось, например, что эсперантисты наиболее строго оценивают говорящих с произносительными особенностями своего региона (ставят им самые низкие оценки в эксперименте с аудиозаписями). Это значит, что люди знакомы с особенностями местного акцента в эсперанто и стараются от него отталкиваться в сторону нейтрального идеала. При сохранении терпимости к вариативности, широких границ фонем, наблюдается тенденция к сужению произносительной нормы; этому, конечно, способствуют современные технологии — эсперантисты все чаще могут общаться устно, все больше людей изучают эсперанто по учебникам с озвучкой — например, эсперанто доступен и пользуется популярностью в приложении Duolingo (через английский и испанский языки).

Сленг

Эсперанто-культура — это не только высокая литература, но и сленг. Чаще всего в популярных статьях и телесюжетах вспоминают глагол krokodili — это не только «быть крокодилом», но и «говорить на родном языке в контексте, когда уместен эсперанто» (и когда часть присутствующих может чувствовать себя вытесненными из общения из-за незнания местного языка). Осознавая важность практики в овладении языком, эсперантисты рано придумали обзывалку для тех, кто выбирает простой путь.

Одним крокодилом дело не ограничивается. Есть разновидности. Например, aligatori — это пользоваться эсперанто-средой, чтобы поговорить с носителями на изучаемом иностранном языке. Недавно встретилось dinosaŭri — глагол из той же серии — и предлагаемое значение «говорить на эсперанто прямыми пословными переводами с родного», нередкая болезнь любого человека после базового курса или слишком простого самоучителя. От вопроса Kiel vi fartas? («Как дела? Как поживаете?») образовано существительное kielvifartasulo, описывающее человека с весьма ограниченными познаниями в языке — знаний ему хватает, только чтобы поздороваться и спросить «Как дела?»

На эсперанто нет развитого молодежного сленга, тем более нескольких вариантов, связанных с разными субкультурами, потому что нет постоянных поселений и нет школ с преподаванием на эсперанто. Некому придумать слово «родаки» или переобозначить «фишку», чтобы говорить «фишка в том, что...». Важнее понимать друг друга, чем выделиться из числа окружающих. Однако в интернете и на кратких молодежных слетах какие-то начатки такого сленга зарождаются. Так, например, сообществу долго не хватало хорошего аналога английского «cool». Экспериментировали с kula, kuleca, а наши, конечно, баловались с существующим прилагательным kruta «крутой». В итоге устоялось априорное слово mojosa (из аббревиатуры MJS < modern-junular-stila, «в стиле современной молодежи»; согласные в алфавите читаются с исходом на -о, прилагательные оканчиваются на -а).

Как бы восполняя то, чего все еще не хватает эсперанто в отличие от других языков, существует проект искусственного сленга воображаемых эсперанто-уголовников — Gavaro; у того же автора есть диалектный эсперанто Popido и даже архаический Arcaicam Esperantom (1969) — в этом языке есть дательный падеж, окончание инфинитива на -ar, «традиционная» орфография (без k, с передачей f через ph, есть фонемы, которых будто не стало в эсперанто и т. д.). Частью молодежной культуры эсперанто был лингвопроект токипона, модель пиджина, который пока не вырос за пределы сообщества говорящих на эсперанто.

За более чем сто лет своего развития эсперанто остается наиболее распространенным плановым языком, с говорящими в почти всех странах мира и с положительной динамикой. Предсказания о том, что язык будет меняться, сбылись, но распада на диалекты не произошло — из-за специфики использования языка в международном контексте, когда просто не существует изолированных групп для создания своих вариантов языка. Интерференция с родным языком влияет на предпочитаемые в разных странах формы, которые однако остаются в пределах «мейнстримного» эсперанто.

Вячеслав Иванов