Во Франции скончался литературовед и философ Цветан Тодоров
Во Франции на 78 году жизни скончался видный интеллектуал, теоретик литературы, культуролог, философ Цветан Тодоров (Tzvetan Todorov). Он оставил множество работ, многие из которых, в том числе написанные еще в 1960-е годы, внесли существенный вклад в развитие современной гуманитарной мысли. Тодоров, начинавший как литературовед-структуралист, открывший французскому читателю достижения русских формалистов и философию Михаила Бахтина, со временем трансформировал в сторону гуманистической традиции, основателями которой считал Жан-Жака Руссо и Шарля де Монтескье.
Путь Цветана Тодорова в гуманитарной науке очень характерен для западного интеллектуала второй половины ХХ века, особенно связанного с французской культурной и философской жизнью. Увлеченный поворотом гуманитарной методологии к сциентизму, к попыткам добиться от гуманитарного знания объективной, «научной» достоверности, Тодоров закономерно пришел к структурализму, преобладавшему во французских университетах в 60-е — 70-е годы. И вместе с другими своими коллегами на рубеже 70-х — 80-х Тодоров испытал разочарование в «точных», лингвистических методах работы с объектами гуманитарного знания. После этого перед ним открылся собственный путь, который вывел его за пределы литературоведения — к поиску ответов на вопросы философского характера, к поиску места, которое интеллектуал может занимать в рамках сегодняшней культуры. По этому пути он и шел до конца своей жизни.
Тодоров родился в 1939 году в Болгарии и образование получил в Софийском университете, где изучал филологию. Будучи студентом-славистом, Тодоров уже в то время заинтересовался наследием русских формалистов 1910-х — 1920-х годов: Бориса Эйхенбаума, Юрия Тынянова, Виктора Шкловского, Романа Якобсона, Бориса Томашевского и других. Для Тодорова в то время обращение к формальному методу было единственным законным способом избежать давления марксистско-ленинской идеологии, неизбежного при занятиях литературой в советской Болгарии.
Русские формалисты в свое время развивали идеи на стыке лингвистики и литературоведения, стремясь обнаружить в художественном тексте не «волю автора» и не «голос эпохи» (в противовес романтической, а также исторически и социально ориентированной критике), но имманентно присущие тексту черты, которые можно было бы считать и описывать как объективные данности, независимые ни от каких субъективных обстоятельств. Так в литературную критику XX века, после почти двухсотлетнего забвения, вернулась поэтологическая парадигма, у основания которой стоит «Поэтика» Аристотеля.
Закончив университет, Цветан Тодоров в 1963 году эмигрировал во Францию, где, поступив в Парижский университет, приступил к работе над диссертацией под руководством крупнейшего французского литературоведа и философа Ролана Барта. В 1968 году молодой доктор философии получил должность в Парижском центре научных исследований и вскоре оказался в центре французской интеллектуальной жизни того времени.
1960-е годы были временем расцвета структурализма во Франции — устойчивые, объективно существующие структуры, подобные структурам языка, открытым лингвистами, искали в самых разных областях культуры: в антропологии, психологии, философии, мифологии и, конечно, в художественной литературе. Подобно тому как за отдельными речевыми высказываниями во всем их совокупном множестве скрываются более общие и абстрактные законы языка, так и в отдельных произведениях литературы, полагали структуралисты, обнаруживаются общезначимые законы литературного развития, определяющие собой все особенности отдельно взятых текстов. Поиску именно этих законов, или структур, и было теперь посвящено их внимание.
Под влиянием своего наставника Барта Цветан Тодоров обратился к проблеме художественного повествования и вскоре стал одним из крупнейших авторитетов по вопросам нарратологии (так он сам назвал область своих исследований). Своеобразным манифестом его идей стала выпущенная в 1969 году работа под названием «Структурный анализ повествования», из которой позже выросли «Грамматика «Декамерона» (1969), «Введение в фантастическую литературу» (1970), «Поэтика прозы» (1971) и «Поэтика» (1973). Эти работы были созвучны идеям других французских нарратологов — прежде всего самого Барта, а также Альгирдаса-Жюльена Греймаса и Клода Бремона.
Полагая, вслед за Аристотелем, что в повествовательном произведении центральное место занимает сюжет, Тодоров стремился вычленить максимально абстрактные структуры, определяющие его построение. Так, на примере ста новелл «Декамерона» он проанализировал, чем схожи их сюжеты, и установил, что каждый сюжет развивается от исходного состояния равновесия через промежуточное состояние дисбаланса к некоему новому равновесию. В работе над этой проблематикой Тодорову помогло хорошее знакомство с сочинением русского фольклориста Владимира Проппа «Морфология волшебной сказки» (1928), которое также посвящено поиску повторяющихся структур в сказочных сюжетах.
В 1970 году Цветан Тодоров, совместно с другим видным французским литературоведом и философом Жераром Женеттом, основал периодическое издание «Поэтика: журнал литературной теории и литературного анализа», главным редактором которого оставался на протяжении десяти лет. По просьбе Женетта Тодоров переводил на французский язык работы русских формалистов — их идеи оказались очень созвучны поискам французских структуралистов этого времени. Любопытно, что Тодоров не останавливался на узком круге имен — в «Поэтике» выходили переводы не только Тынянова и Якобсона, но и Дмитрия Лихачева или Бориса Успенского. Тодоров также познакомил французского читателя с формалистами в своей книге «Теория литературы, тексты русских формалистов» (1965).
