Как плохие институты не дают догнать лидеров
Почему одни страны богатые, а другие бедные — один из самых популярных в экономике вопросов. Последняя Нобелевская премия за исследования в этой области — тому подтверждение. Но внутри этого вопроса есть и другой: почему одни страны богатые, а другие хотя и вырвались из бедности, но подняться выше никак не могут? Рассказываем, как устроена эта ловушка среднего дохода, как страны застревают в ней и почему многие экономисты сомневаются в ее существовании.
Это совместный блог N + 1 и Российской экономической школы. В предыдущем цикле статей мы писали о достижениях нобелевских лауреатов по экономике. Премию 2024 года присудили за исследования институтов — им посвящена следующая серия блога, «Институциональный словарь», в которой мы расскажем об основных понятиях институциональной экономики.
В недавно опубликованном «Докладе о мировом развитии» экономисты Всемирного банка предупредили: три четверти населения Земли живут в странах, которые рискуют застрять в ловушке среднего дохода. По состоянию на конец 2022 года под критерии банка для стран со средними доходами попали 108 государств — это экономики, чей валовый национальный доход на душу населения сейчас находится в широком диапазоне примерно от 1100 до 14000 долларов США — в их числе такие гиганты как Китай и Индия. Выбиться в число высокодоходных непросто и удается немногим, констатирует Всемирный банк.
Одним из первых на то, что страны со средними доходами с 1980 года уступали по темпам роста ВВП на душу населения и низкодоходным, и богатым, в начале нулевых указал политолог Джеффри Гарретт. Они недостаточно выигрывают от глобализации и могут быстро в ней разочароваться, не сумев догнать мировых лидеров, писал Гарретт.
К началу XXI века опыт многих стран Латинской Америки говорил: перейти из бедных стран в категорию среднедоходных проще, чем потом ворваться в число богатых. Ориентируясь на эту тенденцию и статью Гарретта, экономисты Всемирного банка Хоми Карас и Индермит Джилл предположили, что аналогичный эффект ждет и страны Юго-Восточной Азии. В книге 2007 года они предупредили, что стремительный рост в регионе может замедлиться. Этот феномен Карас и Джилл и назвали ловушкой среднего дохода.
Основной рецепт роста, рекомендованный Всемирным банком и другими международными финансовыми организациями бедным странам, выглядел следующим образом. Нужно задействовать многочисленную дешевую рабочую силу, перенаправляя ее из примитивных секторов экономики, прежде всего сельского хозяйства, в более продвинутые, ориентированные на экспорт отрасли обрабатывающей промышленности. На этом этапе перераспределения и накопления капитала даже небольшие технологические изменения позволяют ощутимо увеличить производительность. Попутно нужно улучшать здравоохранение и образование, чтобы развивать человеческий капитал.
Выводя свои товары на внешние рынки, стране проще привлекать иностранные инвестиции, а увеличивающийся капитал при этом достаточно эффективно распределяется среди ее фирм благодаря тому, что они участвуют в международной конкуренции. Это позволяет всей экономике очень быстро расти — и страна достигает планки среднего дохода. «Примеры такого роста — „азиатские тигры“, Китай или Советский Союз, экономика которого довольно быстро росла и на этапе сталинской индустриализации, и в послевоенный период вплоть до 1970-х», — объяснял подкасту РЭШ «Экономика на слух» профессор РЭШ Валерий Черноокий.
Но Карас и Джилл заключили, что, вырвавшись из ловушки бедности, страны оказываются в другой: оказалось, быстрый рост в таких странах почти неизбежно замедляется. Рабочей силы, которая могла бы перейти из аграрного сектора в промышленный, становится все меньше, с ростом зарплат в промышленности преимущества дешевого труда тают, а отдача от капитала по мере его накопления падает. Конкурировать с технологическими лидерами тоже в этот период не получается — в итоге страны со средними доходами по темпам развития начинают проигрывать и развитым экономикам с их инновационной продукцией, и бедным странам с их дешевой рабочей силой.
«Эпоха застоя в СССР доказывает, что невозможно бесконечно расти только за счет накопления капитала», — отмечал Черноокий. Экономике нужен стимул в виде новых идей, технологий, инноваций. Из почти сотни стран, попадавших в категорию среднедоходных в 1970-м, к 2010-му году подняться в высокодоходную группу смогли около десятка: это, например, Южная Корея, Сингапур, Гонконг и Тайвань в Азии или Кипр, Мальта и Греция в Европе. Вдвое больше стран упали обратно в низкодоходную категорию, например Кения, Танзания или Руанда. А большинство оставались на среднем уровне в течение всех четырех десятилетий.
Впоследствии Карас и Джилл отмечали, что не планировали вводить новый термин, а лишь хотели указать на проблему: традиционные рецепты экономического роста, которые экономисты рекомендовали странам с низкими доходами, перестают работать по мере того, как эти страны богатеют. А значит, следовало искать причины и новые решения.
Тем не менее, словосочетание быстро стало популярным и в СМИ, и в академической среде, и среди официальных лиц. О ловушке среднего дохода применительно к своим странам в разное время говорили и премьер-министр Малайзии Наджиб Разак, и бывший российский первый вице-премьер Игорь Шувалов, а власти ЮАР упоминали ее в государственной программе развития экономики.
