Все слова радуги

Откуда берутся слова, обозначающие различные цвета, в нашем и любом другом языке? Верно ли, что во всех языках приращение таких слов идет по строго заданной модели? Может ли язык, в котором появилось новое слово для обозначения того или иного цвета, это слово потерять? О том, как связаны язык и цветовосприятие, читайте в переведенной нами статье Клэр Бауэрн, которую опубликовало издание The Conversation.

Легко заметить, что в английском языке названия цветов имеют разное происхождение. Названия для таких экзотических цветов, как vermilion (ярко-красный) или chartreuse (желто-зеленый) были заимствованы из французского и происходят от названий определенных вещей: одной из солей ртути и ликера соответственно. Слова black (черный) и white (белый) не всегда были названиями конкретных цветов. Black происходит от слова со значением «горелый», а white — от слова со значением «блестящий».

Наборы слов, используемых для обозначения цветов, заметно отличаются в разных частях земного шара. В большинстве языков есть от двух до одиннадцати базовых цветовых категорий (цветовая категория — центральный оттенок + часть спектра, покрываемая некоторым словом; так, в русском языке цветовая категория «зеленый» покрывает довольно большой набор разных оттенков, от салатового до болотного, и т.д, — прим. N+1). В английском языке, например, представлен полный набор из 11 базовых цветов: black (черный), white (белый), red (красный), green (зеленый), yellow (желтый), blue (синий), pink (розовый), gray (серый), brown (коричневый), orange (оранжевый) и purple (фиолетовый). Согласно исследованию, проведенному в 1999 году лингвистами Полом Кэем и Луизой Маффи (Paul Kay, Luisa Maffi), языки приблизительно равномерно распределены между базовыми цветовыми категориями, перечисленными выше.

В языках с небольшим инвентарем цветообозначений как, например, в языке юпик (обычно так называют целую группу языков алеуто-эскимосской семьи; в данном исследовании, судя по всему, рассматривался сибирский юпик, Сentral Siberian Yupik, который в русскоязычной литературе иногда называют чаплинским или чаплинско-науканским, — прим. N+1), где есть всего пять слов для называния цветов, конкретные названия цветов приобретают более широкие значения. Например, если в языке нет слова «оранжевый», то соответствующий оттенок носители назовут красным или желтым. Систему цветообозначений можно представить в виде схемы, которая полностью покрывает весь видимый цветовой спектр, но конкретные слова, называющие цвета, располагаются в разных местах этого спектра.

Значит ли это, что носители языков с меньшим количеством цветообозначений видят меньше цветов? Нет, как не значит, что носители английского языка не видят разницы между голубым неба (blue) и голубым драже M&M's (blue). К тому же, если бы слова языка ограничивали наше восприятие цвета, то названия цветов не могли бы изменяться, а носители языка не смогли бы добавлять новые слова, отражающие различия цветов.

Нам с моей коллегой Ханной Хэйни (Hannah Haynie) было интересно, каким образом названия цветов могут изменяться со временем, и в частности, как может измениться система названий цветов в целом. То есть, меняются ли отдельные слова независимо друг от друга, или же изменение одного слова влечет за собой изменение остальных? В нашей работе, недавно опубликованной в Proceedings of the National Academy of Sciences, для исследования типичных способов и скоростей изменения названий цветов мы использовали техники компьютерного моделирования, более распространенные в биологии, чем в лингвистике. Вопреки предыдущему утверждению, мы обнаружили, что названия цветов не развиваются в языке каким-то особенным образом.

Теория и вопросы к ней

В предыдущих работах (например, в работах антропологов-лингвистов Брента Берлина (Brent Berlin) и Пола Кэя (Paul Kay) предполагалось, что порядок добавления в язык новых слов для обозначения того или иного цвета практически постоянен. Обычно носители языка начинают с двух слов: одно для черного и всех темных оттенков, другое для белого и всех светлых оттенков. Существует много языков, в которых есть только два названия цветов, и всегда одно из слов тяготеет к черному, а другое к белому.

Если в языке есть три цветообозначения, то третье слово практически всегда называет оттенок, который носители английского назвали бы red (красный). Нет языков, в которых есть только три слова для наименования цветов и эти слова в своих центрах обозначают черный, белый и, например, светло-зеленый.

Если в языке четыре названия цветов, то это будут черный, белый, красный и желтый или зеленый. На следующей стадии, когда есть уже и желтый, и зеленый, добавляются синий и коричневый (именно в таком порядке). Когнитивные психологи и лингвисты, как, например, Терри Реджер (Terry Regier) согласны с тем, что именно эти цвета люди замечают лучше.

Берлин и Кэй также предположили, что языки не могут утрачивать названия цветов. Так, если язык однажды начал отличать оттенки красного (как кровь) от оттенков желтого (как банан), то он не может забыть это различие и опять вернуться к тому, чтобы называть эти оттенки одним словом.

Это заметно отличает лексическое поле цвета от других лексических полей языка, где слова регулярно появляются и исчезают. Например, при метафорическом употреблении слово меняет свое значение, но с течением времени метафорическое употребление может стать базовым. Также значения слов могут расширяться или сужаться. Так, английское слово starve сегодня используется в значении «умирать от голода», а не вообще «умирать», как это было раньше. Кроме того, это слово стало употребляться метафорически.