Однако в 1970-е годы во Франции (и в США) поэтологическая парадигма в литературоведении стала уступать место герменевтической — на смену структурализму, под влиянием Жака Деррида и ряда других мыслителей, пришел постструктурализм, ставивший перед исследователями совсем другую проблематику. Герменевтика вообще нацелена на поиск в тексте скрытого смысла, существующего в нем либо объективно (библейская экзегеза, романтическая герменевтика), либо субъективно — а это как раз область деятельности постструктуралистов. Они отказались от идеи имманентно присущей тексту структуры — текст для них стал полем свободных культурных интерпретаций, на котором каждый читатель собирал какой-то свой, необходимый только ему урожай. Автор с его замыслами и идеями тоже оказался неважен — недаром постструктуралисты, к числу которых в то время примкнул и Ролан Барт, провозгласили «смерть автора». Весь объем накопленной на Земле письменной информации отныне служил культурным контекстом, в котором существовало, вплоть до полного растворения в нем, произведение литературы.
Для Тодорова 1970-е годы тоже стали временем напряженного поиска, который позволил бы синтезировать методологию структурализма с новыми задачами. Сугубо лингвистически понимаемые «структуры» человеческого опыта начали стеснять исследователя, он все больше убеждался, что структурализм — не цель, а в лучшем случае метод, инструмент анализа. «Нельзя всю жизнь полировать рабочий инструмент: однажды им надо воспользоваться», — говорил позже Тодоров.
В результате ученый обратился к области, прежде интересовавшей его во вторую очередь, — к интерпретации художественных текстов. Так появились такие работы, как «Теория символа» (1977), «Символизм и интерпретация» (1978), «Жанры речи» (1978).
Совершить своеобразный прорыв Тодорову позволило знакомство с трудами крупного русского филолога и философа Михаила Бахтина. Во второй половине 1970-х годов, на пару с Юлией Кристевой, еще одним эмигрантом из Болгарии и крупным теоретиком постструктурализма, Тодоров изучал и пропагандировал работы русского ученого и даже выпустил о нем первую книгу на французском языке: «Михаил Бахтин: диалогический принцип» (1981). Идеи Бахтина подсказали Тодорову возможность обратиться от структуры как конструкции текста не просто к его содержанию, а к возможности диалога между субъектами.
Этот поворот открыл Тодорову область гуманизма — взгляд на человека как на единственного носителя свободы и самостоятельного смысла. По его словам, именно на этом этапе он убедился, что многие идеи мыслителей европейского Просвещения — Шарля Луи де Монтескье или Жан-Жака Руссо — увлекают его больше, чем современные теории. В 80-е годы он отошел от собственно литературоведческой проблематики, обратившись к насущным вопросам культуры. В частности, у него вышло две книги «Завоевание Америки: проблема другого» (1982) и «Мы и другие: размышления француза о многообразии человечества» (1989), в которых он ставил проблему восприятия человека человеком, преодоления отчуждения, поиска пространства для диалога.
В ходе работы над этими и другими сочинениями Тодоров искал подход к новому методу, который сложился у него под влиянием Бахтина. Метод был сформулирован в «Книге критики» (1984), теоретические установки которой существенно отличались от идей «Грамматики «Декамерона» или «Поэтики прозы». Теперь Тодоров утверждал наличие двух типов истины, важных для литературоведческого анализа: поверхностного (фактическая достоверность) и глубинного (раскрытие смысла). Истина второго уровня возникает, по Тодорову (и по Бахтину), в критическом диалоге, в пространстве согласия между субъектами.
С этого времени и вплоть до конца жизни Тодоров занимался именно диалогической критикой, понимаемой как диалог между сознаниями автора и критика, который ведется не ради выявления победителя в споре, а ради согласия. В отличие от прежних лингвистических поисков Тодорова, теперь текст художественного произведения для него — не объект описания, а «речь, с которой встречается речь критика; автор — это «ты», а не «он», собеседник, с которым обсуждаются человеческие ценности» (так эту мысль сформулировал переводчик ряда сочинений Тодорова на русский язык и крупный отечественный исследователь французского постструктурализма Георгий Косиков).
Цветан Тодоров дважды приезжал в Москву — один раз еще в 1959 году, еще до эмиграции во Францию, а второй раз — уже в 2013-м, когда французский ученый прочел в РГГУ лекцию под названием «Путь интеллектуала в современном мире». Описывая этот путь, Тодоров заметил, что еще одним важным событием в его собственной интеллектуальной истории стал 1989 год — год уничтожения Берлинской стены. «В тот самый момент в моем уме тоже рухнула маленькая стенка», — рассказал он аудитории, подчеркнув, что вплоть с того времени остается верен принципу гуманизма, который не позволяет мыслителю свободно оперировать такими понятиями, как «тоталитаризм» или «демократия», но требует тщательного анализа каждого из них, поиска «ты» в каждом «он», который действует в истории.
Завершая этот очень неполный очерк жизни и интеллектуальных исканий Цветана Тодорова, можно сказать, что в споре между двумя философскими крайностями, догматизмом авторитетного, даже авторитарного знания, с одной стороны, и, с другой стороны, отрицающим саму ценность знания релятивизмом, для которого недавно нашлось меткое слово
(ситуация, в которой все точки зрения равно субъективны и равно не могут претендовать на объективность), Тодоров предпочитал искать третий путь — путь гуманистического сомнения, путь приближения к знанию исходя из реальности человека, живущего в обществе других людей. Возможно, поэтому в 2000 году французский журнал «Экспресс» назвал Цветана Тодорова «апостолом гуманизма».
Дмитрий Иванов