«Мораль. О восстановлении общего блага в эпоху разобщенности»

Чем опасны одиночество и социальная изоляция

Все больше людей сталкиваются с неравенством, депрессией и зависимостями, а будущее кажется им неопределенным. По мнению философа Джонатана Сакса (1948-2020), мы переживаем культурный кризис, а его главная причина — господство индивидуализма. В книге «Мораль. О восстановлении общего блага в эпоху разобщенности» (издательство «Книжники»), переведенной на русский язык Олегом Алякринским, философ Джонатан Сакс (1948-2020) рассуждает о том, как общий моральный кодекс, ответственность и сотрудничество помогут справиться с проблемами современного общества. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом об одиночестве и последствиях социальной изоляции.

***

На карикатуре в номере журнала «Нью-Йоркер» от 4 ноября 2019 года актер Хамфри Богарт в белом смокинге и черной бабочке сидит один за стойкой бара со стаканом бурбона в руке. Перед ним лежит гаджет. Он поворачивается к нему и говорит: «Алекса, сыграй-ка мне „Время проходитШлягер из культового фильма «Касабланка» (1942) с Хамфри Богартом и Ингрид Бергман в главных ролях. В фильме герой Богарта обращается к пианисту и просит его: «Сэм, сыграй-ка еще раз!»“». Пронзительный образ эпохи, в которой коммуникационные технологии умнее и быстрее, чем когда-либо прежде, но в которой человеческое общение — живое, лицом к лицу, обращенное к другому, тет-а-тет — огромная редкость. Мы становимся одинокой толпойКнига американского социолога Дэвида Рисмена «Одинокая толпа» (1950) — одно из первых исследований атомизации массового общества середины ХХ века..

Проблема оказалась настолько серьезной, что в январе 2018 года Трейси Крауч была назначена первым в истории Британии «министром одиночества», как ее тут же окрестила пресса. Это назначение задело чувствительную струну. Одиночество не есть нечто новое — впервые о нем мы слышим во второй главе Библии, когда Адам осознает, что у него нет партнера, и Бог говорит: «Нехорошо человеку быть одному» (Берешит, 2:18). Но лишь совсем недавно одиночество стало расцениваться как серьезная опасность для здоровья. Одним из факторов, ускоривших создание нового министерства, стал аналитический доклад 2017 года Комиссии Джо Кокса по одиночеству, согласно которому более девяти миллионов человек в Великобритании чувствуют себя одинокими. Двести тысяч пожилых британцев не разговаривают со знакомыми или родственниками по месяцу и больше.

Аналогичная ситуация и в Соединенных Штатах. Опрос социологической службы Cigna в 2018 году показал, что 46 процентов американцев постоянно или часто чувствуют себя одинокими, а 47 — считают себя брошенными. Каждый четвертый редко или вообще не находит понимания среди окружающих. Для 43 процентов отношения с людьми утратили всякий смысл, поэтому они сторонятся других, 54 процента полагают, что у них нет хороших знакомых. Больше всего страдают от одиночества молодые люди в возрасте от 18 до 22 лет. Это явление не ограничивается Западом. В Украине, России, Венгрии, Польше, Словакии, Румынии, Болгарии и Латвии 34 процента населения признают себя одинокими. В Японии есть целая прослойка населения, так называемые хикикомори, численностью свыше миллиона, — это люди, которые затворились в своих домах, редко или никогда не выходят на улицу и ведут отшельническую жизнь.

Как уже отмечалось выше, сегодня на Западе одиноких людей больше, чем когда-либо раньше. Лишь половина взрослых американцев живут в браке, а ведь еще в 1960 году таковых было 72 процента. Более половины американцев в возрасте от 18 до 34 лет не имеют постоянного партнера. Все больше людей сожительствуют, а не вступают в брак, причем длится это сожительство в среднем меньше трети средней продолжительности брака. Все меньше детей, вырастая, живут рядом с родителями. Корпорации часто предлагают своим сотрудникам переезжать в другой регион или страну, что еще больше подрывает отношения между людьми. Особенно страдают от изоляции пожилые. В одиночестве живет треть британцев и американцев старше 65 лет и более половины — тех, кому за 85.

