Платон мне друг, но истины не надо

Оксфордский словарь назвал главным словом 2016 года post-truth — прилагательное, «относящееся к таким обстоятельствам или обозначающее такие обстоятельства, в которых объективные факты влияют на формирование общественного мнения меньше, чем воззвания к эмоциям и личным убеждениям».

Truth можно перевести на русский как «правда» или как «истина». Английский язык не фиксирует тонкого различия между этими понятиями, существующими в русском языке. Вслушайтесь, как по-разному звучит: «Я говорю правду» и «Я говорю истину» — а по-английски в обоих случаях будет «I tell the truth». Носителю же русского языка понятно, что истина одна на всех, а правда у каждого своя. Истина объективна, а правда субъективна.

Определение post-truth, данное составителями словаря, подразумевает объективный характер truth, поэтому в качестве русской кальки будем использовать слово «постистина» и производные.

Оксфордские лексикографы поясняют: слово post-truth существует в английском языке уже лет десять, но в 2016 году отмечен взрывообразный рост его популярности. В данном случае приставка «пост-» подразумевает, что то или иное понятие, прежде бывшее очень важным, потеряло свою значимость. По-видимому, главным образцом для создателей и популяризаторов «постистины» было слово «пострасовый», утвердившееся в американском английском в 1970-е годы, на волне успехов движения против расовой дискриминации: мол, наступает новая эпоха, когда цвет кожи больше не является определяющей характеристикой человека. Соответственно, «эпоха постистины» — это время, когда истина потеряла ценность для общества.

Термин «политика постистины» (post-truth politics) широко использовали англоязычные журналисты, когда писали о референдуме о выходе Великобритании из Евросоюза и о президентских выборах в США. Идея, в общем, следующая: сторонники Brexit, а равно и сторонники Дональда Трампа, не интересуются истинным (!) положением дел в стране, им нет дела до достоверно установленных и проверяемых фактов — им важны их собственные ощущения. Значительная часть британцев убеждена, что евробюрократы норовят зарегулировать всю их жизнь и отобрать у них последний трудовой пенс, — и сколько им ни доказывай с цифрами и документами, что регулирование ЕС на самом деле (!) весьма умеренное и что членство в организации обходится Великобритании существенно дешевле, чем им кажется (!!!), это не производит на них впечатления. «Трамписты» уверены, что президент Барак Обама повысил налоги и чуть было не лишил их права на ношение оружия, — и сколько ни потрясай у них перед носом его законодательными инициативами, они упорно отказываются пересмотреть свое мнение. Да что говорить, Трамп набрал популярность еще в прошлый избирательный цикл (2011–2012 годы) благодаря тому, что публично ставил под сомнение факт рождения Обамы на территории США (это необходимое условие, чтобы иметь право баллотироваться в президенты). Эта конспирологическая теория была многажды опровергнута (в частности, Обама обнародовал свое свидетельство о рождении), но это, парадоксальным образом, нимало не поколебало доверия значительной части электората к Трампу.

«Что-то с ним не так», «нас опять надули», «да все они там одним миром мазаны», «нам что-то недоговаривают» — поди-ка с этим поспорь! «Брекзитеры» и Трамп победили, играя именно на таких эмоциях.

Впрочем, было бы неверно применять термин «постистина» исключительно к политическим консерваторам. Подобная глухота к фактам и отказ от критического осмысления информации характерны для любых «групп по убеждениям» — вспомните хотя бы «антипрививочников», «ВИЧ-диссидентов», противников ГМО и поборников «органических продуктов». Да кого угодно.

С 2013 года в Кембриджском университете группа историков, политологов, антропологов и других ученых во главе с профессорами Джоном Нотоном (John Naughton), Ричардом Эвансом (Richard Evans) и Дэвидом Рансименом (David Runciman) проводит большое исследование современной конспирологии, и их предварительные выводы о «питательной среде», в которой эта самая конспирология существует, очень примечательным образом перекликаются со статьями американских политических аналитиков, пытающихся осмыслить «феномен Трампа». Мы склонны окружать себя людьми схожих взглядов и тем самым изолируем себя от альтернативных идей — образуются герметичные «информационные пузыри», каждый из них со «своей правдой». «Информационный пузырь» — самоподдерживающаяся система, которая отторгает любые сомнения в «своей правде», например, высмеивая их или выискивая у сомневающихся корыстные мотивы.