Мы хотели выяснить, действительно ли стабильность лексического поля, связанного с цветами, настолько уникальна, как это предполагается. Кроме того, нас интересовали модели, по которым образуются названия цветов, а также происхождение этих названий. Наконец, мы хотели посмотреть, в каком темпе меняется эта группа слов: когда язык включает в себя новые названия цветов, стремятся ли они войти в него целой группой? Или каждое новое слово добавляется независимо от других и они входят в язык по одному?

Моделирование языкового дерева

Мы проверили описанные выше идеи на базе названий цветов в языках австралийских аборигенов. Австралийские языки (в отличие от индоевропейских и др.) были выбраны по нескольким причинам. В индоевропейских языках может различаться способ деления цветового спектра на части, но количество частей примерно одинаково — слова обозначают разные части цветового спектра, но их количество меняется не сильно. Так, в русском языке есть два слова для того сегмента спектра, который носители английского языка назовут «blue» (соответственно, «синий» и «голубой» — прим. N+1), но в индоевропейских языках вообще много слов для цветообозначения.

В отличие от индоевропейских языков, в австралийских языках встречаются разные системы наименования цветов, начиная с языка даркиньюнг (Darkinyung), где есть всего два слова (mining — «черный», barag — «белый») и заканчивая такими языками, как кайтетье (Kaytetye), в котором есть целых восемь названий цветов, или бидьяра (Bidyara) с шестью цветообозначениями. Такое разнообразие дало нам большее количество данных для исследования. Кроме этого, в Австралии вообще очень много языков. К началу европейской колонизации их было более 400, и у нас есть данные о системе цветонаименования для 189 языков семьи пама-ньюнга, полученные из базы австралийских языков Чирила (Chirila database).

Для ответа на поставленные выше теоретические вопросы мы использовали методы, разработанные в биологии. Это филогенетические методы, которые используют компьютерные технологии для изучения отдаленного прошлого. Если кратко, то мы применили теорию вероятностей к лингвистическим данными генеалогического дерева языков, чтобы восстановить возможную историю наименования цветов.

В первую очередь, мы построили дерево, которое показывает, каким образом рассматриваемые языки связаны друг с другом. Все современные языки семьи пама-ньюнга восходят к одному предку. Протоязык пама-ньюнга разделился на диалекты, ставшие разными языками, около 6 тысяч лет назад. На момент европейской колонизации в Австралии существовало около 300 языков этой семьи. Обычно лингвисты показывают эти разделения на древовидной диаграмме.

Затем для этого дерева мы построили модель того, как различные признаки (в данном случае — названия цветов) возникают или утрачиваются, а также как быстро эти признаки изменяются. Это очень сложная задача: сначала мы оцениваем правдоподобие реконструкции, потом определяем качество модели относительно предложенных нами гипотез; далее немного меняем параметры модели, чтобы получить другие результаты; оцениваем эту модель и так далее. Мы повторяем эту процедуру много раз (обычно миллионы раз), после чего берем случайную выборку наших оценок. Данный метод изначально принадлежит специалистам в области теории эволюции Марку Пейглу (Mark Pagel) и Эндрю Миду (Andrew Meade).

Обычно получается достоверно реконструировать устойчивые величины, такие как слова для черного, белого и красного цветов. Некоторые формы (например, слово для синего цвета) часто реконструируются просто как отсутствующие в системе. Для третьих реконструкция неустойчива, например, как для желтого и зеленого в разных частях дерева языков: у нас есть некоторые доказательства того, что слова для этих цветов существовали, но уверенности в этом нет.

Результаты нашей работы подтверждают часть полученных ранее данных, но одновременно ставят другую часть под сомнение. В целом полученные нами результаты согласуются с идеями Берлина и Кэя о добавлении слов, называющих цвета, именно в том порядке, который был предложен этими учеными. По большей части наши данные подтверждают: австралийские языки демонстрируют такую же, как и в других языках, модель называния элементов цветового спектра. Если в языке есть три названия цвета, то это будут черный, белый и красный (а не черный, белый и, например, фиолетовый).

Но мы также показали, что австралийские языки, с высокой долей вероятности, могли терять слова, называющие цвета, с той же легкостью, с какой и приобретали. Последнее противоречит существующему уже 40 лет представлению о том, как меняются такие слова — выходит, они ничем не отличаются от любых других слов в языке.

Также мы проследили, откуда пришли слова, называющие цвета. Некоторые из них уже были в языковой семье и, по-видимому, использовались именно в качестве обозначения цветов. Другие слова произошли от названий обиходных предметов, например, tyimp значит «черный» в языке яндрувадха (Yandruwandha), а в близких к нему языках это же слово значит «зола». Также цветообозначения могут происходить от других слов, также связанных с цветом, например, в языке йолнгу (Yolŋu) слово miku означает и «красный», и просто «цветной». То есть названия цветов в австралийских языках имеют такое же происхождение, как и в других языках мира: названия цветов меняются, когда носители языка проводят новые параллели с объектами и явлениями окружающей среды.

Наше исследование показало потенциальную значимость данных об изменении языков для научных областей, прежде считавшихся сферой интересов такой науки, как психология. Психологи и психолингвисты описали, как ограниченные возможности нашего зрения определяют, какие именно части цветового спектра получат отдельные названия. Мы же показали, как эти ограниченные возможности приводят к включению в язык новых слов и потерю старых. Подобно тому, как хамелеона легче разглядеть, когда он двигается, изменение слов в языке позволяет увидеть, как работают отдельные слова.