Есть еще один феномен, который отмечает Роберт Патнэм: заметное сокращение численности в коллективах, которые когда-то регулярно объединяли людей — в спортивных командах, местных благотворительных организациях, религиозных общинах и т. д. Люди все чаще пользуются электронными средствами коммуникации и все реже общаются лицом к лицу, что само по себе таит опасность, поскольку пользу для здоровья приносит общение, связанное с реальным физическим присутствием.

Одиночество пагубно для здоровья. Оно давно ассоциируется с такими психическими расстройствами, как подавленность, депрессия и шизофрения. Недавно была также установлена тесная связь одиночества с телесными недугами: сердечно-сосудистыми заболеваниями, инсультом, раком, деменцией и болезнью Альцгеймера.

Есть разница между одиночеством и социальной изоляцией. Первое — субъективные, осознаваемые переживания, а социальная изоляция — состояние объективное, обычно определяемое как отсутствие контактов с семьей, друзьями, средой и обществом в целом. Социальная изоляция сама по себе так же вредна, как выкуриваемые 15 сигарет в день, и куда более опасна, нежели ожирение. Опубликованное в 2015 году исследование, в рамках которого в течение семи лет наблюдали за 3,4 миллиона человек, показало, что у социально изолированных людей риск умереть на 26 процентов больше. Если же они живут в одиночестве, этот риск возрастает до 32 процентов.

Хроническое одиночество связано с повышенным уровнем кортизола, гормона стресса, и высоким сопротивлением кровотоку в кровеносных сосудах, в результате кровяное давление растет. Это приводит к ослаблению иммунной системы и способности организма бороться с инфекциями. Опрос, проведенный в 2012 году среди людей старше 60 лет, выявил, что 43 процента из них чувствуют себя одинокими, у них резко понизилась подвижность и желание заниматься повседневными делами. Последние данные убедительно подтверждают, что одиночество и социальная изоляция представляют собой серьезную опасность для нашего здоровья — как физического, так и душевного.

Партия в покер с друзьями раз в неделю или посиделки за чашкой кофе продлевают нашу жизни так же, как и отказ от привычки выкуривать по пачке сигарет в день. Люди, ведущие активную социальную жизнь, быстрее восстанавливаются после болезни. Проведенное Калифорнийским университетом в 2006 году исследование показало, что из трех тысяч женщин с раком груди у тех, кто общался с широким кругом друзей, шансов выжить было в четыре раза больше, чем у малообщительных женщин.

Разумеется, далеко не все из нас компанейские. Кто-то находит отдушину в уединении. Можно быть в одиночестве, но не одиноким. Но наша жизнь большей частью — это общение. Вот почему отчуждение тягостно и опасно.

***

Одно из неожиданных последствий потери близких связей описал известный военный корреспондент Себастьян Юнгер в своей увлекательной книге «Племя», посвященной теме общности. Он попытался ответить на вопрос, почему посттравматическое стрессовое расстройство среди американских военнослужащих сегодня сильно как никогда в истории США, а возможно, и в мировой истории. Согласно его гипотезеЮнгер С. Племя. Как выжить в мире тотального одиночества. М.: Эксмо, 2020. С. 153., возвращаясь домой и порывая с тесными узами воинского товарищества, вчерашние солдаты оказываются в относительной изоляции от современного общества: «Современный солдат, возвращающийся с поля боя, покидает некую тесную группку и возвращается в общество. А там большинство людей работают вне дома, детей обучают незнакомцы, семьи изолированы от более крупных сообществ, а личная выгода почти полностью затмевает коллективную пользу». Тесные узы общности, которые врачуют душевные недуги, более не существуют.

Одиночество, рождаемое недостатком человеческих взаимосвязей, затрагивает нашу сущность как социальных животных. Мы не единственные такие животные, но именно наша способность налаживать обширные контакты отличает нас от других видов. Наша открытость делает нас людьми, и она глубоко укоренена в нашем эволюционном прошлом. Вот это и выражает нашу мораль — нашу преданность друг другу, нашу способность создавать узы общности и заботы. Наше благополучие зависит от принадлежности к одному или нескольким сообществам, внутри которых мы готовы действовать на благо других, зная, что и они готовы к тому же ради нас.