Навязший на зубах пример: если вы считаете Сталина «кровавым палачом», то человек, который подчеркивает его достижения, представляется вам либо людоедом, либо идиотом, либо троллем на зарплате. Ну и наоборот, соответственно, тоже: если Сталин для вас «эффективный менеджер», то его критики ненавидят Россию, не знают истории и вообще продались. И те, и другие готовы обосновать свою позицию цифрами, цитатами и прочими более или менее убедительными аргументами, а соответствующие аргументы противоположной стороны объявить вырванными из контекста или сфальсифицированными. Спорят-то они при этом не про Сталина, который умер больше 60 лет назад, а про частное и общественное, про свободу и порядок, про цели и средства, про пределы необходимого зла — словом, про убеждения, про эмоции, про «свою правду». Объективное знание, которое содержится в исторических источниках и может быть из них извлечено при помощи известных методов исторического исследования, тех и других в равной степени не интересует. Для них (для нас) никакого объективного знания, истины, попросту не существует — мы считаем таковыми «свою правду». Это не хорошо и не плохо, это просто данность, про которую стоит помнить: мы существа не только рациональные, но и эмоциональные, наши мнения и наше поведение определяются не только разумом, но и убеждениями, которыми далеко не всегда возможно сознательно управлять и которые, строго говоря, вообще не очень понятно откуда берутся.

«Эпоха постистины» — это когда необходимость критического мышления, преодоления глухоты к фактам и к аргументам оппонента перестала быть общепризнанной. Возможно, Трамп это понял и решил на этом сыграть. Возможно, он сам живет в «информационном пузыре» и не желает из него вылезать. В первом случае он гениальный демагог, во втором — безответственный популист. Как бы там ни было, его «постистинная» стратегия сработала.

Но опять же, далеко не только Трамп действовал в логике «постистины». Вот мелкий, почти случайный пример. 18 июля 2016 года Мелания Трамп, жена тогда еще кандидата в президенты США, выступила на съезде Республиканской партии в белом платье. Журналистка Philadelphia Inquirer Элизабет Веллингтон, пишущая о моде, в своей колонке провозгласила, что Мелания вольно или невольно стала символом «белизны» Республиканской партии — попросту говоря, расизма. Прошло десять дней, и соперница Трампа Хиллари Клинтон выступила на съезде Демократической партии в белом брючном костюме. Веллингтон и про нее написала колонку. Белизну одежды Хиллари она провозгласила символом надежды. И потом была еще третья колонка, в которой Веллингтон пыталась объяснить, что символика белого цвета зависит от контекста.

Столь откровенное лицемерие уже и лицемерием-то не назовешь. Это какой-то новый виток «готтентотской морали»: «Зло — это когда сосед украл у меня корову, добро — когда я украл у соседа корову». Разделение на «наших» и «ненаших» уже не определяется ни расовой, ни национальной, ни классовой принадлежностью — только убеждениями. Все на свете — вопрос интерпретации. Все относительно. Истины нет, и все позволено. (Вы, возможно, думаете, что это цитата из игры Assassin's Creed. Нет, это Фридрих Ницше, «К генеалогии морали», 1887 год. Ницше и впрямь приписывает эту идею мусульманскому ордену ассасинов, но откуда он узнал об их тайной доктрине — сообщает крайне смутно. Скорее всего, попросту выдумал.)

Если это новая норма (а провозглашение «постистины» словом года подводит именно к этому), то пора официально объявить, что цивилизованный мир окончательно вступил в эпоху постмодерна. Философские дебаты об относительности истины и о множественности интерпретаций как минимум полвека были уделом немногих интеллектуалов. Выражение «это какой-то постмодернизм» фактически означало «это какая-то отвлеченная чушь и словоблудие». Однако теперь это уже вопрос не только эпистемологии, а самой что ни на есть текущей политики и прикладной социологии. Люди, которые понятия не имеют о Жан-Франсуа Лиотаре, Мишеле Фуко, Ролане Барте, Жане Бодрийяре, оказались в описанной ими вселенной — вселенной, в которой Бог умер, автор умер, нет больше ничего абсолютного, а вместо одной на всех истины — множество правд, равноправных с точки зрения общественного мнения.

Кстати сказать, «научная правда», которой, я полагаю, привержены вместе со мною читатели N+1, в этой вселенной — тоже не более чем одна из правд. От этого делается неуютно. Ведь мы-то с вами знаем, как на самом деле устроен мир, а кто не верит в Большой взрыв, фундаментальные физические постоянные, происхождение видов путем естественного отбора и историко-филологическую критику — ну, невежды, что с них взять. А теперь представьте, что через стенку от вас сидит человек, который точно знает, что Земля плоская, а египетские пирамиды построил Иосиф Прекрасный, чтобы хранить зерно, — и он столь же убежден, что невежда — это как раз вы. Вы сколько угодно можете друг друга презирать, но ни за что на свете друг друга ни в чем не переубедите.

 Добро пожаловать в постмодерн.

Артем Ефимов