Многие экономисты пытались найти количественные характеристики ловушки среднего дохода и проверить, действительно ли ее существование подтверждается данными. Например, Барри Эйхенгрин с соавторами выделил страны, где средние темпы роста ВВП на душу населения составляли не менее 3,5 процента в среднем за семь лет, а потом упали как минимум на 2 процентных пункта в следующие семь лет. Оказалось, что в большинстве случаев такое замедление происходит, когда ВВП на душу населения достигает от 10 до 15 тысяч долларов по паритету покупательной способности, а доля занятых в обрабатывающей промышленности доходит до 23 процентов от всей рабочей силы.
Экономисты МВФ в статье 2013 года, проанализировав макроэкономические показатели множества стран, также подтвердили, что страны со средними доходами сталкиваются с резким замедлением роста относительно своего долгосрочного тренда намного чаще, чем страны с высокими и низкими доходами. Причем эта закономерность справедлива при самых разных количественных границах среднедоходной категории, указывали авторы.
Критики концепции ловушки среднего дохода, также основываясь на эмпирических данных, сомневались в самом факте ее существования. Бывший министр финансов США и профессор Гарварда Ларри Саммерс с соавтором Лантом Притчеттом настаивали, что за необычайно быстрым ростом естественным образом следует замедление и размер ВВП на душу населения тут ни при чем. Кроме того, писали они, абсолютные границы среднедоходной категории, которые использует Всемирный банк, слишком широкие (например, сейчас верхний порог среднедоходной категории в почти в десять раз больше нижнего) и формальные — в реальности у стран в этой категории слишком мало общего и причины замедления в разных странах разные.
Еще один гарвардский профессор, знаменитый экономист Роберт Барро называл ловушку среднего дохода мифом, подчеркивая, что перейти из бедных стран в среднедоходные не сложнее и не проще, чем из среднедоходных в богатые. К таким же выводам пришли и экономисты Азиатского банка развития. Другие ученые даже писали, что в реальности существует не ловушка, а трамплин среднего дохода: данные с 1950 по 2005 год свидетельствовали, что страны из среднедоходной категории росли быстрее среднего.
Джилл и Карас отвечали критикам, что суть их концепции не в том, чтобы найти строгую статистическую закономерность. Главное в другом: хотя отдельные препятствия могут быть специфичными, многие развивающиеся экономики сталкиваются с похожими институциональными проблемами, мешающими им расти темпами, на которые они потенциально способны. Так, переход от промышленной модели роста к более высокотехнологичной экономике знаний, опирающейся на сферу услуг, невозможен без хорошо развитого финансового рынка, а также без качественной процедуры банкротства, благодаря которой менее эффективные компании закрываются и ресурсы перераспределяются к более успешным конкурентам.
Не менее важны и политические институты, что показали и новые Нобелевские лауреаты по экономике: неэффективные компании не будут уходить с рынка, если их интересы защищают связанные с ними политики и бюрократы. В недемократических странах такие группы интересов влиятельнее и им проще удерживать свое положение. Им удается зацементировать его, пока экономика растет, опираясь на сравнительно простые промышленные производства. Но чтобы внедрять инновации, нужна сильная конкуренция. В такой ситуации контрагентов уже нельзя, как прежде, выбирать исходя из личных связей или коррупционных интересов, а исполнение контрактов должно гарантироваться не честным словом, а верховенством права.
Один из Нобелевских лауреатов 2024 года, Дарон Аджемоглу, в статье 2006 года вместе с соавторами Филиппом Агийоном и Фабрицио Зилиботти при помощи теоретической модели показал, как именно экономики с некачественными институтами замедляются по мере того, как технологический фронтир становится все ближе.
На начальных стадиях догоняющего развития собственные инновации — еще не главное: чтобы сократить отставание от лидеров, можно внедрять их технологии или копировать их. Необходимые для этого инвестиции получить не так уж трудно: на этом этапе отдача на капитал высока и банкам или инвесторам не так важно тщательно выбирать самые эффективные компании. Это дает быстрый рост выпуска, поэтому государство может пытаться стимулировать такие инвестиции — например, защищая рыночное положение компаний, которые их получают. Сделать это можно через лицензирование или другие регуляторные барьеры, которые затрудняют доступ новых компаний на рынок.
Заимствуя все больше передовых технологий, фирмы приближают экономику к технологическому фронтиру, но на этой стадии им нужно внедрять уже собственные инновации, позволяющие конкурировать с международными лидерами. Проблема в том, что руководству фирм это не нужно — они по-прежнему могут привлекать капитал, поскольку инвесторы не занимаются тщательным отбором и привыкают к устоявшимся отношениям. Да и из-за барьеров, препятствующих доступу новых компаний на рынок, претендентов на инвестиции не так уж много.
Поэтому даже если государство решит поменять эти институты, оно может столкнуться с сопротивлением бизнеса — особенно если экономическую власть в стране можно конвертировать в политическую через лоббизм или коррупцию. Так экономика застревает с институтами, которые хорошо работали на стадии внедрения чужих технологий, но не подходят для собственных инноваций — а это главный источник долгосрочного экономического роста.