За наш индивидуализм приходится платить слишком дорого: разрушением брака и хрупкостью семей, прочностью общинных связей, а, следовательно, и собственной идентичностью и, что не менее важно, утратой чувства общности с тем, что было до нас и продолжится после того, как нас не будет. Эдмунд Берк писал, что культура, которая разрушает связь между прошлым и будущим, разрывает и «всю цепь и преемственность общего достояния. Поколения ничто не будет связывать друг с другом. Люди станут не более чем летними мухами». Сдвиг от «мы» к «я» влечет за собой катастрофические последствия.

Напротив, крепкие семейные узы в буквальном смысле животворны. Сьюзан Пинкер рассказывает о нескольких деревнях на Сардинии, где обитают долгожители. Самое поразительное — мужчины там живут так же долго, как и женщины (обычно разница в продолжительности жизни между полами составляет 5–7 лет в пользу женщин), а достигших столетнего возраста там в десять раз больше, чем в среднем в других местах. В этих деревнях, в том числе и в Виллагранде-Стризайли в горах Дженнардженту, которую она посетила, никто не живет в одиночестве, здесь старики всегда вместе со своими детьми, жители постоянно ходят друг к другу в гости, общение очень интенсивное, и сельчане работают в поле пока хватает сил, выходя на пенсию, когда им перевалит за восемьдесят, а то и девяносто лет.

Оказывается, один из рецептов долголетия — жить вместе и уважать старость. Жители этих сардинских деревень, пишет Сьюзан Пинкер, считают долгожителей общим достоянием и рьяно оберегают свои «сокровища» — так назвала одна женщина своего 102-летнего дядю.

Стариков в деревне уважают, почитают, их постоянно навещают члены их семей, особенно молодые. Они никогда не остаются одни Пинкер называет это «эффектом деревни». Вот впечатляющий пример социальной сопричастности. Постоянное общение с друзьями и домашними — залог духовного и физического здоровья, жизни, исполненной смысла.

Чувство общности — это то, что давала религия в поворотные моменты истории. Так было, в частности, в первой половине XIX века в Великобритании и Америке, переживавших большие социальные потрясения, вызванные массовым исходом людей из деревни в города в эпоху промышленной революции. Для многих это был травмирующий опыт. Немецкие социологи описывают этот процесс как переход от Gemeinschaft (общины) к Gesellschaft (обществу), от личных отношений, преобладавших в небольших сообществах, к анонимным встречам незнакомцев, из которых состояла бо́льшая часть городской жизни. Церквам в обеих странах понадобились немалые усилия для того, чтобы восстановить жизнь общин в городской среде, и это помогло преодолеть такие негативные последствия социальной неустроенности, как пьянство и жестокое обращение с детьми.

Ту же роль сыграл иудаизм в Америке и Британии для еврейских семей иммигрантов, которые пережили болезненный отрыв от родных корней, спасались от преследований и оказались странниками в чужой стране. Почти сразу они соорганизовывались в landsmanshaft, братства, состоявшие из земляков — выходцев из одного местечка или города. Недавно прибывшим иммигрантам эти землячества оказывали поддержку, помогая найти жилье, устроиться на работу, преодолеть культурные или бюрократические трудности, а также предоставляя деньги больным или безработным.

Я видел это собственными глазами. Мое детство прошло среди евреев-иммигрантов первого поколения, приехавших в Британию из Восточной и Центральной Европы до (а некоторые и после) войны. Они приезжали ни с чем, но почти все они в течение одного поколения выбрались из городских гетто и начали обустраивать личную жизнь и жизнь своих семей. Если отцы были разнорабочими, портными, лавочниками и уличными торговцами, то их дети в большинстве своем закончили университет и стали специалистами.

Подробнее читайте:
Сакс, Джонатан. Мораль. О восстановлении общего блага в эпоху разобщенности / Джонатан Сакс ; пер. с англ. Олега Алякринского. — М. : Книжники, 2024. — 400 с.